Стэнли Маркус - Секреты идеального магазина. Мемуары создателя розничной империи

Вся наша семья была счастлива. Дядя Эл потребовал, чтобы я по такому случаю заказал у его знакомого портного в Нью-Йорке пару костюмов для колледжа. Он также подарил мне несколько своих галстуков от Sulka. Словом, к моменту отъезда в Амхерст у меня был полный набор одежды, совершенно не подходившей для ученика восточного колледжа. Но что мы знали об этом? Первые же два дня моего пребывания в Амхерсте показали со всей очевидностью, как мы ошиблись. Поэтому я сразу же позвонил домой и попросил прислать денег на покупку более соответствующего месту и случаю фиолетового твидового костюма с брюками гольф{7}. Именно такой была мода в кампусе Амхерста. Когда я приехал в Нью-Йорк, чтобы провести в отеле «Валдорф-Астория» День благодарения с тетей Кэрри и дядей Элом, они купили мне енотовое пальто – еще одну совершенно незаменимую вещь для студента колледжа на Востоке. Год в Амхерсте стал едва ли не самым несчастным годом для меня, но дал бесценный опыт. В день прибытия на станции нас, новичков, встречала группа представителей всех студенческих братств колледжа. Каждый из них вручил мне свою карточку и приглашение посетить дом их братства. Я воспользовался приглашениями, но все время ощущал смутное подозрение, что в некоторых братствах культивируется дискриминация по религиозному признаку. Очень скоро я получил этому полное подтверждение. Одно из братств любезно предложило мне вступить в их ряды. Я так же любезно согласился, но добавил: «Буду очень рад, но, полагаю, вы должны знать, что я еврей». Последовала минутная заминка, слова благодарности за откровенность и отмена своего приглашения вступить в братство. Такая реакция оказалась характерной и для всех остальных братств. В итоге два дня спустя, когда все прибывшие со мной новички вступили в свои братства, я оказался членом группы из шести «варваров». В нее входили кроме меня два других еврея, один китаец и два негра. Так как вся общественная жизнь Амхерста в те времена проходила именно в братствах, включая обеды, танцы и вечеринки, мой социальный круг оказался ограничен только приятелями-«варварами». Члены других братств были довольно милы на занятиях, но в свободное время мы были полностью изгнаны из их круга.

После рождественских каникул, проведенных дома, я вернулся в Амхерст с новой идеей: студенты-евреи не имели права вступать ни в одно из существующих братств, но кто мешал нам организовать филиал еврейского братства? Однако в это же время я получил письмо из Гарварда о том, что колледж будет рад принять меня в свои ряды следующей осенью по студенческому обмену. Поэтому мечты о братстве уступили место борьбе за хорошие оценки. И в конце весеннего семестра, разочарованный дискриминационной социальной системой, я покинул Амхерст. Меня ждал Гарвард.

Он оказался именно таким, каким я себе его представлял. Клубы, где господствовала религиозная дискриминация, не доминировали в общественной жизни колледжа. Гарвард был слишком большим и безразличным, а потому в нем находилось место для каждого. Меня восхищали занятия и знаменитые профессора, разнообразие характеров людей и многообразие культурных возможностей, которые предлагал Бостон. Я присоединился к еврейскому братству Гарварда и на последнем году обучения стал его президентом. Я был переведенным студентом и пропустил первый год обучения, когда в основном закладывались основы гарвардской дружбы. Поэтому в общежитии уже не было мест, и в течение первого года мне пришлось жить в съемной квартире. В братстве были прекрасные люди, чьим обществом я наслаждался, но я до сих пор уверен, что, живя в общежитии, не смог бы достичь таких успехов в братстве и стать его президентом.

В моих гарвардских оценках не было ничего поразительного. Областью моего внимания была английская литература, и я окончил курс со средним баллом С-плюс{8}. В Амхерсте я успешно сдал математику, поэтому мог выбирать практически любой привлекавший меня курс. Я стал посещать факультативный семинар «История печатной книги», который не учитывался по итогам обучения в системе отметок. Его вел Джордж Паркер Уиншип, библиотекарь собрания Гарри Элкинса Уайднера. Занятия проходили непосредственно в зале библиотеки. В окружении первых изданий в кожаных переплетах, собранных молодым Уайднером, который погиб на «Титанике», мы изучали зарождение и становление печатного дела со времен Гутенберга и до эпохи передовых американских печатников двадцатого столетия Дэниела Ап-дайка и Брюса Роджерса. Книги, напечатанные Элдусом, Кос-тером, Фастом, Шёффером и Кэкстоном; прекрасные тома, изданные Уильямом Моррисом в Kelmscott Press, были сняты с полок специально для того, чтобы мы могли их изучить и прикоснуться к ним. Это был мой первый шаг к идее коллекционирования. Здесь я почувствовал ту воспламеняющую искру, с которой началась моя всепоглощающая страсть к книгам. До сих пор помню трепет, охвативший меня, когда я держал в руках копию Библии Гутенберга, первой книги, напечатанной с помощью набора из подвижных литер. Я всегда любил книги, но до того времени ничего не знал об их создании; слово «инкунабула» не имело для меня никакого смысла. Воодушевленный свежеприобретенными знаниями, я решил, что хочу участвовать в какой-либо форме книжного бизнеса как профессионал в области типографского дела, издатель или продавец.

Я часто начал захаживать в букинистические магазины Корнхилла, покупая современные издания и собрания сочинений известных британских авторов, изданные в восемнадцатом и девятнадцатом веке. Очень скоро стало ясно, что моей стипендии явно не хватает и на книги, и на жизнь. Не желая надоедать отцу просьбами о деньгах, я решил создать службу заказов книг по почте, чтобы иметь дополнительный доход для покрытия моих возросших потребностей.

Когда мне было десять лет, я продавал Saturday Evening Post; каждое лето во время моей работы в магазине я продавал женские туфли и был непосредственно знаком с техникой продаж одного из величайших для меня продавцов того времени – моего отца. Все это стало хорошей базой для создания собственного дела и моральной готовности к нему.

Я открыл «Сервисное бюро коллекционера книг» и вел работу прямо из общежития колледжа без каких-либо затрат, за исключением расходов на рассылку рекламных писем. В первое предложение письма я включил выверенное обращение к снобизму читателей, которое, как я надеялся, зацепит внимание. Только потом я узнал, что это обычная рекламная уловка.

Сотне людей, которые получат копии этого письма Значат ли КНИГИ что-нибудь для вас? Если нет, выкиньте это письмо и потом не возвращайтесь к нему. Если значат, читайте внимательно, потому что письмо расскажет вам о новой и полезной услуге для любителей книг и коллекционеров. Так как я нахожусь в сердце книжного рынка, в Бостоне и Нью-Йорке, у меня есть возможность быть ближе к необычным книгам, чего нет у тех, кто живет в других частях страны. Ежедневно в Бостоне на продажу выставляются превосходные старые библиотеки, и я за весьма небольшую сумму могу обеспечить вас настоящими раритетами и прекрасными собраниями сочинений. Моя цель – предложить своим клиентам сервис, который будет бесценен для них при поиске редких книг за минимально возможную цену. Я хорошо знаком со складами ведущих книжных магазинов и букинистов, знаю многое о переплетах, первых изданиях, пиратских копиях, никогда не переиздававшихся книгах и ценах на них. Это ваш шанс получить книги, которые вы давно искали, – копию Poetica Erotica, не переиздававшуюся уже десять лет, или Heliogalabus Менкена – столь ценный предмет для коллекционера. Или, возможно, вы хотите переплетенное в кожу собрание сочинений Вальтера Скотта, Оскара Уайльда, Оноре де Бальзака, Джона Свифта или Генри Филдинга? Я могу найти их для вас. Я беру на себя поиск любой книги и выяснение ее стоимости для вас. Пожалуйста, укажите (если возможно) издание, переплет и примерную цену, которую вы готовы заплатить за нее. Если вы сочтете возможным сообщить вашим друзьям об этой необычной услуге, я буду вам весьма признателен. Искренне ваш, Стэнли Маркус