Юлия Латынина - Саранча

Оставшееся от гусеницы ела саранча, оставшееся от саранчи ели черви, а оставшееся от червей доели жуки

Иоиль, 1,4

В один зимний февральский день 199… года хорошо одетый молодой человек пил чай в фешенебельном отеле «Рэдисон-Славянская», что неподалеку от Киевского вокзала города Москвы.

Гостиница начиналась широким и длинным коридором, который уводил посетителя все дальше, мимо дорогих бутиков и ресторанов к лестнице на второй этаж, где размещались залы для всяческих конференций и собраний. Вот и сейчас в гостинице проходило какое-то международное сборище: коридор был уставлен черными пластмассовыми указателями, в которых были вдеты белые бумажки с надписью: «На конференцию», а внимательный глаз при входе мог видеть черную доску с названиями залов, на которой вставными буквами была обустроена английская надпись: «4-th Annual Biochemistry Conference», и адрес: Composer's Hall.

Слева от коридора, у самого входа, начиналось уютное фойе, где можно было посидеть в кресле, побеседовать и выпить чашечку кофе. Собственно, именно разговором и занимался молодой человек. Его собеседник был постарше его и куда агрессивней: он встряхивал во время беседы головой, то и дело щелкал пальцами, и руки его с неожиданной и пугающей пластикой летали над столиком, как смычок скрипача — над покорным ему инструментом.

Молодой человек, казалось, был значительно спокойней. Он сидел абсолютно неподвижно, ни разу не переменив позы и лениво откинувшись в кресле. Белоснежные рукава дорогой рубашки, выступавшие на несколько сантиметров из-под безукоризненно пошитого пиджака, были сколоты золотыми запонками. Тонкие, сильные пальцы с коротко подстриженными ногтями совершенно неподвижно лежали на столе, не суетились и не перебирали тут же лежавших бумаг, не отстукивали нервного танца по полированной поверхности.

— Кто? Я? — вскричал второй, пожилой, чуть привстав с места. — Мля буду, не делал я этого! Да тому, кто такую мульку пустил, яйца повыдирать мало!

Охрана в начале фойе насторожилась. Молодой человек что-то коротко и негромко сказал в ответ.

Невнимательный наблюдатель (а охрана «Рэдисона», безусловно, к таковым не относилась) мог бы решить, что собеседников только двое. Внимательный же глаз непременно заметил бы четырех человек, расположившихся по квадратно-гнездовой схеме за соседними столиками. Все четверо были очень похожи друг на друга: матерые субъекты с метровыми плечами, на которых, казалось, трещали хорошо пошитые пиджаки. Двое гоблинов, очевидно, страховали пожилого, а еще двое — молодого.

Беседа продолжалась минут десять. Пожилой потихоньку успокаивался, молодой все так же улыбался. Наконец они, видимо, о чем-то договорились, молодой встал, протягивая пожилому руку. Тот с размаху хлопнул его по плечу

— Лады, Сазан! Приятно с тобой иметь дело, не то что отморозки эти…

Пожилой стремительно повернулся, кивнул двум шкафам, и вся троица быстро покинула фойе.

— Договорились? — почтительно вопросил Сазана один из его спутников.

— Да, — ответил тот. Улыбнулся и добавил:

— Вот так на ровном месте стрельба начинается. Потому что людям лень взять трубку и перетереть не с чужих слов…

Двое его спутников торопливо допивали кофе, к которому так и не притронулись во время беседы, и поглощали высокий заграничный пирог, покрытый взбитыми, как юбка невесты, сливками. Молодой человек, которого назвали Сазаном, вышел в просторный коридор и неторопливо оглядывался, видимо, в поисках туалета.

В эту секунду в дальнем конце коридора показался еще один посетитель гостиницы. Наиболее примечательной деталью его внешности были темные взъерошенные волосы. Волосы были чрезмерно длинны и, будучи курчавыми и непричесанными, не спускались чинно вниз, а торчали неприбранными сосульками во все стороны от худого, красными пятнами пошедшего лица. Человек был молод, высок и довольно щупл. Он шел, петляя как-то по-заячьи и непрестанно оглядываясь, и уже раза два или три чудом разминулся с другими гостями отеля.

— Ой, извините!

Щуплый паренек, некстати обернувшись через плечо и поспешая притом вперед, налетел на стоящего к нему спиной Сазана. Сазан обернулся мгновенно. В фойе, в пяти метрах, из-за столика вскочили двое бультерьеров, начисто забыв про кофе.

— Игорек? — вдруг удивленно спросил Сазан. Тот некоторое время соображал.

— Валера! — вдруг радостно выпалил он. — Валерка Нестеренко! Ты… ты откуда здесь?

Двое бультерьеров, повинуясь то ли знаку, то ли настроению хозяина, умиротворенно вернулись к своему кофе. Озабоченный своими мыслями, Игорь их, разумеется, не приметил.

— Да так, — сказал Валерий, — встреча у меня здесь. А ты что?

— Да я вот… на конгресс…

— А, ну да! Ты же у нас химиком был… как институт-то, на пятерки закончил?

Игорь внезапно пошел пятнами и еще раз потерянно оглянулся, как будто ожидал, что из недр рэдисоновского коридора сейчас выползет лернейская гидра и заглотает его, как удав яичко.

Игорь был еще довольно молод, моложе Валерия года на четыре. Они росли в одном и том же московском дворе, и Игорь был самым младшим в их компании, будучи принят в нее за необыкновенное разумение. Только Игорь Нетушкин мог знать, какую дрянь залить под школьный паркет на пятом этаже, чтобы под паркетом расплавилась проводка и ненавистные занятия тем самым были сорваны. Именно Игорь Нетушкин предложил ребятам во дворе построить ракету, а когда ракета была изготовлена, приехали угрюмые парни из КГБ, осмотрели изделие и страшно заинтересовались составом топлива. Игоря некоторое время приглашали на Лубянку и довольно тупо расспрашивали о том, кто поделился с ним секретами оборонного значения. Дело могло кончиться довольно плохо, но во время одного из допросов, когда Игорь уже устал отвечать на идиотские вопросы, дверь кабинета отворилась, и в него зашел человек, который представился как генеральный директор НПО «Союз» — главного российского разработчика и производителя твердого топлива.

Как известно, ракетное топливо состоит из собственно горючего и окислителя, и в ракете Игоря эту функцию выполняли соответственно алюминиевая пудра и динитразовая кислота. Как выяснилось, Игорь нашел то же самое техническое решение, что и разработчики топлива для СС-20. Проблема была не в этом. Проблема была в том, что динитразовая кислота, полученная принятым в СССР методом, стоила около 5 тысяч долларов за тонну. При получении методом Игоря она стоила 200 рублей.

История с динитразовой кислотой как-то разочаровала Игоря, и в результате к десятому классу он расстался с химией и увлекся молекулярной биологией.

Когда Валерий пришел из армии, тот как раз поступал на биофак МГУ. Потом Валерий Нестеренко на два года залетел на зону по «хулиганке», а когда он вернулся, Игоря во дворе уже не было — семья переехала из старой московской коммуналки в какое-то неведомое Беляево.

— А ну пошли, — сказал Валерий, радушным жестом показывая Игорю на одно из кресел в фойе.

Случайно или намеренно, но они уселись довольно близко от двух спутников Валерия. К ним тут же подошла официанточка с меню.

— Что будешь? — спросил Валерий.

Игорь испуганно помотал головой: ничего, мол. Его слишком тощая шея по-цыплячьи вытягивалась из короткого воротничка рубашки. Рубашка была застирана и кое-где обесцвечена до крахмальной белизны попавшими на нее реагентами.

— Два кофе, — распорядился Валерий. — Как живешь, Игорек?

— Да вот… ничего живу… Работу мою хвалят… в США пригласили… десять тысяч долларов в месяц для начала, представляешь?

— Ну так езжай, — сказал Валерий.

Игорь нервно сглотнул.

— Своя лаборатория, как тебе, а? Господи, это…

Игорь замолчал и по-страусиному сунул голову в сцепленные руки.

— Тебе что-то мешает уехать, да?

Игорь внезапно вскочил.

— Из-звини… я должен идти…

— Сядь! — голос Нестеренко был неожиданно жесток и холоден, как броневой лист. Его старый знакомец поспешно сел.

— У тебя неприятности, да? Ты работал на оборонку и теперь не можешь поехать в США?

— Ах, да какая там оборонка, она ко второму курсу давно развалилась…

Игорь вдруг нервно и обреченно засмеялся.

— Игорек! Вот ты где! А мы тебя ищем, ищем…

Сазан и Игорь оглянулись одновременно: первый быстрым и плавным движением, напоминающим разворот кобры, второй — словно школьник, застигнутый в ванной за срамным делом. К их столу подплывали двое — вальяжный пятидесятилетний господин в серой тройке, слегка раздувшийся от любви к жирному и сладкому, и другой — в чесучовом костюме, высокий, подтянутый и улыбающийся. Радушная улыбка на лице была как рекламный проспект, гласящий: «Смотрите, я — гражданин США».