Карл Мунк - Один

Мыслящие же столь запутались в представлениях о собственной самоценности, что им и в голову прийти не могло: у любого пути есть конец, и дай бог оборваться ему пропастью, не скалой. У пропасти – дно, пусть усеянное камнями, но значит, продолжение пути; стена перед тобой – вот в чем ужас.

Хеймдалль, перешагивая через горные кручи, измерил расстояние светила до заката: до встречи с верховными правителями миров оставалось не так много времени, и страж богов ускорил шаг.

Эти встречи, когда он лишь говорил, а невидимый собеседник хранил молчание, вошли в привычку.

Хеймдалль рассказывал о жизни миров, на страже которых в незапамятные времена он был призван стоять.

В этот раз исповеди не потребовалось. Верховный правитель заговорил первым – казалось, его голос, бархатистый и чуть вкрадчивый, словами вплывает в мозг.

Хеймдалль пошатнулся: во впервые услышанном голосе он разгадал мудрость и неприкрытую печаль.

– Простите, дети мои, – говорил правитель. – Вы были созданы из любопытства: а что там, за скрытым занавесом? Но не моя вина, что вам придется уйти. Спорить, буйствовать, в ярости рвать на себе волосы – в последние часы мирозданья вам будет дозволено. Но бесполезны упреки: тут нет чьей-то вины, так решилось само собой: возникшее всегда уходит.

Хеймдалль стоял, понурившись. Ему представилось, что, пока он в безопасности стоит на горном плато, укутанном пеленой тумана, миры, такие знакомые, уже объяты пламенем.

– Нет, – грустно отвечал голос, прочитав мысли верховного бога. – Миг в вечности – это еще время для мыслящих. Спасти асов и ванов – не в силах. Но жаль, что такая трата усилий угаснет, ничего за собой не оставив. Ты выбран, Хеймдалль, волей случая – тебе наказано выполнить волю уходящих.

Еще не однажды ты придешь ко мне на встречу. Миг для верховных – века для живущих, чья жизнь меньше, чем вспыхнувшая сухая травинка.

Как решишь, так и будет Хеймдалль!

Страж богов уходил, не оглядываясь. Знал: за спиной нет никого и ничего. Но в словах невидимого пророка была та правда, в которую ас сразу и бесповоротно уверовал.

Вернувшись из межвременья, он другими глазами теперь смотрел на суету богов и людей. Раньше он, избранный, считал себя умнее, выше. Но перед лицом грядущей катастрофы какая разница в достоинствах?

С тоской, невидимый, потерявший плотность, Хеймдалль обходил один за другим миры. Везде кипела жизнь. Но ас во всем видел лишь тлен и пепелища, проклиная себя за то, что не спросил, много ли времени оставляют верховные правители для выбора.

Спроси кто, зачем Хеймдаллю заботиться о червях, думающих лишь об удовольствиях и брюхе, ас затруднился б с ответом. Но, глядя вокруг, трудно представить пустоту, даже если пустота покроет разврат, ожесточенность, жажду наживы и беспредел разгульной жизни.

Можно примириться со всем: с убийством, алчностью, даже войнами – ас примирить себя с утратой всего этого не мог.

Но правители предложили найти способ спастись? Это была зацепка для надежды. Если верховные устали от худших, Хеймдалль попытается спасти лучших. И ас, путником бродя по селениям и крепостям, прислушивался к разговорам. Крал мысли у спящих. Приходил в отчаяние: среди встречавшихся богов и асов не было ни мировых злодеев, ни праведников без камня за пазухой. Как тут решить, кто достоин?

Так в метаниях подошло время новой встречи. В этот раз туман был реже, и Хеймдалль различил округлое серебристое сияние. «Вот так выглядят сверхправители?» – подивился ас, невольно протягивая к свечению руку. Тотчас дохнуло теплом, и в свечении возник круглый диск темноты.

Хеймдалль, повинуясь инстинкту, взошел. Как не мучали заботы, любопытство пересилило. Ас огляделся, обнаружив, что находится в полом яйце: овальный пол, мягко переходящий в обитые чем-то мягким стены.

Ас оказался в мире правителей, сейчас он ближе к прародителям сущего, чем кто-либо когда-нибудь был или даже мог бы помыслить.

Но облик правителей по-прежнему оставался загадкой – Хеймдалля встретил уже знакомый голос, что удивило: раньше на каждой встрече голоса менялись.

– Да, ты прав, – в голосе проступало легкое дребезжание, словно собеседник подустал. – Наш мир настолько стар, что нас, правителей, осталось совсем немного. Еще меньше тех, кому не наскучило жить: большинство тех, кого вы называете йотунами, существуют так давно, что в вашей речи нет даже понятий о таком промежутке времени. Мы постигли, что можно постигнуть. Мы знаем все тайны вселенных. Мы сами умеем создавать и убивать целые галактики. Оказывается, это так скучно: все знать, понимать, ничего не хотеть.

– Звезды? – вырвалось у аса.

– Ну, вот видишь: ты ведь тоже мучаешься от тоски, но еще способен удивляться и не верить.

Одна из стен стала прозрачной. Хеймдалль невольно шагнул вперед. Гор не было. Не было земли. Они парили в черном пространстве среди звезд.

– Погляди на небо и выбери себе звезду! – проговорил правитель. Но ас сразу увидел и полюбил дальнюю звезду с ярко синим свечением. В толпе товарок, светящейся мошкарой обступивших синий фейерверк, звездочка выделялась ласковым и приветливым пятнышком.

– Выбрал? – не дожидаясь ответа, спросил невидимый.

И тотчас вдали начал расти зловеще фиолетовый выброс, словно щупальца осьминога. Выброс лизнул облачко звезд. Занялись, меняя цвет, дальние. Захваченные фиолетом, взрывались. Синяя звезда еще искрила голубым, но в небесной лазури уже вкраплениями пульсировали малиновые семена.

Весь сектор охватило пламенем. Фиолетовый выброс змеей обвил пространство. Взрыва не было – лишь словно лопнула с негромким хлопком детская игрушка из воловьего пузыря.

Выброс свернул хищное пламя – пространство в том районе, где звезда Хеймдалля голубая звезда, было черно.

Ас слизнул соленую каплю, скатившуюся на губы: только сейчас заметил, что вспотел.

– Зачем? – обернулся с укором; ему почему-то казалось, что невидимый правитель за спиной.

– Мы не спрашиваем – зачем, мы вообще не задаем вопросов, – устало отозвался голос. – Что спрашивать, если заранее знаешь ответ.

– И поэтому вы решили нас убить? – вспыхнул Хеймдалль. – Из-за того, что игрушка устарела и с ней больше не хочется играть?!

Да по какому праву?

– Сам ведь сказал, – правитель не сердился, не спорил, – вы – наши игрушки, которые верховные правители переросли. На всех созданных йотунами мирах нет ничего, достойного сожаления. Ты ведь сам убедился.

Значит, вы еще и следили за мной? – Хеймдалль никогда не позволял себе даже повысить голос, словно осторожно укладывая слова в светилище. Но взорванная звезда что-то прорвала в душе: Хеймдалль и сам дивился несовершенству богов и людей, но кто, если не прародители в том повинны?

– Нет, не следили, – возразил голос. – Просто знали, что, услышав первое предупреждение, ты попытаешься стать пророком и искать праведников. Хочешь, я скажу, что ты сделаешь дальше?

– Нет, – качнул Хеймдалль, дивясь горячему обручу, охватившему сердце. Ему стало до боли жаль правителей, всезнающих и беспомощных. Ведь знать все – что беспомощнее можно придумать? День за днем, век за веком – и не ждешь перемен. Пожалуй, Хеймдалль и сам бы в таком кошмаре взорвал пару-тройку вселенных.

– Опять ты, ошибся, Хеймдалль, – шепнул невидимый. – Дети разбирают лишь новые игрушки, пытаясь добраться до внутренней сути. Старые забавы попросту забывают.

– Так отчего бы правителям и не оставить миры в покое? Пусть живут, как хотят.

– Но от этих миров на многие километры разит мертвечиной: какой хозяин бросит во дворе валяться труп собаки, а не зароет?

Мы, древнейшие, уходим. Когда-то придут другие – зачем же оставлять прибывшим на подворье мусор?

– Вы решили мусор просто сжечь?

– Нет, не мы! До нас ведь тоже что-то или кто-то был. Мы – порождения черноты. Это вселенная решила навести порядок. Слышишь?

Смерч уже ближе, чем в прошлый раз.

Хеймдалль напряг слух, но, кроме обволакивающей тишины яйца, ничего не различал.

– Ах, да, – вспомнил правитель. – Ты же не знаешь.

Хеймдалль дрогнул: так предрешенно и окончательно произнесен приговор. О чем спрашивать, если правитель заранее знает ответы?

Но ас попробовал:

– Много ли вас, йотунов, которые согласны с тобой?

Правитель отмолчался. Аса кольнуло подозрение, смутно зародившееся, как видно, давно, но прорвавшееся лишь ныне: нет и не будет иных верховных правителей, кроме этого, что говорит с ним.

– Вот видишь, я прав, – вздохом прозвучал ответ.

Асу стало жаль старого, уставшего и одинокого, как вселенная, верховного правителя. Хеймдалль избрал одиночество для себя, но всегда мог отступить: за его спиной – Асгард, наполненный весельем, Миргард, упрямо сражающийся за каждую новую ступеньку наверх, ехидный и мужественный мир ванов. У верховного же правителя не было ничего.

Хеймдалль оглянулся на историю: кто сейчас помнил о прародителях-йотунах? Кто знает правду об их заботах?