Александр Аузан - Модернизация от отчаяния

Желания экономисты называют интенсивностью предпочтений. Соответственно, любовь называется высокой интенсивностью предпочтений. Я бы не сказал, что в России существует высокая интенсивность предпочтений, что люди хотят перемен. Социологи и политологи говорят, что половина наших сограждан перемен не хочет. Почему? Потому что они пережили тяжелые 90-е годы, потому, что еще не зажили ожоги социальных реформ 2005-го. Психологически это, наверное, правильно. Но экономисты, политологи, социологи довольно дружно считают, что это очень хрупкая стабильность.

Да, в условиях кризиса — в условиях кризиса! — Россия в два раза подняла уровень замещения по пенсиям. Это потрясающе, только, дорогие мои, чем мы будем это оплачивать даже не через три года, а через год? Ведь увеличение социального налога вызывает не только делегализацию бизнеса, но еще и бегство его в Казахстан, например. Я позавчера выступал на обсуждении в Белом доме и прямо сказал, что сейчас мы будем ловить наши налоги в бюджете дружественных стран. Исключительно потому, что никому не нужны абсолютные показатели, а нужны относительные. Если бизнес будет регистрироваться в другой стране, чем вы будете финансировать удвоенное замещение пенсий?

Меня спрашивает, что будет, если случится модернизация. Я говорю: ничего страшного, только талантливых детей и внуков нужно готовить к отправке за границу. Представьте себе, что мы вдруг улучшим наше образование. Сегодня половина моих студентов магистратуры экономического факультета МГУ уезжают за границу. Если мы улучшим образование, будет уезжать три четверти. Я понимаю, что им там хорошо, но я же здесь живу, здесь плачу налоги, и я не понимаю, почему бюджет РФ должен из своего кармана оплачивать процветание Германии или США. Поэтому нельзя улучшить образование, не проведя модернизацию страны, ведь сегодня умные люди просто не нужны стране. На нашу страну легла тень нефтяной трубы: в политике, в экономике — всюду; для ее обслуживания не нужны таланты.

Пусть две трети наших сограждан считают стабильность высокой ценностью, но мне кажется, что это некачественная стабильность. И это понимают на самом высоком уровне.

Свежая социология показывает очень странную вещь: нынешние пенсионеры, получая удвоенное денежное довольствие, довольно мрачно смотрят на перспективы развития страны. Хотя известно, что у нас пессимизм является официальной религией, которая скрывает тщательно спрятанную веру в лучшее будущее. Но сейчас стало что-то совсем мрачновато.

Теперь про ожидания со стороны активных, этой трети жителей страны. С ними как раз очень серьезные подвижки в вероятности модернизации. Позиция активной группы примерно следующая: здесь так плохо, что никакой модернизации быть не может. Но ни одна еще страна не модернизировалась, когда в ней было хорошо. Модернизация происходит, если хотите, от отчаяния. Вот я и не вижу препятствий, чтобы переменить ожидания, ведь для значительной части наших сограждан собственной «Стратегией–2020» становится стратегия ухода из страны. Страна просто истекает мозгами, деньгами и энергией во внешнее пространство.

Я совершенно убежден, что президент Медведев пришел к своему президентству через пресловутые «Четыре И»: Институты, Инвестиции, Инфраструктура и Инновации. Потом произошли странные вещи. Институты, оказалось, трогать сложно. Самое время было делать инфраструктуру, но разве кто-нибудь может сказать что-то против того, чтобы эти деньги отдали пенсионерам? К тому же президент сказал: иначе деньги все равно разворуют. Правильно, разворуют деньги в инфраструктуре, если вы не меняете институты. Что осталось? Инновации. Должен вам сказать, что комиссия по модернизации занимается сейчас не модернизацией, а именно инновациями.

Без чего не работают формальные институты? Без судов и без контрольно-надзорной деятельности. А без чего не работают неформальные институты? Без школы. Она и тиражирует институты, которые управляют поведением людей, формируют ценности. Только вот в чем фокус: для того чтобы это все работало, нужны реальные социальные субъекты, которым это будет нужно. Поэтому главная проблема сегодняшней модернизации в том, что необходим спрос на нее.

Давайте подумаем, откуда возьмется спрос на работающие институты. Необходима функциональная среда, которой сейчас у нас нет, в отличие, например, от США. Кому нужны изменения, новые условия жизни в России? Хочу заметить, что в институциональной теории считается, что элитам (я это слово не люблю, обычно я говорю о доминирующих группах) изменения не нужны. Почему? Потому что они всегда могут попользоваться хорошими институтами в другой стране: детей отправлять учиться в Англию, на финансовых рынках играть в США, технические регламенты делать в Германии. Свои институты? Это дорого и сложно.

Хочу сразу сказать слово в защиту доминирующих групп. Да, базовая схема верна, но не в данной ситуации. Оказывается, элиты заинтересованы в изменениях. Очень интересно это проявилось на уроке Лужкова. Знаете, в глобальном супермаркете есть товары, которые нельзя купить за деньги. Легитимность, например, не продается. Потому что если нет легитимности, то в любых транснациональных схемах вам говорят: так, похоже, что вы действительно контролируете эти активы, но поскольку доказать, что это не украдено, не приобретено с помощью незаконных методов, невозможно, то мы их принимаем за 60 процентов от суммы. И это очень больно: человек всю жизнь собирал, отбирал, отжимал, откачивал, и вот, половина жизни зазря. Это очень важный урок российской доминирующей группе. Не только тем, кто намерен бежать, но и тем, кто намерен оставаться. Поэтому судиться можно и в Англии, а вот легитимность нужно приобретать в своей стране, причем таким способом, чтобы она признавалась в других странах. Поэтому у нашей элиты есть спрос на изменения.

Есть еще средний класс, который обычно считается заинтересованным в изменениях в стране, три года мы серьезно исследовали вопрос о российском среднем классе. Если у доминирующих групп, как я сказал, не должно быть спроса, но в чем-то он есть, то у среднего класса, наоборот, он должен быть, но он не такой активный. Почему? Потому что в России средний класс — это примерно 20 процентов, и он рассредоточен, размазан по всей стране. При этом в 2000 году средний класс был 20 процентов, и сегодня он тоже 20 процентов. Он может становиться богаче или беднее, но он не расширяется.