Роберт Монкс - Корпократия

Все члены совета директоров расположились на небольшом возвышении слева от сцены, под охраной стоявших по двое вооруженных полицейских. Собрание должно было идти строго по регламенту — на каждую из девяти резолюций, предлагавшихся акционерами, отводилось по десять минут. Автору резолюции полагалось четыре минуты на все — на зачитывание своего предложения и на ответы на замечания. Кроме него по теме могли выступить еще три человека, каждому давалось две минуты. Горевшие зеленым, желтым и красным лампочки на микрофоне и по бокам сцены помогали выступающему понять, когда его время приближается к концу; если загорался красный, микрофон начинал сильно фонить — без сомнения, исключительно для удобства слепых акционеров. Как всегда, желающих выступить было больше, чем позволял регламент, но все мы знали правила и что в Exxon их соблюдают неукоснительно.

На очень красивый синий экран, установленный на задник сцены, проецировалась надпись «ExxonMobil. 121-е годовое собрание акционеров» и три снимка Земли из космоса. По бокам сцены стояли два флага — слева американский, справа — штата Техас. Ровно в 9:00 в этом галактическом антураже возник генеральный директор и председатель совета директоров Ли Реймонд и объявил собрание открытым.

Реймонд работал в Exxon инженером-химиком с 1963-го по 1970-е годы, когда его стали выдвигать на управленческую работу. В 1984 году он получил пост старшего вице-президента и вошел в состав совета директоров, в 1987 году стал президентом. Посты председателя совета директоров и генерального директора корпорации Реймонд занял в апреле 1993 года. Спустя шесть лет Exxon под его руководством поглотила компанию Mobil. Размер сделки составил 82 миллиарда долларов, а образовавшаяся в результате ExxonMobil стала крупнейшей в мире публичной нефтегазовой компанией.

Реймонд начал собрание с грамотно подготовленного и действительно впечатляющего доклада о положении дел. ExxonMobil — нечто новое в истории человечества, современная компания, использующая новейшие технологии, которая занимается разведкой, добычей и продажей нефти, природного газа и нефтепродуктов по всему миру — от Экваториальной Гвинеи до Венесуэлы, от Канады до российского Дальнего Востока. У Британской империи в расцвете ее могущества не было такого размаха и таких возможностей генерировать прибыль. Прибыль меня интересовала — управляющая моим семейным капиталом компания Ram Trust Services в то время владела более чем сотней тысяч акций ExxonMobil. В день собрания каждая из них стоила 36,45 доллара, а в ближайшие три с половиной года их цена должна была удвоиться.

Как только Реймонд закончил доклад, мы перешли к первому: пункту повестки дня — выборам директоров. Это была бы уникальная возможность для настоящей дискуссии, не будь мы ограничены 10 минутами на все про все.

Харизматичный францисканец Майкл Кросби[6] начал с вопроса по порядку ведения заседания, а закончил спором с Реймондом. Реймонд отделался отсылкой к законодательству Нью-Джерси и заявил: «Здесь я устанавливаю правила». Затем отдуваться пришлось председателю комитета по социально значимым вопросам Филу Липпинкотту. Его попросили рассказать, что сделано за прошедший год по проблеме глобального потепления. У Липпинкотта не было ни микрофона, ни желания что-то рассказывать, но за него ответил Реймонд, заявив, что вопрос глобального потепления входит в компетенцию совета директоров и совет в надлежащем порядке это вопрос рассмотрел, точка, конец дискуссии. Через час двадцать минут после того, как Реймонд объявил собрание открытым (ровно в 10:20, в Exxon время зря не теряют), мы перешли к следующим пунктам повестки, утверждению кандидатур аудиторов и одобрению программы поощрительных вознаграждений топ-менеджеров на 2003 год. Оба пункта не вызвали разногласий, что неудивительно.

После этого мы наконец добрались до девяти резолюций, которым повезло проскочить сквозь сито SEC. Когда очередь дошла до последней, моего предложения о разделении должностей генерального директора и председателя совета директоров, я встал и подошел к микрофону.

— В этот самый момент, — начал я, — лидеры великих держав собрались в Санкт-Петербурге на саммит «Большой семерки». Возможно, когда-нибудь они примут в свой круг новых участников, и, если так, на саммит вполне могут пригласить ExxonMobil, ибо сегодня ExxonMobil — двадцать первая по величине экономическая организация в мире. Но вы, господин председатель, менее стеснены в осуществлении вашей власти, чем любой из современных глав государств, и гораздо менее подотчетны, чем президенты, премьер-министры или канцлеры. Масштаб вашей деятельности глобален и охватывает не только экономику, но и политику. Масштаб вашей власти, господин председатель, — поистине имперский. Вы — император.

Когда я шел к своему месту, Реймонд что-то ворчал, но не похоже было, что сравнение с императором ему не понравилось. Сторонники и противники моей резолюции выступали, пока Реймонд, внимательно следивший за временем, снова не предоставил мне микрофон. Мое вступительное слово заняло 1 минуту 23 секунды; на заключение у меня оставалось, как напомнил пунктуальный, как всегда, Реймонд, 2 минуты и 37 секунд.

На этот раз я обращался непосредственно к совету директоров:

— Называя господина Реймонда «императором», я не иронизировал. Я воспользовался этим словом, чтобы обратить ваше внимание на подлинную проблему управления компанией ExxonMobil. Корпорация во многом напоминает государство. Совету директоров следует думать о ней в терминах, выработанных для государственной системы, и отказаться от попыток применения к компании прошлого делового опыта, который ExxonMobil уже переросла. Как американцы мы должны гордиться той заботой, с какой творцы нашей конституции создавали систему, в которой президент подотчетен конгрессу и Верховному суду. ExxonMobil — империя, и совету директоров нужно взять за образец политическую модель, чтобы создать систему сдержек и противовесов, которые ограничивали бы власть генерального директора. Господин Реймонд, если вам не нравятся мои слова, вините в этом только себя. Вы — жертва собственного успеха. И не забывайте, что у Наполеона был Талейран.

Желтый огонек загорелся, когда я уже закончил говорить. Я помню, что испытал радость оттого, что уложился в такое сжатое время. Потом я подумал: «О господи, они заставили меня мыслить так же, как они».

Часы оповестили об окончании собрания в тот самый момент, когда сестра Пэт Дейли[7] попросила Реймонда запротоколировать, что под его председательством творится фарс — ненужные ограничения свободы высказывания, грозная служба безопасности, зацикленность на минутной стрелке, очевидная — и небескорыстная — пристрастность некоторых выступавших по резолюциям.