Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа - Бушков Александр Александрович

Оказавшись не у дел, Кристан отправился на землю — если конкретно, в Равену (он приятельствовал с тогдашним начальником тайной полиции Ронеро, разделявшим идеи Кристана применительно к вверенному ему королевству). Обоим удалось заинтересовать тогдашнего молодого короля — и начальник тайной полиции получил высочайшее разрешение на создание новой службы и даже солидное финансирование. Начальником этой службы как раз и стал Кристан, получивший от короля титул земного графа и чин тайного советника (в Империи к этому отнеслись не то что снисходительно, равнодушно — чем бы дитя ни тешилось…).

Просуществовала эта служба года три. Потом в кругу высших ронерских государственных чиновников стало помаленьку нарастать недовольство: шло время, а немалые денежки без малейших результатов проваливались в этакую бездонную бочку. Как у всякого начальника тайной полиции, у земного покровителя Кристана оказалось немало могущественных врагов, радостно ухватившихся за прекрасный повод свалить противника. Тем более что в новой службе, как частенько случается, всплыли досадные недочеты: кто-то присваивал казенные денежки, кто-то использовал подчиненных в личных целях, кто-то привлекал в качестве «экспертов» шарлатанов, авантюристов и мошенников. Закрутилась очередная придворная интрига, в конце концов начальника тайной полиции вышибли со службы без пенсии и мундира, и он, получив недвусмысленный намек от короля, не видевшего больше проку от новой игрушки, отправился в свое дальнее имение. Кристана, правда, уволили гораздо вежливее — как-никак лар, Его Небесное Великолепие, но отстранили от всяких дел. Вернувшись в Империю, он недолгое время строил новые проекты (точнее, дополнения к основному), пытался заинтересовать ими и Магистериум, и Мистериор, но успеха нигде не снискал — и, как писалось в старинных романах, стал вести жизнь затворника, практически не появляясь в свете и, по слухам, занимавшимся какими-то экспериментами и исследованиями, к которым никто уже не относился серьезно. Он и сейчас жив — пожилой, но не старик…

Когда в свое время Сварогу попал в руки меморандум Кристана (фигурально выражаясь, пылившийся в электронном виде в свободном доступе, где его мог прочитать любой рядовой сотрудник восьмого департамента), то, как всякий почти новичок, переболел им в легкой форме. Сначала, как многие (и Канилла сейчас) решил, что «в этом что-то есть». Потом (опять-таки как многие) за отсутствием всякой конкретики вынужден был признать, что пустые абстракции — штука для дела бесполезная. В чем еще больше утвердился, приобретя некоторый опыт и поднявшись гораздо выше по служебной лестнице, нежели Кристан когда-то. Подобными абстракциями можно заниматься только тогда, когда под рукой немаленький кадровый резерв, откуда можно черпать и черпать. Конечно, в крестьянской среде время от времени обнаруживаются неизвестные прежде умения, а то и сущие феномены — одна Бетта чего стоит, — но настоящая, большая угроза никак не прослеживается, хоть ты лоб себе разбей. Той же точки зрения придерживался и великий прагматик Интагар, как оказалось, краем уха слышавший о провале проекта Кристана в Ронеро — конечно в крестьянской среде много загадочек, но все они слишком мелкие, чтобы тратить серьезные деньги и привлекать значительное число людей. В конце концов, есть Багряная Палата и монашеские братства, до сих пор этого вполне хватало…

— О чем задумались, командир? — вырвал его из поверхностных размышлений голос Каниллы.

— Да так, о всякой ерунде, — махнул рукой Сварог. — О том, сколько людей решали, что в меморандуме Кристана «что-то есть» — а потом трезво все взвешивали и отступались… Ладно, это абсолютно неважно. Ты молодец, что прилетела.

— Ну, тогда налейте «разгонную», и я отправлюсь на Талар, — Канилла лукаво улыбнулась. — А то Верди там заждалась, места себе не находит… Приятного вечера!

Сварог вздохнул тяжко. Канилла приободрила:

— Не берите в голову, командир, это не измена, тут все сложнее. Окажись все это чем-то другим, простите за выражение, вульгарным блудом, в жизни не стала бы вам с ней помогать, за Янку обиделась бы…

Когда ее брагант очень быстро бесшумной тенью затерялся среди звезд, Сварог вмиг уничтожил все следы скромного застолья и неторопливо направился к подъемнику. Наверху царила все та же покойная тишина, разве что в ближайших кустах меж величественных сосен шумно возился кто-то, судя по звукам, мелкий, причем из освоившихся, наподобие навязчивой белки — когда Сварог проходил совсем рядом, похрустывание веток и возня нисколечко не прекратились.

Естественно, в его домике горели оба стрельчатых окна гостиной, украшенные витражами искусной работы в стиле старинных мастеров, а из трубы лениво струился полупрозрачный дымок — Вердиана разожгла камин. Тот самый, перед которым лежала огромная шкура черного медведя, немало интересного знавшая о них с Вердианой, но не способная ничего никому рассказать.

Сварог вошел и направился прямо в гостиную. У вскочившей при его появлении Вердианы было такое счастливое личико, что напрочь отлетели последние угрызения совести — и до того-то существовавшие в виде комариных укусов, не более.

…Сон оказался натуральнейшим кошмаром.

Сначала он долго шагал по лесной тропинке ясным днем, и чащоба вокруг ничуть не напоминала какой-нибудь корявый злокозненный лес из фильма ужасов, наоборот, чувствовалась некая умиротворенность. Потом он вышел к неширокой спокойной речушке, к перекинутому через нее чуточку горбатому каменному мосту, выглядевшему довольно старым, но ухоженным — ни мха, ни пятен лишайника, ни выкрошившихся камней. Походило на то, что за ним заботливо следили.

И там, посреди моста, стояла большая белая волчица.

Сварог остановился у входа на мост — почему-то он именно так и должен был сделать, и они долго разглядывали друг друга. В янтарно-желтых глазах волчицы не было ни свирепости, ни злобы, наоборот, если бы речь шла о человеке, ее взгляд можно было назвать нежным, а выражение морды — улыбчивым. Дружески расположенная к нему волчица, изволите ли видеть. Вот только белые волки здесь встречаются, как когда-то на Земле, едва ли не раз в тысячу лет. Если говорить об обычных волках. А что до других — в здешней мифологии белые волки почти никогда не связаны с чем-то добрым, зато их, как олицетворения зла, хоть отбавляй…

Исчезли и мост, и волчица, Сварог словно растворился в ее янтарно-желтом нежном взгляде.

И оказался в обшарпанной комнате неистребимо казенного вида, где на колченогом столе лежала стопка бумаги и стояла большая старомодная чернильница, на стенах висели мечи и мушкеты, а в углу приткнулся грубо сколоченный топчан, грязный, полосатый, с прорехами, из которых торчали пучки прелой соломы. Единственное окошко забрано тронутой ржавчиной решеткой, явно сработанной каким-то косоруким кузнецом без малейшего прилежания.

И там была Яна — с волосами, на крестьянский манер заплетенными в две косы, перевитые цветными лентами, в наряде не бедной, но и не особенно зажиточной крестьяночки: синяя юбка до колен, скупо украшенная по подолу неширокой полоской серебряного шитья, белая рубаха с просторными рукавами, стянутая под горлом тесемочкой с кистями, красный корсажик.

За столом сидел тип в мундире сельского стражника с какой-то нашивкой на левом рукаве с багровой физиономией чванливого микроскопического сатрапчика, упивавшегося доставшимся ему пятачком власти. Второй точно такого же вида, разве что без нашивки, стоял за спиной у сидевшей на колченогом стуле Яны, положив руки ей на плечи и с гнусной ухмылочкой пошевеливая усами, а третий, примостившись в углу, старательно ввинчивал штопор в широкую пробку пузатой бутылки без этикетки.

Сидевший за столом с расстановочкой цедил слова, объясняя Яне ее незавидное положение. Среди завернутых в холстинку кругов сыра и крынок с творогом на ее повозке нашли мешочек курительной дури весом не менее ста паундов. За который, если дать делу ход, ей уныло прозябать за решеткой не менее трех лет — и то, если господин судья окажется милостив к красоткам и оценит по достоинству ее грудки-ножки. А то и побольше. А поскольку тюремщики — народ беззастенчивый и практичный, ее сразу же приспособят в качестве девочки для удовольствий, в каковом она и будет пребывать в течение всей отсидки. Но поскольку они тут не звери, согласны окончить дело миром и протокол изничтожить, а дурь выбросить в отхожее место. Конечно, если она будет умницей и отблагодарит всех троих со всем прилежанием…