Никита Кричевский - Россия. Сквозь санкции – к процветанию!

Накопление, частным случаем которого выступают инвестиции, означает увеличение государством, предприятиями, индивидами объемов основных средств, производственных запасов, прочего хозяйственного имущества (физический капитал) и знаний, умений, навыков, обобщенно – компетенций (в иностранной экономической литературе – человеческий капитал). Здесь принципиальное значение имеет следование в фарватере глобальных тенденций: к примеру, можно построить или модернизировать металлургический комбинат, но его продукция вряд ли будет востребована по причине, во-первых, значительного предложения аналогичных изделий, во-вторых, насущных потребностей современной экономики в продукции не столько первичной переработки, сколько высокотехнологичного сектора.

Факторы производства подразделяются на ресурсы (земля, полезные ископаемые), инфраструктуру (инженерия, коммуникации), средства производства (здания, сооружения, машины, оборудование), финансовый капитал (кредит, ценные бумаги) и собственно сам труд. Повышение производительности каждого фактора позитивно, хоть и не всегда прямо пропорционально отражается на общем приращении экономики. Кроме того, при условной неизменности ресурсной производственной базы и безусловной зависимости средств производства и труда от физического накопления и компетенций, а финансового капитала – от государственного (общественного) регулирования как составной части институциональной среды на первый план выходит развитие инфраструктуры.

При рассмотрении значения факторов производства «солирует» государство: будь то природные ресурсы, инфраструктура или регулирование финансовой сферы. Что касается производительности труда, то «стандартной» экономической наукой предполагается, что промышленный сектор по умолчанию уже создан и устойчиво развивается без какого-либо негативного воздействия извне через навязанную «свободную» торговлю (на практике означающую банальную несовершенную конкуренцию – правительства развитых стран, как правило, субсидируют многие виды импортируемой продукции, что автоматически приводит к неравному соперничеству), а асимметрия рыночной информации[2] или географические расстояния отсутствуют.

Институциональная среда означает совокупность формальных и неформальных (нормативных и конвенциональных) организационных, правовых, финансовых, регулятивных условий функционирования предпринимательства и экономики в целом, вырабатываемых, реализуемых и контролируемых государством и обществом. В этом месте и далее следует предостеречь читателя от применения укоренившегося ныне механистического подхода к определению влияния институтов на экономический рост. Экономика – не автомобиль, в котором, кажется, «продуй» судебный (правоохранительный, антимонопольный) карбюратор, и машина полетит как новенькая. Запрос на качественное изменение институтов формируется критической массой инициативных «общественных атомов», и если в той же России состояние институтов оставляет желать лучшего, причина не столько в неэффективном государстве, сколько в устоявшейся модели экономического развития, до недавних пор не испытывавшей потребности ни в мощном предпринимательском сословии, ни в сопровождающих его деятельность институтах.

Парадокс, но научный мир, несмотря на всю очевидность вопроса, до сих пор так и не определился: институциональное реформирование – это первопричина или спутник экономического роста? Институциональные нормативисты на основе умозрительных моделей готовы аргументировать первородство институтов. Позитивисты, отталкивающиеся от существующих реалий, все теснее сплачиваются вокруг основанного на модернизационном опыте многих стран мнения, что реформирование институтов – это фактор сопутствующий, но не детерминирующий экономический успех.

Казалось бы, создадим экономико-математическую модель, рассчитывающую степень влияния той или иной составляющей на экономический рост, и дело с концом. Но экономика – наука, мало того что нелинейная, не предполагающая одновременно односложных и полезных решений, но еще и динамическая, посему более или менее точного метода подсчета вклада отдельного элемента в совокупный экономический прогресс до сегодняшнего дня не создано. Мы можем говорить, скорее, о качественном, нежели о количественном измерении вклада отдельных частей в общеэкономическое продвижение. Сегодня научный мир располагает многими исследованиями, показывающими, насколько велика или, наоборот, мала доля того или иного звена, однако и они, эти исследования, несмотря на то что дают определенное представление о проблеме, весьма и весьма условны, бухгалтерская погрешность в расчетах, как вы увидите ниже, иногда просто зашкаливает.

Начнем с накопления (здесь – с накопления физического капитала, о компетенциях позже). Необходимость накопления, в частности инвестирования, для обеспечения расширенного воспроизводства сомнений не вызывает. Но есть ли точные количественные оценки, отражающие корреляцию между объемами накопления и экономическим ростом, да еще в условиях, когда экономический ландшафт меняется непосредственно в процессе осуществления капитальных операций?

Таких оценок нет. Вероятнее всего, более или менее универсальная модель экономического роста не будет разработана никогда по причине множества сопутствующих вводных динамически меняющихся переменных, предугадать численные характеристики которых в перманентно трансформирующемся мире невозможно, будь то масштаб производства, развитие научно-технического прогресса или наличие барьеров на входе в рыночную нишу (например, патентная защита или авторское право). Даже, казалось бы, такой несложный показатель, как капиталоемкость[3], и тот линейно не коррелирует с ростом.

Для подтверждения обратимся к известной статье нобелевского лауреата (1995) Роберта Лукаса «Почему не происходит отток капитала из богатых стран в бедные?», вышедшей в 1990 году, где автор, в частности, рассматривал экономики США и Индии образца 1985 года. По базовому предположению Лукаса, при существовавшей в те годы разнице в доходах на душу населения США и Индии в 15 раз и при прочих неизменных обстоятельствах норма прибыли при инвестировании в основные средства индийской экономики должна была превышать аналогичный показатель для Америки в 58 раз[4]. Даже с учетом коррекции на меньшую производительность труда индийского работника норма прибыли при инвестировании все равно была бы в разы выше американской. Тем не менее тогда никакого всплеска инвестиционного интереса к Индии не произошло. Почему? Версии, предположения выдвигаются по сию пору.

Еще один пример, показывающий всю тщетность вычисления влияния на экономический рост, но уже не накопления, а повышения совокупной производительности факторов производства (СПФ), включающих, напомню, ресурсы, средства производства, финансовый капитал и труд. В середине 1950-х годов основоположник неоклассической теории экономического роста нобелевский лауреат (1987) Роберт Солоу рассчитал вклад повышения СПФ в общий прирост неаграрного сектора США в первой половине ХХ в. По расчетам Солоу, доля СПФ в «неаграрном» приросте составила 80 %[5]. Неужели Солоу нашел тот самый «золотой ключик» роста и, если уделять основное внимание увеличению СПФ, экономический рост станет само собой разумеющимся?

Как выяснилось впоследствии, «ключик» Солоу оказался неподходящим. Полвека спустя Дейл Йоргенсон и Эрик Йип, исследовав соотношение повышения СПФ и совокупного роста в США и других странах G7 в первой половине 1960-х годов, «подкорректировали» мэтра, получив значительно меньшие в сравнении с Солоу, но все равно значимые 40 % роста в Германии и Италии и 50 % в Японии[6]. Наконец, в 1990-х годах Элвин Янг, проанализировав статистику по четырем азиатским странам – Гонконгу, Сингапуру, Тайваню и Южной Корее – установил, что вклад прироста СПФ в экономический рост разнился от 3 % в Сингапуре и 16 % в Южной Корее до 27 % на Тайване и 31 % в Гонконге[7]. Что, кстати, совпадает с оценкой факторов азиатского экономического роста, данной еще одним нобелевским лауреатом (2008) Полом Кругманом, утверждавшим, что прорыв состоялся благодаря исключительно росту инвестиций[8].

Сравните: 80 % вклада повышения СПФ в экономический рост США в первой половине ХХ века от Солоу, 50 % аналогичной лепты в Японии в 1960-х от Йоргенсона и Йипа и 3 % удельного веса в Сингапуре в 1990-х от Янга. Каков разброс!

Из представленных выкладок следуют как минимум три важных вывода. Мысль первая: в тех странах, где влияние СПФ на экономический рост было как бы незначительным, в примере с азиатскими экономиками – в Сингапуре и Южной Корее, совокупный рост достигался за счет накопления не столько основных фондов, сколько компетенций. Утверждение второе: по мере нарастания технологического развития глобальной экономики вклад СПФ в совокупный экономический рост неуклонно снижается, хотя некоторая корреляция между накоплением и СПФ все же присутствует. Наконец, заключение третье – бухгалтерский подход к определению вклада того или иного элемента в совокупный экономический рост неприемлем по причине слишком больших расхождений в расчетах. Помимо этих выводов, представленные исследования ставят перед научным сообществом и практиками ряд непраздных, в том числе для России, вопросов, например: какие инвестиции предпочтительнее – внешние или внутренние, или какое влияние на прирост накопления и СПФ оказывает институциональная среда.