Милтон Фридман - Свобода выбирать

Количество каждого вида ресурсов, находящихся в нашей собственности, является отчасти делом случая, отчасти выбора, сделанного нами или другими людьми. Случай определяет наши гены и, соответственно, наши физические и умственные способности. Случай определяет характер семейной и культурной среды, в которой мы рождены, и, соответственно, возможности развивать наши физические и умственные способности. Случай также определяет, какие еще ресурсы мы можем унаследовать от наших родителей или других благодетелей. Случай может разрушить или, наоборот, увеличить наши стартовые возможности. Но выбор также играет важную роль. Наши решения о том, как использовать наши ресурсы, тяжко трудиться или не утруждать себя, поступать на ту или иную работу, открыть то или иное дело, сберегать или тратить — все это может привести к растрате или, наоборот, к приумножению и улучшению ресурсов. Аналогичные решения, принятые нашими родителями и другими благодетелями, а также миллионами людей, которые могут и не иметь к нам прямого отношения, влияют на то, что мы унаследуем.

Цены, которые рынок устанавливает на использование наших ресурсов, также находятся под воздействием запутанной смеси случая и выбора. Голос Фрэнка Синатры высоко ценился в США в XX веке. Обладал бы он столь высокой ценностью в Индии, если бы Синатра по воле случая родился и жил там? Искусный охотник и зверолов высоко ценился в Америке в XVIII и XIX веках, но гораздо ниже в XX веке. В 1920-х мастерство бейсбольного игрока приносило гораздо больше дохода, чем баскетболиста, а в 1970-х наблюдалось обратное. Все эти примеры имеют в своей основе случай и выбор, главным образом выборы, сделанные потребителями услуг, которые определяют относительные рыночные цены на различные виды услуг. Но плата, которую мы получаем за использование наших ресурсов посредством рынка, также зависит от наших решений: какую местность мы выбрали для проживания, как мы предпочитаем использовать наши ресурсы, кому мы хотим продавать свои услуги и т. д.

В каждом обществе, как бы ни было оно организовано, всегда существует неудовлетворенность распределением доходов. Всем нам бывает трудно понять, почему мы должны получать меньше тех, кто, как нам кажется, меньше этого заслуживает, или почему мы должны получать больше, чем многие другие, чьи нужды кажутся столь же большими, а заслуги не меньшими. Трава на дальних пастбищах кажется зеленее, и потому мы обвиняем существующую систему. В командной системе зависть и неудовлетворенность направляются на правителей. В свободной рыночной системе они направлены на рынок.

Одним из следствий этого явилась попытка отделить функцию распределения доходов от других функций системы цен — передачи информации и создания стимулов. Большая часть деятельности правительств во второй половине XX века в США и других странах, которые в основном полагались на рынок, была направлена на изменение механизма распределения доходов, порождаемых рынком, ради обеспечения иного, более равномерного распределения доходов. Существует сильное течение общественного мнения, оказывающее давление в пользу дальнейших шагов в этом направлении. Мы рассмотрим это движение более подробно в главе 5.

Как бы нам этого ни хотелось, невозможно использовать цены для передачи информации и создания стимулов действовать на основе этой информации и при этом не использовать цены для воздействия (если не полного определения) на распределение доходов. Если доход человека не зависит от платы за пользование его ресурсами, какой ему интерес искать информацию о ценах или действовать на основе этой информации? Если доходы Реда Адэра останутся такими же независимо от того, будет ли он выполнять опасную работу, связанную с перекрытием прорвавшихся нефтяных скважин, зачем ему подвергать себя такой опасности? Он может сделать это один раз — просто для остроты ощущений. Но сделает ли он это своей профессией? Если ваш доход не зависит от того, упорно вы работаете или нет, зачем вам надрываться? Зачем настойчиво искать покупателя, способного высоко оценить ваш товар, если вы не получите от этого никакой выгоды? Если накопление капитала не приносит никакого вознаграждения, зачем человеку откладывать на будущее то, чем он может насладиться прямо сейчас? Зачем сберегать? Как был бы вообще накоплен существующий капитал, если бы люди не шли на добровольное ограничение потребления? Если сохранение капитала не приносит вознаграждения, почему бы людям не растрачивать любой капитал, накопленный или унаследованный? Если ценам не позволяют воздействовать на распределение доходов, их нельзя использовать и для других целей. Единственной альтернативой являются команды. Некий авторитет должен решать, кто должен производить и сколько. Некий авторитет должен решать, кто должен подметать улицы, а кто управлять фабрикой, кто должен быть полицейским, а кто — врачом.

Тесная связь между этими тремя функциями системы цен проявлялась по-разному в коммунистических странах. Вся их идеология зиждилась на эксплуатации труда, приписываемой ими капитализму, и вытекающем отсюда превосходстве общества, базирующегося на принципе К. Маркса: «каждому — по потребностям, от каждого — по способностям». Но неспособность управлять чисто командной экономикой не дала им возможности полностью отделить доходы от цен.

Что касается материальных ресурсов — земли, зданий и т. п., — коммунисты смогли пойти дальше всего, превратив их в государственную собственность. Но даже здесь результатом явилась незаинтересованность в сохранении и улучшении вещественного капитала. Когда все владеют чем-либо, ни у кого нет прямой заинтересованности в его сохранении и улучшении. Вот почему здания в Советском Союзе, как и муниципальные жилые дома в Соединенных Штатах, выглядят обветшавшими уже через год или два после их постройки; именно по этой причине оборудование на государственных предприятиях ломается и постоянно нуждается в ремонте, а граждане должны прибегать к помощи черного рынка для содержания в исправности всего того, что они используют для своих личных нужд.

По отношению к человеческим ресурсам коммунистические правительства не смогли пойти столь же далеко, как в случае вещественного капитала, хотя и пытались это сделать. Даже они были вынуждены разрешить людям «владеть собой» до определенного предела и позволять им принимать свои собственные решения, а также допустить, чтобы цены воздействовали и руководили этими решениями и определяли получаемые доходы. Они, конечно, искажали эти цены, препятствовали тому, чтобы они стали свободными рыночными ценами, но не в их силах было устранить рыночные силы.