Александр Бушков - Пиранья против воров

Лысый даже остановился, сбившись с уверенного шага:

– Ты это всерьез?

– Абсолютно, – сказал Мазур. – Всю свою сознательную жизнь тем на хлеб и зарабатывал, что п р и к и д ы в а ю такие вот вещи...

– Нет, правда?

– Тьфу ты! – с досадой сказал Мазур. – Серьезный человек именно с этих склонов вас раскурочит, как бог черепаху. Гранатомет, хорошая снайперская винтовка... даже не обязательно снайперская. Если ты мне раздобудешь исправную винтовочку образца Первой мировой, берусь в два счета перещелкать всех этих ваших верзил, что павлинами по двору гуляют без всяких бронежилетов... Давай на спор, а?

– Иди ты... – проворчал лысый, инстинктивно отодвинувшись. – Кто ж знал... Строилось-то в свое время по простому принципу: чтобы подальше от большой дороги, чтоб стена повыше... – Он глянул на Мазура и дружелюбно осклабился. – Вот видишь, какой ты полезный. Не успел во двор зайти, как сказал свое веское слово... Не-ет, Папа правильный прикуп сделал...

Они вошли в вестибюль, где на диване напротив входа сидели очередные верзилы – ужасно похожая друг на друга парочка, при галстуках и оттопыренных пиджаках. Завидев Котовского, они проворно встали и едва ли не вытянулись в добросовестной попытке скопировать армейскую стойку «смирно» – но Мазур наметанным глазом кадрового военного определил, что эти двое армейские ряды своим присутствием вряд ли когда-нибудь украшали: есть масса нюансов, понимающему человеку бьющих в глаза мгновенно...

Котовский уверенно направился вверх по широкой лестнице. На третьем этаже предупредительно распахнул перед спутником дверь, и они оказались в самой что ни на есть настоящей приемной, где имелась целая батарея канцелярских причиндалов вроде факсов, компьютеров и еще каких-то устройств, а также красивенькая по-кукольному секретарша, встретившая их отработанной улыбкой.

– Ты посиди пока, – распорядился лысый, кивнув Мазуру на кресло, а сам, обменявшись с куклой взглядами, скрылся за второй дверью.

Мазур уселся. Белобрысая куколка снова занялась какими-то бумажками, не то чтобы игнорируя Мазура, но определенно относясь к нему как к неизбежной детали происходящего, когда отнюдь не полагается лезть с вопросами и вообще обращать внимание. Все в соответствии с классиками: если пришел человек, значит, так надо, а если не надо – мигнут кому другому, но не этой ляльке...

Появился Котовский, кивнул на дверь:

– Прошу пожаловать!

Сам он остался снаружи. Кабинет, выдержанный в темных тонах, был не таким уж большим, у стола, стоявшего перпендикулярно к хозяйскому, Мазур насчитал всего-то четыре стула. Не похоже, чтобы здесь проводили особенно многолюдные совещания.

Хозяин кабинета вежливо встал и непринужденным жестом показал на стул:

– Устраивайтесь, Кирилл Степанович, чувствуйте себя, как дома. – Он подошел к стене и открыл дверцу, за которой оказался бар с зеркальными стенками. – Я думаю, выпьете немножко? Коньяк – «Плиска» и «Хеннесси», виски – «Тичер», водка – «Столичная», вино – красное болгарское... Я ничего не пропустил?

Мазур медленно усаживался, чуткий и настороженный, как зверь лесной. Хозяин кабинета слишком уж хорошо знал его вкусы – какое, к черту, совпадение... Утечка, утечка и еще раз утечка, и не на уровне дежурного мичмана...

– Давайте «Плиску», – сказал он спокойно, придвигая к себе бронзовую массивную пепельницу, украшенную тремя обезьянками в классической композиции «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу».

Он в упор, не скрываясь, разглядывал хозяина. Примерно одних лет с Мазуром, в движениях практически спокоен, лицо то ли худое, то ли кажется таковым, лысины нет, шатен, глаза близко посаженные, светло-синие... Голову можно прозакладывать, что прежде они никогда не встречались. Не из слабых мужичок – в плане прежде всего отнюдь не физическом, хотя и мышцей крепок...

– Прошу. – Хозяин подал ему бокал. – Без всяких этих буржуйских содовых, конечно? Давайте знакомиться, Кирилл Степанович. Меня зовут Николай Фомич. Я здесь главный. Имею в виду не только эту симпатичную усадьбу, но и вообще, как бы это сказать... – Он сделал обеими руками плавный жест. – У властей есть свой главный, у милиции, у пожарных... и так далее. А я, знаете ли, в с в о е й сфере... Пахан я здесь, простите за вульгарность. Сейчас употребляются разные другие словеса... но стоит ли зря воздух сотрясать? С м о т р ю я за этими краями. Вам пояснить?

– Да нет, – сказал Мазур. – Газетки почитываем. Можно ли будет осведомиться, как ваше уважаемое погоняло?

– Гвоздь, – с милой, светской улыбкой ответил хозяин без заминки. – Изволили слышать?

– Не приходилось как-то, простите великодушно.

– Ну, что поделать. У каждого своя тусовка... Я и сам не ожидал, что наши дорожки этаким вот образом пересекутся. – Он не вернулся на свое место, уселся на стул напротив Мазура. – Итак? Крепенько меня, грешного, возненавидели, а?

Он улыбался как ни в чем не бывало, держа у губ бокал, но глаза были холодные, умные и совершенно не отягощенные какими бы то ни было человеческими чувствами.

– Ненависть и прочее – это все эмоции, – подумав, ответил Мазур. – Я всю жизнь старался избегать ненужной лирики... Любви я к вам питать не могу, это, надеюсь, ясно?

– Ну, что поделать... Не любите, дело хозяйское. Вы и не пробуете возмущаться, я вижу...

– А какой смысл? – усмехнулся Мазур.

– Правильно, никакого смысла... – Гвоздь наконец отпил глоток, и немаленький. Он не был так уж спокоен, как старался изобразить. – Хотите, объясню, почему л ю б о е возмущение следует исключить? Окончательно и бесповоротно? Потому что вы – не интеллигент со скрипочкой. Вы, пользуясь старинным словом, матерый живорез. И не всегда вытряхивали душу из человека исключительно по приказу начальства... Я о вас много знаю, представьте. Времена нынче такие, можно собрать информацию о ком угодно, это лет пятнадцать назад я бы со страху помер при одной мысли о том, чтобы в своих целях использовать такого, как вы. А нынче многое изменилось... Так вот. Помните такого человечка по кличке Крест? Вы с ним сталкивались лет шесть назад, в нашей милой губернии.

– Предположим, – осторожно сказал Мазур.

– Значит, помните... Вы тогда попали в... трудные жизненные обстоятельства. И заключили с означенным Крестом полюбовную сделку. Он вам уговорился помочь, а вы – ему. И пристукнули вы с ним на пару тройку криминальных элементов, забрали у них неограненные алмазики, которые честно поделили... Кстати, что вы со своей-то долей тогда сделали?

– Выкинул в реку, – со злорадством сказал Мазур.

Гвоздь поднял брови:

– Ну да? Впрочем, хозяин – барин. А совесть вас не мучила потом?

– Представьте себе, нет, – резко сказал Мазур.

– Ага, и я знаю, почему. Те ребятки не в библиотеку шли, не на симфонический концерт, высокой пробы уголовнички, сидевшие на шее у советского... тьфу, черт, российского общества. Алмазы кравшие у родной страны. А потому их как-то и можно было пришить к чертовой матери без всяких внутренних колебаний. И потом... Потом кто-то очень качественно л и к в и д н у л хозяина некоей таежной заимки, который, вот совпадение, сделал вам очень много пакостей... Бога ради, я не спрашиваю, кто... У меня мысли идут в другом направлении. Коли уж вы, Кирилл Степанович, порою живете не по закону, а по п о н я т и я м, ну в точности, как мы, то нельзя возмущаться, если однажды кто-то с вами сыграет не по кодексам, а по тем же понятиям... Закон джунглей. Вы сами по нему живете...

– Я, по-моему, возмущения не высказывал ни в устной, ни в письменной форме, – сказал Мазур. – Давайте поконкретнее.

– Извольте. Сначала, уж не обессудьте, прикинем р а с к л а д. Прокачаем, что будет, если вы откажетесь на меня работать или сработаете плохо. Девочка ваша в полном комфорте и безопасности. Мы же не шпанка, мы люди серьезные, пальцем ее пока что никто не тронет и слова грубого не скажет. Лично контролирую. Ну, а если... – Он сделал скорбную физиономию. – Если вы откажетесь или провалите дело, как-то само собой получится, что найдут ее мертвой на той квартирке, и на ноже будут ваши пальчики, и будет там разбросана масса ваших вещичек, в том числе и с отпечатками... Мотивировка? Да вот вам прекрасная мотивировка... – Он сдвинул в сторону черную папку и ловко, словно карты сдавал, веером кинул перед Мазуром пачку цветных фотографий. – Вон как вы ее, лапочку, в купе охаживаете: и так, и сяк, туды-сюды... Улавливаете? Это банальная, совсем не редкая история: стареющий мужик и ветреная девочка... В нашем с вами возрасте случаются заскоки. Вы к ней в о с п ы л а л и, а она, поиграв чуток в любовь, послала вас к чертовой матери. Вы за ножик сгоряча – и покроили девочку в куски. Бога ради, простите за коварство, я не садист и не маньяк, просто жизнь заставляет – как вас в свое время она заставила с Крестом на мокрое дело идти... Одним словом, окажетесь вы в дерьме по самые уши. И даже если каким-то чудом выкрутитесь, то папаша ейный вас в покое ни за что не оставит, самосудом голову скрутит, не говоря уж о погубленной карьере... Он-то будет твердо уверен, что все именно так и обстояло, как любой на его месте... Вы обдумайте все и согласитесь, что ловушка подготовлена хорошая.