Е. Балабанова - Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа

«Если бы застать Роланда живым, — говорят они друг другу, — славно бы сразились мы рядом с ним! Но что толку? Уж поздно, слишком поздно!»

Рассеялся мрак, и настал день: оружие засверкало на солнце, заблестели щиты и брони, золоченые пики, и копья, и расписанные цветами колчаны. Император кипит гневом, а французы печальны и полны опасений: все они проливают горячие слезы, все дрожат за жизнь Роланда!

Император велит схватить Ганелона и отдает его на потеху своей дворне. Карл призывает старшего из них, Бегона, и приказывает ему стеречь изменника. Бегон, выбрав сотню самых злых и бездушных своих товарищей, передает в их руки Ганелона. Они выдергивают по волоску его усы и бороду, наносят ему удары, всячески издеваются и мучают его: надевают ему на шею толстую цепь, сковывают его, как дикого медведя, взваливают на вьючную лошадь и не спускают с него глаз, пока не настанет время передать его Карлу.

Высоки и мрачны громады гор, стремительны потоки, и темны глубокие долины. Со всех сторон гремят в них трубы Карла, отвечая рогу Роланда.

Мчится Карл ущельями, полон отчаяния и гнева.

— Помоги нам, Пресвятая Дева! — восклицает он. — Приготовил мне Ганелон великое горе! Недаром говорится в старой песне, что предки его были негодяи, ничего не знавшие, кроме низких дел. Большую подлость учинили они в Капитолии, убивши древнего Цезаря. Но зато они кончили жизнь на костре. Не уступает им в вероломстве и Ганелон. Он погубил Роланда и чуть не лишил меня моего царства, лишив Францию ее защитников.

И плачет Карл горькими слезами, и в смущении теребит император свою седую бороду.

Окинул взором Роланд горы и долины, покрытые телами французов, и стал оплакивать своих товарищей.

— Не было у меня лучших вассалов, — говорил он, — и много лет служили вы мне верой и правдой! Прекрасная французская земля лишилась своих лучших баронов! По моей вине погибли они, и не мог я их ни защитить, ни спасти! Пойдем же, Оливье, неразлучный мой товарищ! Будем биться вместе. Не переживу я тебя, если и избегну смерти от врага: умрешь ты — умру и я от горя!

Снова разгорается отчаянная битва. Сам Марсилий принимает в ней участие и убивает одного за другим славных французских бойцов. Но Роланд настигает его, отсекает ему правую руку и убивает его сына. Потеряв сына и лишившись руки, Марсилий бросает на землю свой щит и во весь опор мчится к себе, на свою испанскую сторону. Вместе с ним обращается в бегство и большая часть мусульманского войска, призывая на помощь Магомета.

Но не покинул поля битвы дядя Марсилия, калиф, вождь черного племени с толстыми носами, огромными ушами и блестящими белыми зубами. Он ведет их более пятидесяти тысяч.

— Недолго остается нам жить, — говорит Роланд, — приходит наш конец, но дорого продадим мы свою жизнь и не допустим позора Франции! Когда наш государь, великий Карл, придет на поле битвы и увидит его покрытым телами сарацин, он насчитает их не менее пятнадцати на каждого из наших воинов — и благословит нас за наши подвиги.

Видит Роланд полчища эфиопов и сзывает своих товарищей на последний бой. Калиф же скачет на рыжем коне и настигает Оливье; он замахивается острым копьем и пронзает его насквозь.

— На тебе одном отомстил я за всех своих! — говорит он.

Знает Оливье, что ранен смертельно, и спешит отплатить сарацину; ударом меча рассекает он его заостренный шлем, разрубает череп и сбрасывает калифа на землю. Зовет Оливье Роланда и спешит наносить удары, пока смерть не остановит его руку. Роланд встречает Оливье, бледного, помертвевшего: кровь потоком струится из его раны и разливается по земле. Видя это, Ро–ланд теряет сознание. Между тем мрак застилает глаза Оливье, ничего не видит он перед собою, но продолжает рубить направо и налево. Наталкивается он на своего друга Роланда и наносит ему тяжкий удар, разрубает он его шлем, но, к счастью, не касается головы.

— Не узнал ты меня, товарищ, — ласково говорит ему Роланд, — ведь я Роланд, твой верный друг.

— Прости меня, — отвечает ему Оливье, — только теперь узнаю я тебя по голосу. Не видел я сам, на кого нападал.

Оливье чувствует приближение смерти. Ничего не видя и не слыша, слезает он с коня, громко исповедует свои грехи и молит Бога дать ему место в раю и ниспослать свою благодать на императора Карла, на милую Францию и на верного его товарища Роланда. Тут он мертвый падает на землю.

В отчаянии оплакивает его Роланд — земля не видала еще такого горя; еще раз теряет он сознание и только благодаря туго натянутым стременам не падает с коня.

Придя в себя, Роланд видит, что из всех французов живы только он с епископом, да еще Готье спускается к ним с горы и зовет его к себе на помощь. Быстро скачет навстречу ему Роланд.

— Где мои всадники, которых я тебе дал? — говорит он. — Веди их сюда, они мне очень нужны!

— Все погибли! — отвечает Готье. — Бились мы с хананеянами, великанами, армянами и турками и уложили их целых шестьдесят тысяч. Но зато погибли все мои французы, и сам я покрыт ранами и истекаю кровью. Я твой вассал, Роланд, и считаю тебя своим повелителем и защитником. Не вини же меня за то, что я бежал!

— Нет, нет! — отвечал Роланд и, разорвав на себе платье, перевязал его раны, и снова втроем кинулись они в схватку.

Граф Роланд, Готье и епископ бьются плечом к плечу. Тысяча пеших сарацин и сорок тысяч всадников, не смея подойти к ним, издали мечут в них копья, стрелы

и пики. Один из первых ударов настиг Готье, а за ним был повергнут на землю и епископ Тюрпин, покрытый множеством ран. У него, однако, еще хватает силы обратиться к Роланду со словами:

— Я еще не побежден: хороший вассал живым не сдастся!

Он вынимает из ножен свой темный стальной меч и опять бросается в схватку, раздавая направо и налево тысячи ударов. Карл удостоверился потом, что Тюрпин не пощадил никого, найдя кругом него четыреста человек раненых и убитых. Так рассказывает песня и барон Сент–Жиль, бывший сам на поле битвы. Рассказ свой записал он в Люкском монастыре.

Храбро бьется граф Роланд, но все тело его в поту и в огне, страшную боль чувствует он в виске: но все же хочется ему получить ответ от Карла, и снова берет он свой рог и трубит, но звук его рога очень слаб и едва достигает императора.

— Бароны, — говорит Карл, — дело плохо: мой племянник Роланд погибает! По звуку его рога я узнаю, что недолго осталось ему жить! Если вы хотите прибыть вовремя, гоните ваших коней и трубите во все свои трубы!

Шестьдесят тысяч труб затрубили разом, и эхом ответили им горы и долины. Смутились мусульмане, заслыша эти звуки, и стали говорить друг другу:

— Это Карл, это Карл возвращается! Мы слышим французские трубы. Что теперь будет с нами? Если Роланд останется в живых, война возобновится и погибнет прекрасная Испания!

Тогда четыреста лучших воинов мусульманской армии еще раз, но уже в последний, отчаянно нападают на Роланда. При их виде он чувствует себя сильнее и опять готов биться с сарацинами. Садится он на своего коня Вейллантифа, пришпоривает его золотыми шпорами и кидается в самую густую толпу врагов, а следом за ним и епископ Тюрпин.

— Бегите, друзья! — говорят друг другу мусульмане. — Бегите: мы слышим французские трубы! Он возвращается, могучий король! Карл возвращается!

Граф Роланд не любит ни трусов, ни гордецов, ни злодеев, ни дурных вассалов, и обращается он к епископу Тюрпину со словами:

— Ты пеший, а я на коне, но я не покину тебя, и мы разделим и горе, и радость — вдвоем будем защищаться от нападений неверных. Дюрандаль еще сослужит мне службу.

— Стыдно нам будет в последний день нашей жизни плохо работать мечом, — ответил Тюрпин. — Карл скоро придет и отомстит за нас.

— Горе нам! — говорили мусульмане. — Наши вожди и пэры погибли. Карл возвращается со своей армией, мы слышим звуки его труб и клики французов. Никто не в силах одолеть Роланда в поединке — отойдем и будем стрелять в него издали!

И мечут они в него пики, копья и ядовитые стрелы: они разнесли в куски щит Роланда, разорвали его доспехи, но сам он остался невредим. Вейллантиф, получив тридцать ран, пал мертвый. Неверные бежали, и Роланд остался один, пеший.

Мусульмане бегут, полны ужаса. Граф Роланд, потерявший своего коня, не стал их преследовать: идет он к епископу Тюрпину, снимает с него золотой шлем и легкую броню, осторожно перевязывает раны и тихо–тихо опускает его на траву, говоря ему нежным голосом:

— Прочитай нам отходную: наши милые товарищи умерли, но нельзя же их покинуть! Я соберу их тела и в ряд положу перед тобою, а ты благослови их в последний раз.