Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2007 #3

Идея возмездия, расплаты, лейтмотивом проходящая через всё произведение, не случайно заменяется идеей Бога, христианской любовью, детской непорочностью. Символично, что меч на Владимирском соборе вновь превращается в крест. К небу, престолу Бога, к вечным ценностям, которые символизирует оно, открыто призывает обратиться М. Булгаков, обратиться к тем ценностям, которые в большей или меньшей степени забыли, через которые переступили почти все герои романа.

Пакулов Г. И. Гарь: Роман. — Иркутск, изд-во “Иркутский писатель”, 2005

Сложную тему избрал для своего романа Глеб Иосифович Пакулов — известный сибирский писатель, которому в этом году исполнилось 76 лет.

Историческая романистика — жанр литературы, достигший больших высот в советские времена, представленный блестящими произведениями Алексея Толстого, Вячеслава Шишкова, Степана Злобина, Алексея Югова, Валентина Пикуля и других корифеев советской художественной исторической прозы, ныне пребывает как бы в умалении. Последним крупным, действительно глубоким автором историко-художественных исследований, а именно так можно назвать его произведения, был ныне покойный, убиенный, незабвенный Дмитрий Балашов. Потом наступило безвременье. Конечно, постоянно издаются и заполняют книжные прилавки многочисленные, в немыслимых аляповатых обложках дешёвые издания, претендующие на звание “исторических” произведений, где история России (да и мировая) перекраивается, как Бог знает кто на душу положит, а вернее, как угодно вкусам низкопробного рынка. Это — чтиво. Мускулистые герои таких произведений не имеют, разумеется, никакого отношения к реальным лицам прошлого, так же как, допустим, “исторические” озарения Фоменко не имеют ничего общего с “Историей государства Российского”.

Но вот — эпоха Раскола. Это — семнадцатый век, это патриарх Никон (“…Нихан — с того света спихан!”, как характеризуется он с первых страниц романа Пакулова), это царь Алексей Михайлович Романов, это князь Иван Хованский, это духовник царя Стефан Вонифатьев, священник Иван Неронов и весь кружок “ревнителей благочестия”, это, наконец, и главный герой произведения — протопоп Аввакум Петров — огнеборец в славе и в своей великой и трагической судьбе.

Семнадцатый век… Для России это время выбора судьбы. Да, именно судьбы, ведь когда избирается вера для народа или даже способ исповедания веры — это избирается судьба народа, нации, государства. В чём была причина того необычайного смятения, которое охватило русское общество середины семнадцатого века в связи с реформами патриарха Никона? Почему изменения в текстах священных книг, в Символе Веры (так, например, решили читать: “…царствию Его не будет конца” вместо: “…царствию Его несть конца”) или троеперстное сложение пальцев взамен двоеперстного при совершении Крестного Знамения — всё это вызвало бурный протест и в народе, и в среде как низшего, так отчасти и высшего священства? Почему Россия словно взорвалась и произошло глубокое и трагическое расслоение в русском народе, приведшее к неисчислимым жертвам, серьёзному духовному надлому и, может быть, в дальнейшей исторической перспективе — ко всем тем бедам, вплоть до революции, что свершились в России в последующие века? Открываем роман Пакулова, читаем…

“- И не надо выправлять! — Неронов выдернул руку из-под ладони патриарха. — Ведь по их мудрованию — конец есть, но боятся его и успокаивают — “не будет”. Пошто врут и двойничают? Мы-то знаем — царствию Божьему несть конца! Несть! Стало быть — нету!”

Да, малейшее нарушение в древних текстах Священного Писания воспринималось ревнителями благочестия как покушение на сами основы веры. А за это, за “единый аз”, можно было, по слову протопопа Аввакума, пойти и на крест. И то, что это так, доказывает летопись жизни Аввакума, с большой художественной силой развёрнутая на страницах романа Глеба Пакулова “Гарь”. Взяв за основу своего произведения известное “Житие протопопа Аввакума, написанное им самим”, Пакулов сумел претворить его в исторический роман, глубокий, психологичный, наполненный яркими красками в описаниях российских исторических древностей, природы России и её удивительных, очень сложных людей.

Аввакума томят без хлеба и воды в гнилых застенках, ссылают в ледяную Сибирь. И не одного ведь ссылают, что для него, как человека физически крепкого, было бы, может быть, не так страшно, но ссылают вместе с семьёй, с малыми ребятами — не все из его семьи выдерживают это испытание. К мукам физическим Аввакума добавляются и муки душевные, когда ему на глухом сельском погосте приходится хоронить своего маленького сына, умершего по пути в ссылку.

Окунаясь в это произведение, как в “океан многозвонный”, мы, читатели, неожиданно понимаем, что люди далёкого прошлого, оказывается, удивительно близки нам. Их чувства, дела, житейские заботы, душевные переживания — всё как и у нас, ничто не меняется в природе человека, и сильные характеры, они всегда прекрасны, такие люди одинаково полны достоинства, будь они одеты хоть в рубище каторжанина, хоть в боярский кафтан.

Станислав Зотов