Алексей Алнашев - О боли

– Та-а-ак, – ехидничает баба Альфия и продолжает ровным голосом: А для чего тебе необходима боль?

– Получается, чтобы выполнить заключенный с тьмой давний договор.

– Да, это так. Тьма нас обманула, и мы заключили с ней договор не на жизнь, а на смерть. И, развивая в своей жизни мысль тьмы, мы тем самым создаем в своей душе и плоти новую и новую боль. А тем временем, когда наша душа развивает чужие мысли, наш родной дух спит, не сном, не бодрствованием негаданный.

– Дак, что получается, что человек, когда не убирает в себе боль, то он выполняет договор с тьмой? – вскрикиваю я.

– Да и не только. Человек этим еще создает условия, чтобы каждое живое во Вселенной попало под влияние тьмы.

– Какой ужас!!! – кричу я, а, немного подумав, продолжаю, ища оправдание для боли: А как же яд? Ведь это тоже нас разрушает и убивает, но мы его едим и свою же жизнь этим правим?

– А яд – это что?

– По сути, лекарство.

– Оно необходимо для жизни?

– Да! Оно же лекарство, которое необходимо для лечения.

– Так, а когда ты чуть переборщишь и примешь его больше? – не дает мне спуску баба Альфия.

– Тогда им можешь отравиться.

– Так. Возьмем, к примеру, воду. Когда ты жадно пьешь, ты утолишь жажду?

– Нет. Только весь отеками покроюсь, а жажда останется.

– Наполнишь свой бурдюк, а толку нет. Только сам себе навредишь: заставишь внутренние органы работать с перегрузкой. По-другому говоря – надсадишь свой организм, да на память создашь себе грыжу и этим нанесешь серьезный урон своей плоти.

– Значит все же боль нам необходима!!? – возмущенно спрашиваю я.

– Необходима!!! – также возмущенно отвечает мне баба Альфия. – Только для того, чтобы показать саму себя, боль другую.

– Как может боль показать мне боль другую?

– Очень просто. Вот смотри, ты поранил недавно ногу?

– Да.

– И что тебе боль показала?

– Что я не доделал дело. Что в мире не может быть начатых и не доведенных до конца дел, так как это боль другая.

– А то, что ты сейчас сказал, это познание умирающего мира?

– Да.

– Когда ты убрал боль, связанную с этой ситуацией, то, что у тебя осталось?

Я смеюсь и, немного подумав, отвечаю:

– Память о том, что я когда-то поранил ногу.

– Значит, не полностью боль убрал. Хорошо, давай другой пример разберем… В детстве к горячей печке лез?

– Да.

– И что у тебя сейчас осталось от этой боли?

– Что я об печку обожгусь.

– Это тоже боль… По сути, когда ты уберешь боль, связанную с этим событием, остается только знание о том, что печка в жизни бывает горячей, а не тот факт, что она может тебя обжечь. Скажи, для чего тебе необходимо бояться печки?

– Для того чтобы не обжечься об нее.

– И жить в вечном страхе, что печка может тебя обжечь, так что ли!? – выпучив глаза, спрашивает меня баба Альфия.

– Нет.

– А что тогда!? – продолжает в том же тоне бабуля.

– Ну-у-у, что… что печка… может меня обжечь.

Мы смеемся.

– А это «печка может меня обжечь» – что такое?

– Страх.

– А страх – это боль?

– Да.

– Страх вечен?

– Да, если его не убрать.

– А он сам уйдет?

– Нет.

– Ху-у… Давай передохнем, а то ты меня совсем уморил.

– Давай.

Баба Альфия встает и убирает еду со стола. А я сижу молча, забыв про все на свете, и наблюдаю, как быстро и ловко она управляется. Бабуля прибирает на столе, и после приносит бумагу и карандаш, кладет их передо мной и говорит:

– Выпиши обиду на печку, а затем продолжим.

Я беру бумагу и выписываю все, что у меня идет на печь да каждую мысль, что я о ней думаю. Затем отвечаю на вопросы: кто я для печки и кто я сам для себя, когда я обжегся об печь, да кто для меня печка в этот момент и что для меня печка в этот момент. И даю исписанные листочки бабе Альфие.

Баба Альфия берет их и меня спрашивает:

– Что тебе показывает боль, которая была нанесена тебе печкою, когда она обожгла тебя?

– Саму себя.

– А еще что?

– То, что ее создало.

– И что ее создало?

– Обида на печь, что она не высушила мои штаны и куртку, когда мне необходимо было идти на улицу, а других штанов не осталось.

– Так. А что еще показывает тебе эта боль? – продолжает бабуля.

– Что я дурак. И из-за того, что я боюсь печки, я не вижу, что она может еще полезного для меня сделать.

– Так. А еще?

– Больше ничего не вижу.

– Что этим ты развиваешь мысль чужую. Эта чужая мысль настраивает окружающий мир против тебя самого. И что ты сам себя ограничиваешь, от того, что тебя обидело, отказываешься, закрываешься, прячешься и сбегаешь. А это есть бегство от самого себя. По-другому говоря – самоубийство. Дак что тебе показывает боль?

– Саму себя. Ту чужую мысль, которую я развиваю, и ее последствия.

– А когда мы избавляемся от боли, то вместо нее, что остается?

– Жизнь… Моя жизнь.

– Знания жизни, – правит меня баба Альфия. – А знания жизни показывают нам нашу жизнь. Нашу мысль жизни. То, что нам необходимо для творения своей жизни да в каком направлении нам мысль жизни развивать. Вот так, сынок. А сейчас посмотри, есть ли смысл цепляться за болячку и ее в себе лелеять? Посмотри, что она тебе дает и куда она тебя ведет? – говорит баба Альфия и выходит, как ни в чем не бывало, во двор.

А сама меня, точно куда-то с головой окунает, что я вдруг ясно начинаю видеть, что со мной в этот момент творится…

Одним весенним днем у меня было очень скверное настроение – на душе кошки скребли. Я вдруг страшно заскучал по деду Коле и бабе Ане. Тогда, долго не думая, сразу после школы, не заходя домой, решил их навестить.

Я бегу к ним в деревню. И деревня встречает меня в этот раз как-то по-особому: кругом все зеленеет и цветет, воздух свежий, как после дождика. У меня возникает ощущение, что она меня к чему-то готовит и как бы приглашает в новый мир! Деревья стоят в сказочно красивых цветах, витающие в воздухе ароматы сладко дурманят, вселяя в меня чувство радости и благодати. Все вокруг словно шепчет мне: здесь тебя ждут, здесь тебя любят! Здесь – мир прекрасен!

Подойдя к дому деда Коли и бабы Ани, я слышу целый хор птиц, которые одаривают меня какой-то силой, приговаривая на все лады: мы с тобой, иди смелей! Я захожу в дом, а там – все блестит и сияет, все пляшет, улыбается и радуется жизни! Все в движении: стол, скамейки, посуда и даже печка! Будто бы все вокруг водят хоровод и меня в него приглашают да на что-то благословляют. Я прям теряюсь, немного мечусь по дому.

И тут, словно во сне, в дом заходит баба Аня – молодая, высокая, стройная не по годам. Вся сияет, словно пришла на свидание со мной, чего-то себе напевает, глаза горят. Меня видит и – делает вид, что смущается, как девица. Застенчиво обходит весь дом, а потом подходит ко мне и легонько щипает меня. Словно проверяет меня: наяву все это происходит или во сне? Боль от этого щипка я чувствую, но все еще не верю, что не сплю. Сам себя щипаю в другом месте, чтобы самому убедиться: больно – значит, точно не сплю. Тогда я здороваюсь с бабой Аней, а она так же скромно и любезно отвечает мне. Все словно в песне – воздушно, сказочно. Я ничего ни понимаю и спрашиваю:

– Баба Ань, что здесь происходит? Деревня – необычная, птицы – необычные, дом – необычный. Ты, бабуль, какая-то молодая, цветущая, словно меня соблазняешь на что-то, все везде движется. Да движется не как раньше, а все в такт, в одном направлении. Движение словно перетекает с одного в другое, как по эстафете передается… И все вокруг поддерживают это движение, пропускают его через себя и передают дальше, плывя в мире ласки, тепла и нежности…

А она, вторя в тон и в такт моим словам, поддерживая течение моей речи, отвечает мне вопросом:

– А ты сам что чувствуешь при этом?

– Что я попал в какую-то сказку. Да в сказку непростую. И что-то за этим кроется…

Здесь очень хорошо, и это меня к себе манит и одновременно почему-то пугает. Я вижу, что это царство благоденствия, но внутри меня что-то мешает принять его, и наоборот даже пугает. Идут вопросы. Зачем? Куда оно меня зовет, притягивает к себе? Чего оно хочет? Почему это происходит именно со мной? Разве я это заслужил или, наоборот, я в чем-то провинился? Что со мной сейчас происходит? И чувствую, что оно меня понемногу поглощает. Мне в нем очень хорошо и радостно. И я потихоньку растекаюсь в этом нечто прекрасном…

Вдруг со мной что-то происходит, и постепенно во мне исчезают вопросы. Ощущение, что я таю, но не умираю, а наоборот – расцветаю, плыву в облаках, купаюсь в цветах, запахах, в воздухе, в воде, в мебели, в доме, даже в печи… И такое чувство, что я – это все, а все это – я. Мы все едины. Все перетекает из одного в другое. Внутри меня звучит какая-то мелодия, и она необычная, земная, да сложенная из самой жизни: в ней то вода издает звуки, то воздух, то печка поет, то птицы щебечут, то стены звенят, то барабанная дробь по столу ложками. И все это звучит да еще и во мне самом. Все бьется в едином ритме. Все издает какую-то свою мелодию, которая так привораживает, так притягивает и манит к себе! И когда я вливаюсь в нее, то слышу свою песню… И вдруг вижу, что это – стон моей души!!!