Сара Лейси - Мечтай, создавай, изменяй!

Сразу после геноцида никто не стал бы вкладывать деньги в разрушенную и разоренную страну, поэтому Кагаме принимает помощь иностранных государств, для того чтобы поднять ее до высокого уровня и заинтересовать иностранных инвесторов. Очень важно, чтобы деньги шли именно на восстановление страны, а не оседали в чьих-то карманах. Кагаме нетерпим к коррупции. Если кто-то отдает контракт на строительство своему родственнику, то оказывается в тюрьме. Дома у государственных служащих периодически проводятся проверки на соответствие уровня жизни уровню доходов: в случае сомнений возбуждается дело о взяточничестве. Периодически Кагаме даже без предупреждения посещает тот или иной ресторан, чтобы проверить, соблюдаются ли санитарные нормы. Если продукты хранятся на полу или температурный режим не соответствует установленному инструкцией, заведение немедленно закрывается и все сотрудники оказываются на улице. При пересечении границы на пути из беспорядочного Гома в Демократической республике Конго в спокойный и упорядоченный курортный город Гизени в Руанде вы обязательно увидите огромный плакат: «Инвестициям — да, коррупции — нет!»

Общественный порядок кажется тем более необъяснимым, если учесть, что сотни и тысячи людей, причастных к геноциду, уже отсидели срок в тюрьме и реинтегрировались в общество. Руанда представляет собой один из немногих примеров в истории, когда сторонники геноцида и выжившие в ходе чисток, а также семьи погибших, продолжают жить по соседству в тех же городах и деревнях. Восстановление справедливости происходит через трибуналы Гачача, основанные на системе обычного племенного права и признания вины. Обвиняемый предстает перед деревенским судом, и свидетели рассказывают, что они видели; если убийцы раскаиваются, их приговаривают к относительно легкому наказанию, но они должны рассказать, какое зло причинили своим жертвам. В данном случае речь идет не столько о наказании, сколько о духовном очищении и способности взглянуть правде в глаза, признав свою вину. Кагаме говорит, что эта система никому не нравится и относится к числу тех, которые предъявляют больше требований к пострадавшим, чем к обвиняемым. Многие руандийцы характеризуют ее как некорректное решение для нерешаемой проблемы. Как можно привлечь миллионы людей к ответу за убийство миллиона своих соседей и после этого надеяться сохранить и восстановить страну?

Сотрудники благотворительных зарубежных организаций подтверждают, что проводимая Кагаме политика приносит плоды, и весьма успешно. Пол Фармер из организации «Партнеры по здоровью» называет его великим человеком. Он даже перевез свою семью в Руанду, поскольку Кагаме оказывает ему всяческую поддержку в деле обеспечения беднейших слоев населения медицинской помощью. Учредитель программы «Каждому ребенку — по ноутбуку» Николас Негропонте заявил корреспонденту Time: «Уникальная особенность Руанды заключается в незыблемой вере президента в нас и нашей вере в него. Мы пойдем хоть на край земли, чтобы помочь ему и Руанде. Мы хотим, чтобы Руанда стала образцом для других стран»[56].

Кагаме вовсе не святой. Как бывший военный в охваченной хаосом стране, он несет ответственность за убийство множества людей. Отчет ООН за 2010 год остро критикует чрезмерное насилие, творимое войсками Кагаме сразу после геноцида. По мере приближения перевыборов на второй срок президента все чаще критиковали зарубежные средства массовой информации за репрессии в отношении политических противников. Но большинство людей, с которыми я разговаривала во время двух поездок в Руанду, гораздо меньше беспокоились о подавлении инакомыслия, чем о том, кто заменит Кагаме после окончания второго и, в соответствии с конституцией, последнего срока президентских полномочий. Что же, подождем и узнаем, что он выберет — захват власти и антиконституционное продление собственных полномочий или выдвижение преемника. И то и другое нанесет ущерб поступательному развитию страны. В 2009 году Кагаме в интервью еженедельнику The New Yorker заявил, что если ему не удастся воспитать единую, не терзаемую междоусобием нацию, чтобы спокойно передать власть следующему президенту, то он будет считать, что потерпел поражение[57].

Часто Кагаме называют сердитым Человеком. Он огрызается на критику из-за рубежа, понося членов международного сообщества за то, что те ничего не предприняли, чтобы помочь, когда его сограждан и семью убивали. «Какой свободе вы собираетесь меня учить, если не в состоянии взять на себя ответственность за проводимую вами политику, следствием которой стала гибель миллиона руандийцев?» — заявил он в апреле 2010 года на церемонии поминовения жертв в годовщину геноцида. В 2009 году он сказал Филиппу Гуревичу, что это ежегодное выступление на траурной церемонии позволило ему выплеснуть наружу весь гнев. «В политике и дипломатии не принято бурно выражать свои эмоции. Именно поэтому я говорил, что хотел бы вновь попасть на войну. Поле боя можно определить по-разному. Оно имеет четкие границы, и, несмотря на то что на войне полагаются на тактику, стратегию и мужество солдат, это удобный случай выплеснуть наружу вашу ярость. Но управление меняющейся ситуацией в политике, истории, культуре так, как это делается в современном мире, поглощает огромное количество энергии и способно кого угодно свести с ума»[58].

Нетрудно понять причину злости Кагаме. Он провел свою молодость в изгнании в Уганде, поскольку вспышки насилия со стороны военизированных формирований хуту случались и раньше, а в качестве главы Руандийского народного фронта (РНФ) он сам постоянно был мишенью для угроз и враждебных нападок. В период геноцида одна из газет опубликовала рисунок открытой могилы с надгробием, на котором выбито имя Кагаме, и обозвала его тараканом. Несмотря на это, придя к власти, Кагаме инициировал политику взаимного прощения и подтвердил ее практически, предоставив разоруженным военным из числа хуту должности в РНФ, вернув хуту их собственность и организовав трибуналы Гачача. Политика взаимного прощения тяжело дается многим руандийцам, но некоторые, как и Кагабо, видят ее преимущества. «Президент сказал, что мы не должны опускаться до мести, — говорил один из моих собеседников. — Если ты убил в отместку, то какая разница между убийцей и тобой? Нам нужны наши бывшие противники, чтобы восстановить страну. Убийство — это не наказание. Для меня простить действительно трудно, но очень важно. Мы не можем допустить повторения трагедии. Следующее поколение не должно нести на себе проклятие прошлого».