Виктор Доценко - Близнец Бешеного

Остановившись перед новичком, рыжий вновь проговорил, угрожающе поигрывая ножичком:

— Что ты сказал?

— Ты что, глухой или прикидываешься? — Серафим встал и в упор взглянул на рыжего вожака.

Почему-то Серафим нисколько не испугался ножичка в руках рыжего: в Сухуми ему приходилось общаться с разными пацанами. А сколько приходилось драться! С теми же татарами с соседней улицы. Настоящие кулачные бои были! Да и в Омске он несколько месяцев ходил в детскую секцию самбо при УВД, куда его пристроил проводник служебно-разыскной овчарки, у которой была громкая кличка — Бахтияр.

Степан, так звали проводника, устроил Серафима в эту секцию к своему брату в знак благодарности за то, что его мать Галина Ивановна, залечила раны Бахтияра, которые тот получил после выстрелов преступника во время задержания.

Брат Степана согласился принять паренька в порядке исключения: по возрасту ему была рано заниматься такой борьбой. Всё было хорошо до тех пор, пока о пацане не прознало начальство, которое тут же приказало отчислить его из секции занимающихся самбо до того, как ему исполнится тринадцать лет.

Сейчас перед ним стояли трое ребят, каждый из которых едва ли не на голову оказался выше него. Однако в глазах новичка было столько уверенности и спокойствия, что это любого могло сбить с толку.

Чтобы хоть как-то поддержать свой авторитет среди своих сверстников, рыжий вдруг истерично закричал:

— Кто глухой? Я глухой? Сопля несчастная! Да я те…бя по… по стенке раз…ма…жу! — он вытаращил глаза, начал ими вращать и размахивать руками, брызгать слюной, дёргать головой и при этом во всю заикаться.

Нужно заметить, что рыжий, когда хотел добиться своего или напутать кого-то, не впервые прибегал к этому приёму, изображая больного эпилепсией. В такие моменты даже взрослые тушевались и тут же начинали его успокаивать, а сверстники конечно же пугались. Вот и сейчас, почти все ребятишки испуганно попятились от него в разные стороны.

Но на новенького эта вспышка подействовала совсем по-другому: немного понаблюдав за ним, Серафим неожиданно громко рассмеялся:

— Ха-ха-ха! — он даже картинно схватился за живот. — Ой, пацаны, держите меня! Ой, умру от смеха! Ой, мамочка моя родная!

Этот смех как бы мгновенно отрезвил рыжего: он моментально прекратил своё кривляние и молча уставился на новичка.

— Ой, не могу! Ой, артист! — продолжал причитать Серафим, затем упал на кровать и начал кататься по ней, картинно дрыгая ногами.

— Чего это с тобой? — каким-то жалобным голосом произнёс рыжий, не понимая, что происходит…

Откуда рыжему было знать, что когда-то, когда Серафиму едва исполнилось три годика, ему понравился какой-то медицинский инструмент, который он принялся просить у матери, чтобы поиграть «в доктора». А инструмент был хрупким, острым и им можно было легко пораниться и мать, естественно, решительно отказала, но он продолжал настаивать и канючить.

— Нет! Я сказала нет, значит, нет! — повторила мать и убрала вожделенный инструмент на самую верхнюю полку высоченного буфета.

Вот тогда-то Серафим упал на пол и начал истошно реветь во весь голос, дрыгая ногами и руками.

Галина Ивановна молчаливо и совершенно спокойно понаблюдала за его истерикой, затем принялась громко хохотать, приговаривая сквозь хохот:

— Ну, артист ты, Сема! Ну, артист! Тебе только на сцене выступать…

Как ни странно, но смех матери сбил его с толку: он тут же прекратил истерику и с удивлением уставился на мать, которая не прекратила смеяться. Это продолжалось несколько минут. Потом Галина Ивановна резко оборвала свой смех и спокойно продолжила занятие, которое прекратила во время его истерики — принялась пришивать пуговицу на его пальто.

— Мама, а чего ты смеялась? — недоуменно спросил маленький Семушка.

— Кто, я? — удивилась Галина Ивановна. — Смеялась? — она пожала плечами. — Мне кажется, что это ты надо мной смеялся… — она хитро прищурилась и покачала головой.

Тот урок Серафим запомнил навсегда и более никогда не прибегал к помощи истерики…

— Ты чего смеёшься? — снова спросил рыжий.

Серафим резко прекратил смеяться, поднялся с кровати и принялся тщательно поправлять её.

Пацаны вокруг переглядывались, но никто не решался заговорить.

Закончив поправлять кровать, Серафим придирчиво оглядел её и только после этого взглянул на рыжего паренька:

— Ты что-то спросил? — спокойно поинтересовался он. — Кстати, как тебя зовут?

— Рыжий Колян, — машинально ответил тот и тут же повторил: — Ты чего смеялся?

— Кто я?.. Смеялся?.. — искренне удивился Серафим и покачал головой. — Мне кажется, что это ты надо мной смеялся, — повторил он слова матери.

Наконец, до Рыжего Коляна что-то дошло: он усмехнулся и спросил:

— Ты что, совсем не испугался?

— А чего пугаться? — пожал плечами Серафим и, чуть подумав, неожиданно спросил: — Слушай, Колян, а для чего вы полотенце перед входом бросили?

— А… — поморщившись, отмахнулся рыжий и тут же признался: — Сам не знаю… в тюрьме так делают… — и вдруг спросил: — Ты есть хочешь?

— Я всегда есть хочу, — вздохнул Серафим.

— Здесь ещё больше будешь хотеть: повар, сволочь, сумками домой жрачку носит, а мы суп пустой хлебаем, — Рыжий Колян наверняка повторил чьи-то взрослые слова. — Пойдём, хлеба слямзим в хлеборезке! — предложил он.

— Как это слямзим? — не понял Серафим. — Своруем, что ли?

— Ну! — Колян с восторгом тряхнул головой, — Пошли?

— Нет, я воровать не хочу… Воровать нехорошо… — назидательно пояснил он.

Как хочешь, — Рыжий Колян явно потерял интерес к новенькому и повернулся к своим пацанам. — Айда, пацаны, в пристенок играть, — он повернулся и пошёл к выходу.

За ним потянулось несколько его приближённых. На первый взгляд казалось, что Рыжий Колян успокоился в отношении новичка и несколько дней, действительно, как бы не замечал его, но это безразличие было кажущимся. Дело в том, что Рыжий Колян был очень злопамятным. Почти все ребята об этом знали и были уверены, что он ни за что не простит новенькому нанесённую ему обиду, тем более на глазах его окружения.

Некоторые из ребятишек внутренне потянулись к Серафиму, но, боясь Рыжего Коляна, старались не проявлять своей симпатии в его сторону открыто.

Особенно сблизился с новичком забавный паренёк по имени Данилка. Забавность заключалась в том, что у него не было переднего зуба и он немного шепелявил, кроме того все его лицо было в ярких конопушках, а на его лице постоянно блуждала задорная улыбка.

Тем не менее, несмотря на беззубую ущербность, многие из пацанов детского дома ему откровенно завидовали: дело в том, что отсутствие переднего зуба помогало Данилке залихватски свистеть без помощи пальцев.

Кстати, этот зуб Данилка потерял в первый же день своего появления в детском доме, всерьёз схватившись с Рыжим Коляном. Тогда Данилке здорово досталось: предложив с ним подраться «один на один», Рыжий Колян, в какой-то момент ощутив, что новичок оказался сильнее, чем ему думалось, призвал на помощь своих дружков…

В тот день, кроме потери зуба, все тело Данилки оказалось в синяках, а губы разбиты до крови. Однако как говорится, нет худа без добра: с той самой драки ни Рыжий Колян, ни кто другой в детском доме, больше никогда его не задевали, а он старался держаться особняком, ни с кем не сближаясь.

Сейчас, когда появился Серафим, Данилка сразу распознал в нём будущего друга и решительно пошёл на сближение, чтобы заполнить душевную пустоту.

Именно он, едва Рыжий Колян с компанией вышли из палаты, отозвал Серафима в сторону и тихонько ввёл его в курс дела, предупредив, что его ожидает:

— Послушай, Серафим, теперь опасайся: Рыжий Колян не спустит тебе…

— Пусть сам опасается, — бросил Серафим. — Я такие приёмчики знаю, что он в миг на полу окажется.

— Приёмчики — это хорошо, — одобрительно согласился Данилка и рассудительно добавил: — Но только тогда, когда дерутся по-честному: один на один, а Рыжий Колян всей кодлой может навалиться, а может и вообще исподтишка напакостить.

— Пусть попробует! А чего это ты все рыжий да рыжий? — спросил Серафим.

— Так у него кличка такая.

— А у тебя какая?

— Меня Данилкой зовут, — он протянул ему руку.

— А меня — Серафим, вот и познакомились…

Серафим с улыбкой подмигнул, как бы без слов намекая, что имелось в виду, когда Данилка, на вопрос, «А у тебя какая?», то есть кличка, назвал своё имя, а Серафим своё…

Действительно, прошло несколько дней, и мстительный Колян не только придумал, как отыграться на Серафиме за то, что тот, по его мнению, унизил его, позволив надсмеяться над ним при всех ребятах, но и вскоре воплотил в жизнь.

Выдуманный Рыжим Коляном план мести был мерзопакостным, просто иезуитским, и заключался в том, что Серафим был обвинён именно в том, против чего он выступил открыто в самый первый день появления в детском доме: его обвинили в воровстве, да ещё в праздник Первого мая.