Никколо Макиавелли - Государь (сборник)

Глава XXXVI

О причинах, почему до сих пор считается, что французы в сражении поначалу сильнее мужей, а потом слабее женщин

Свирепость того француза, который вызывал на реке Аниен кого-нибудь из римлян сразиться с ним, и исход его схватки с Титом Манлием напоминают мне о неоднократно повторенном Титом Ливием мнении, что в начале битвы французы сильнее мужей, а при продолжении ее становятся слабее женщин. Размышляя о причинах этого, многие полагают, что такова природа французов, и, по-моему, подобное мнение верно; но это не означает, что нельзя с помощью искусства сохранить эту их природную ярость до самого конца сражения.

Для доказательства я сошлюсь на то, что войска бывают трех родов: первый обладает и яростью, и порядком; ведь доблесть в сочетании с неистовством проистекает из упорядоченного устройства, которое было у римлян, и по всей их истории видно, что римская армия обладала правильным порядком, на долгое время обеспечившим ей сохранение строгой дисциплины. В правильно устроенном войске недопустимы никакие самовольные поступки, поэтому в римской армии, которая завоевала весь мир и с которой должны брать пример все остальные армии, без приказа консула нельзя было ни есть, ни спать, ни развлекаться с женщинами, ни заниматься какими-либо другими военными или домашними делами. Если в войске заведено иначе, это не настоящее войско, и даже когда ему удается показать себя, это бывает за счет порыва и натиска, а не вследствие доблести. Но там, где упорядоченная доблесть согласует порыв со временем и с обстоятельствами, войско не отступает ни перед какими трудностями и не падает духом, ибо дух его и порыв, питаемые надеждой на победу, поддерживаются хорошим порядком, и пока сохраняется порядок, сохраняется и надежда. Иначе дело обстоит в том войске, которое не упорядочено и полагается только на яростный порыв, как это было у французов. Это их подводило в бою, ибо, когда им не удавалось одержать верх после первого же натиска, они оказывались в затруднении, потому что их порыв не опирался на упорядоченную доблесть, а кроме него, им не на что было рассчитывать, и когда этот порыв охладевал, они проигрывали. Римляне, напротив того, вследствие упорядоченности своего войска не боялись опасностей, твердо верили в победу и сражались упорно и ожесточенно, с одинаковой храбростью и с одинаковой доблестью как в начале, так и в конце. Более того, в пылу битвы они еще более возбуждались. В войсках третьего рода нет ни естественной ярости, ни внешнего порядка; к ним относятся современные итальянские армии, от которых не бывает никакой пользы, и если им не посчастливится наткнуться на войско, которое почему-либо их испугается и побежит, им никогда не одержать победу. Не стану приводить примеры, потому что всякий день приносит нам подтверждения этого. Приведу, чтобы всякий понял, какой должна быть хорошая армия и какова бывает плохая, свидетельство Тита Ливия, выраженное в словах Папирия Курсора, произнесенных им при наказании начальника конницы Фабия: «Nemo hominum, nemo Deorum, verecundiam habeat; non edicta imperatorum, non auspicia observentur; sine commeatu vagi milites in pacato, in hostico errent; immemores sacramenti, licentia sola se ubi velint exauctorent; infrequentia deserantur signa, neque conveniatur ad edictum, nec discernantur, interdiu nocte; aequo iniquo loco, iussu iniussu imperatoris pugnent; et non signa, non ordines servent: latrocinii modo, caeca et fortuita, pro solemni et sacrata militia sit» [89] . По этому отрывку можно легко судить, действуют ли современные армии слепо и беспорядочно или их деяния освящены обычаем и присягой, и сколь далеки они от того, чтобы по праву называться войском, таким же грозным и упорядоченным, как римское, или хотя бы только яростным, как французское.

Глава XXXVII

Необходимы ли мелкие стычки перед сражением и как избежать их, желая узнать незнакомого врага

Похоже, что приводить людские дела в совершенство, как мы уже говорили, помимо всего прочего, мешает близость между добром и злом, так что, желая первого, нельзя, по-видимому, избежать второго, ибо зло рождается одновременно с этим же добром. Это можно заметить во всех людских начинаниях. Нелегко обрести желаемое благо, если судьба не поможет тебе и своей силой не преодолеет указанное обычное и естественное препятствие. Обо всем этом напомнила мне схватка между Манлием и французом, по поводу чего Тит Ливий говорит: «Tanti ea dimicatio ad universi belli eventum momenti fuit, ut Gallorum exercitus, relictis trepide castris, in Tiburtem agrum, mox in Campaniam transierit» [90] . С одной стороны, я полагаю, что хороший полководец должен избегать всех второстепенных действий, которые могут плохо повлиять на его войско, ведь вступать в столкновения с врагом только частью своих сил, когда судьба поставлена на карту, крайне безрассудно, о чем я говорил выше, осуждая охрану перевалов.

С другой стороны, я думаю, что мудрые военачальники, встречаясь с новым врагом, устрашающим своей известностью, бывают вынуждены еще до генерального сражения испытать его в легких стычках со своими солдатами, чтобы те, познакомившись и схватившись с противником, избавились от ужаса, внушаемого его славой и громким именем. Командующий войском обязательно должен обратить на это внимание как на насущную необходимость, ибо поражение тебе почти обеспечено, если ты в мелких столкновениях перед боем не избавишь своих солдат от той робости, которую известность врага может заронить в их души.

Валерий Корвин был отправлен римлянами с войском против самнитов, незнакомого им противника, с которым они дотоле еще ни разу не скрещивали оружие; Тит Ливий сообщает, что Валерий начал с легких стычек между римлянами и самнитами, «ne eos novum bellum, ne novus hostis terreret» [91] . Но здесь заключается и великая опасность, ибо если твои солдаты будут побеждены в этих столкновениях, они станут трусить еще больше, и из этого выйдет противоположный твоим намерениям результат, то есть вместо ободрения ты еще сильнее их напугаешь. Это одна из тех вещей, где расстояние между злом и благом столь незначительно и они так неотделимы друг от друга, что вместо одного легко получить другое. На этот счет я скажу, что хороший полководец со всем старанием должен следить, чтобы никакая случайность и никакое событие не могли подорвать боевой дух его войска. Боевой дух снижается там, где начинают проигрывать, поэтому нужно остерегаться мелких стычек и вступать в них только при большом численном перевесе и с твердой уверенностью в победе. Не стоит защищать проходы, если при этом невозможно использовать все войско, нет смысла оборонять города, кроме тех случаев, когда их потеря неминуемо влечет за собой поражение в войне, и если уж ты защищаешь город, в этом должно участвовать, кроме его гарнизона, и все войско, чтобы и враг бросил на штурм все свои силы. Во всех остальных случаях лучше отступить. Ведь когда ты уходишь с какого-то места добровольно и сохранив войско, ты не считаешься потерпевшим поражение и сохраняешь надежду на победу в войне. Если же ты лишаешься чего-то, что собирался защищать и все от тебя этого ожидали, то это и вредно, и опасно, ибо ты, подобно французам, из-за пустяка можешь проиграть войну.

Филипп Македонский, отец Персея, опытный и выдающийся в свое время полководец, покинул и опустошил при нападении римлян многие из своих владений, ибо считал, что не сможет сохранить их за собой. По своему благоразумию он рассудил, что лучше оставить эти земли врагу как не представляющие особой ценности, чем подорвать свой авторитет, будучи не в состоянии защитить их. Когда римляне после битвы при Каннах оказались в беде, они отказали в помощи многим из своих союзников и подданных, предложив им защищаться, как только смогут. Но это гораздо лучше, чем пообещать защиту, а потом оставить на произвол судьбы, ибо в последнем случае ты теряешь и союзников, и собственные силы, а в первом – только союзников. Возвращаясь к стычкам, скажу, что если полководец и будет вынужден вступить в подобные столкновения, чтобы познакомиться с врагом, он должен устроить это с таким преимуществом для себя, чтобы не подвергаться никакой опасности, или поступить подобно Марию, что было бы наилучшим решением. В походе против кимвров, свирепого и дикого народа, вторгшегося в Италию, чтобы разграбить ее, и наводившего великий страх своей многочисленностью и яростью, а также одержанной уже над римским войском победой, Марий посчитал необходимым еще до вступления в бой устроить так, чтобы его войско избавилось от робости, внушаемой этим ужасным врагом, и прибег к такому приему: несколько раз он располагал войско в таком месте, где должны были проходить кимвры. Под защитой своего лагеря его солдаты могли рассмотреть врага и привыкнуть к его виду; наблюдая за беспорядочными толпами кимвров, обремененных обозами, частью плохо вооруженных, а частью и вовсе безоружных, римские солдаты обрели уверенность и воспылали жаждой сразиться с ними. Мудрый поступок Мария заслуживает подражания, ибо позволяет избежать вышеназванных опасностей и не уподобиться французам, «qui ob rem parvi ponderis trepidi, in Tiburtem agrum et in Campaniam transierunt» [92] . И раз уж мы упомянули здесь Валерия Корвина, я хочу показать в следующей главе с помощью его слов, каким должен быть хороший военачальник.