Егор Гайдар - Долгое время. Россия в мире. Очерки экономической истории

1469

Как справедливо писал Д. Норт, чем больше неопределенности, тем меньше стоят активы (см.: North D. C. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 63).

И после Английской революции XVII в., и после Французской революции XVIII в. новая структура земельной собственности сохраняется. Новые власти быстро поняли, что трогать ее опасно. О сохранении структуры земельной собственности, сложившейся в ходе революции, после реставрации в Англии и Франции, см.: Brinton C. The Anatomy of Revolution. New York: Vintage Books, 1965. P. 241–243.

Еще мыслители XVIII в. (Монтескье, Кондильяк, Тюрго) обращали внимание на зависимость решений, которые принимает монарх, от взглядов, превалирующих в его окружении, ограниченность свободы выбора высшей власти в традиционных монархиях (см.: Krieger L. An Essay on the Theory of Enlightened Despotism. Chicago: University of Chicago Press, 1975. P. 37–39).

Карл II уже в конце 1660 года распустил постоянную армию, решил ту задачу, к которой так и не смог подступиться столь авторитетный лидер революции, как Кромвель. Это лишь один из примеров расширения свободы маневра власти на этапе постреволюционной стабилизации. О расширении автономии власти в выборе стратегии развития во время послереволюционной стабилизации, ее большей автономности по сравнению с дореволюционным режимом см.: Skocpol T. States and Social Revolutions. A Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge: Cambridge University Press, 1979. P. 285–289; Brinton C. The Anatomy of Revolution. New York: Vintage Books, 1965. P. 239–241; Furet F. The French Revolution 1770–1814 / Translated by A. Nevil. Oxford: Blackwell, 1988. P. 223–228.

Olson M. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups. Cambridge; Massachusetts: Harvard University Press, 1965. О том же см.: Grossman G. M., Helpman E. Special Interest Politics. Cambridge; Massachusetts; London: The MIT Press, 2001. P. 1. О влиянии групп интересов на политические процессы в условиях современной демократии см.: Bentley A. F. The Process of Government. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1908. О влиянии групп интересов на процесс принятия политических решений в США cм.: Stigler,G. J. The Citizen and the State. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1975; Peltzman S. Toward a More General Theory of Regulation // Journal of Law and Economics. 1976. 19. P. 211–240; Becker G. S. Competition among Pressure Groups for Political Inf luence // Quarterly Journal of Economics. Vol. 98. August 1983. P. 371–398. О влиянии групп интересов на ограничение темпов экономического роста cм.: Krusell P., Rios-Rull J.-V. Vested Interests in a Positive Theory of Stagnation and Growth // Review of Economic Studies. 1996. Vol. 63. P. 301–329.

Исследование, посвященное распределению субсидий американским университетам на научную деятельность, показало тесную связь их размера с членством конгрессмена или сенатора, выбранного по округу, в котором расположен университет, в комитетах по государственным расходам палаты представителей и сената (см.: Figueiredo J. M., Silverman B. S. Academic Earmarks and the Return to Lobbying // NBER Working Paper. 9064. July 2002).

Thomas D. Shipbuilding – Demand Linkage and Industrial Decline // Williams K., Williams J., Thomas D. Why Are The British Bad At Manufacturing? London; Boston: Routledge & Kegan Paul, 1983. P. 179–216. Дж. Мокир обращает внимание на то, что те же интересы, которые обеспечили Англии лидерство в промышленной революции, стали преградой на пути сохранения ее лидерства. Это группа интересов, связанная со старыми отраслями и технологиями (см.: Mokyr J. The Lever of Riches: Technological Creativity and Economic Progress. Oxford: Oxford University Press, 1990. P. 263).

Исключение – политические партии, трансформировавшиеся из правящих политических партий авторитарных режимов: перонисты в Аргентине, посткоммунистические партии в Восточной Европе и т. д.

В развитых устойчивых демократиях трудно представить себе проведение реформ, которыми серьезно затрагиваются интересы военных, полиции, судейского сообщества, инвалидов, страховых компаний, банков, аграрного лобби, даже если эти реформы весьма полезны для общества в целом. Между тем именно это было сделано в России в ходе реформы подоходного налога.

Ригидность – неспособность к изменению программы действий в связи с новыми условиями и требованиями.

Характерная черта доминировавших в 50–60‑х годах XX в. представлений – широкое распространение мнения о том, что авторитарная форма правления способствует ускорению экономического роста, позволяет увеличить долю ресурсов, направляемых на инвестиции (см.: Galenson W. Labor and Economic Development. New York: Wiley, 1959; De Schweinitz K. Jr. Industrialization, Labor Controls and Democracy // Economic Development and Cultural Change. 1959. 7 (4), P. 385–404.) Еще в 1975 году Хантингтон и Домингес приводят пример советского опыта повышения доли инвестиций в ВВП как свидетельство позитивного влияния возможностей недемократических режимов на экономическое развитие (см.: Huntington S. P., Dominguez J. I. Political Development // Greenstein F. I., Polsby N. W. (eds.). Handbook of Political Science: Macropolitical Theory. Vol. 3. Reading, MA: Addison-Wesley Publishing Co., 1975).

Нет социальной группы более консервативной, чем крестьяне, владеющие землей, и нет более революционной, чем безземельное (малоземельное) крестьянство или крестьянство, выплачивающее слишком высокую ренту (см.: Huntington S. P. Political Order in Changing Societies. New Haven, CT: Yale University Press, 1968. P. 375).

Эмпирические исследования показывают нестабильность авторитарных режимов на высоких уровнях экономического развития. Лишь в крайне богатых ресурсами и относительно малонаселенных государствах недемократический режим (как правило, традиционные монархии) оказывается долгосрочно стабильным (см.: Przeworski A. et al. Democracy and Development. Political Institutions and Well-Being in the World, 1950–1990. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. P. 50). О механизмах подрыва стабильности авторитарных режимов см.: Binnendijk H. (ed.). Authoritarian Regimes in Transition. Foreign Service Institute of the U. S. Department of State, 1987. P. IX–XXVI; Vacs A. C. Authoritarian Breakdown and Redemocratization in Argentina // Malloy J. M., Seligson M. A. (eds.). Authoritarians and Democrats. Regime Transition in Latin America. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1987. P. 15–17.

Характерная черта экономической политики авторитарных режимов – ее ориентация на расходные статьи бюджета, в которых наиболее велика возможность хищения средств. Разумеется, были и исключения (например, Чили при А. Пиночете), но в целом это правило пробивает себе дорогу. Государства, имеющие репутацию коррумпированных авторитарных режимов, как правило, необычно много для своего уровня развития тратят на инфраструктурные проекты, в рамках которых трудно проконтролировать обоснованность затрат. Например, в 1975 году военное правительство Нигерии, если верить документам, произвело закупки цемента в масштабах, превышающих производственные возможности Западной Европы и Советского Союза (см.: Tanzi V., Davoodi H. Corruption, Public Investment, and Growth // IMF Working Paper WP/97/139, October 1997; Lundahl M. Inside the Predatory State: The Rationale, Methods and Economic Consequences of Kleptocratic Regimes // Nordic Journal of Political Economy. 1997. 24. P. 31–50).