Сергей Самаров - Схрон под лавиной

— Ты кто такой будешь? — с сильным акцентом, утрированным возмущением, спросил Гаримханов солдата.

— Старший сержант контрактной службы Чухонцев, спецназ ГРУ, — четко представился солдат, хотя стойку «смирно» перед эмиром не принял и даже, как показалось эмиру, ответил ему с какой-то насмешкой. Это сильно злило и лишало Гаримханова уверенности в себе.

— Контрактник… Наемник, значит…

— Никак нет, эмир. Контрактник — это не наемник, а профессионал. Лично я вижу разницу между этими понятиями. Рекомендую и вам это усвоить…

— А какого хрена ты здесь делаешь, старший сержант контрактной службы?

Далгат Аристотелевич осознанно говорил тоном, которым командир разговаривает с нерадивым подчиненным, чтобы показать, что он человек не простой и обращаться с ним следует с особым подходом. Посторонние будут тебя уважать только в том случае, если ты сам себя уважаешь — эта истина стара, как мир, и Гаримханов всегда ее придерживался. И вообще, он хотел показать, что чувствует себя хозяином в ситуации несмотря на то, что солдат стоит с оружием в руках, а он, Волк, безоружный и беспомощный.

Но старшего сержанта тон Гаримханова, кажется, не прошибал. Он был в себе уверен еще больше, чем был уверен в себе Далгат Аристотелевич.

— Караулю… — просто ответил старший сержант.

— Кого караулишь?

— Вас, эмир. Чтобы не убежали. На четвереньках… Вы здорово на четвереньках бегаете…

Это была уже откровенная и грубая насмешка, это было оскорбление. А терпеть оскорбления Гаримханов не привык. Ведь именно из-за этого Далгат Аристотелевич вынужден был уйти в горы и взяться за оружие. А уж терпеть оскорбления от какого-то мальчишки, который своего места не знает и не чувствует разницы между старшим сержантом и эмиром, он тем более не намерен. Но тут его опять кольнула боль. Не длительная, но ощутимая. Видимо, рецидив на нервной почве. Поэтому он смог только сказать:

— Когда тебя болезнь скрутит, я посмотрю, как ты будешь ползать. На четвереньках… На четвереньках строевым шагом… Сейчас мои люди придут и заставят тебя так вышагивать, и ты свой тон быстро сменишь. Джамбек и не таких крутых обламывал…

— Это тот громила, что ли? — наивно спросил старший сержант. — Так он уже к вам не придет, не ждите, скорее, вы к нему в ближайшее время отправитесь.

В глазах от потери последней надежды слегка потемнело, и закружилась голова — видимо, от прилива крови. У Далгата Аристотелевича мелькнуло подозрение, что Джамбек, наверное, прорыл все-таки выход, выбрался наружу и сдался спецназу. Сам пошел и сдался, опасаясь быть убитым. И сам запустил в пещеру других спецназовцев, объяснив им, где искать эмира, или даже сам привел их сюда, а потом уже Джамбека увели на поверхность. И все это, пока эмир спал, беспомощный и безответный, не имеющий возможности за себя постоять… Может такое быть? Тот же древний Аристотель говорил: «Благодарность быстро стареет». Джамбек мог забыть, что Далгат Аристотелевич когда-то вытащил его прямо из камеры райотдела полиции, тогда еще, кажется, милиции, задержанного по подозрению в убийстве. Вытащил, перестреляв всех ментов, что оказались в ту ночь в райотделе. Просто забыл Абалиев про это, потому что сработал в нем инстинкт самосохранения. Тот самый инстинкт, присущий волку и позволивший ему выжить тогда, когда многие другие хищники почти полностью исчезли.

Джамбек — не Волк. Он — просто волк. Именно так, только и обязательно с маленькой буквы. И ждать от него такого предательства было можно, хотя и больно это осознавать. Предатели стараются побыстрее забыть про свое предательство, но преданный никогда этого не забывает.

Но тут мысли Гаримханова направились по другому руслу. Он увидел из-за камня ствол своего автомата, оставленный там накануне.

Добраться до оружия!

Силой или хитростью, но добраться. Скорее, хитростью, потому что сил сейчас у Далгата Аристотелевича мало. Он шагнул вперед, стараясь ступать твердо и думая о том, как перехитрить спецназовца, и увидел, что сержант держит в руках книгу.

Вот и тема для разговора, которая отвлечет его.

— Художественной литературой во время службы балуемся… — с ехидцей произнес Гаримханов. — А если бы я убежал, пока ты страницу дочитываешь? Как угодно и куда угодно. Даже на четвереньках… Убежал бы, и все. Сначала просто уполз бы, а потом и убежал…

— Это не художественная, к сожалению, литература, — спокойно ответил старший сержант, по-прежнему не сходя со своего места. — Это только учебник. Художественную литературу я дома читаю. Там удобнее. Никто не мешает, и на четвереньках никто не бегает…

Гаримханов на оскорбление не отреагировал. Мысли были заняты только тем, как добраться до оружия. А если доберется, уж он, в самом деле, заставит этого старшего сержанта ходить на четвереньках строевым шагом. И вообще, без оружия не может быть спасения. Там, где один старший сержант появился, наверняка и другие спецназовцы бродят. Встречаться с ними, не имея в руках оружия, — глупо.

— Ученье — свет… Кто против этого возразит? Только тот, кто ничему не учится, ничему никогда и не научится. Чему учишься, просветленный?

— Гуманитарным наукам. Когда из армии уйду, будет у меня и гражданская профессия. Не всю же жизнь посвящать охоте на негодяев.

И это намеренное оскорбление Гаримханов вроде бы пропустил мимо ушей, но запомнил. А память у него срабатывала, бывало, и через пару десятков лет.

— И где учишься? — теперь голос эмира уже не был начальственным. Он был даже вежливым и почти добродушным, уважительным. Честно говоря, он всегда уважал людей, стремящихся к образованности. Не к диплому, который можно просто купить, а именно к образованности. И даже себя к таким причислял.

— В педагогическом университете. Заочник…

— Знаешь, чем петух отличается от соловья?

— Чем?

— Петух закончил консерваторию заочно, а соловей — очно.

— Все зависит от того, как к учебе относиться. Нужны тебе знания, получай. Диплом ничего не дает и ничего не решает. На него смотрят только один раз — при устройстве на работу, и то не всегда, иногда просто на слово верят.

Это все совпадало с мнением Гаримханова, и потому разговор показался даже интересным.

— Школьников, значит, будешь учить?

— Едва ли. В школе, кажется, мой предмет не преподают. Скорее, буду давать рекомендации и школьникам, и их учителям.

— И кем ты будешь, когда выпустишься?

— Социальным психологом.

— Аллах! Чего только люди не придумают! А что это такое?

— Наука.

— Я догадываюсь, что это не стихотворение Пушкина «Кавказ подо мною». Только наука от науки часто разнится, как сапог от валенка.

— Моя наука изучает психологию социума. То есть психологию взаимоотношений между людьми, ну, и еще много разного.

— А в жизни это помогает? Любая наука, если она не помогает людям, — просто хрень. Я вот философией когда-то увлекался. Не учился, просто увлекался. Папа мой мне это увлечение привил. Вроде бы наука не практичная, а вот, оказывается, как помогает людей понимать. А кто людей понимает, тот ими управляет, это закон жизни. И что за учебник у тебя? Чему учит? Что растолковывает? Есть от твоей науки практическая польза? — Эмир глазами показал на учебник, который старший сержант все еще держал в руке.

— Моя наука объясняет, — усмехнулся Чухонцев, — почему мы с вами никогда не сможем найти общий язык и что может принести наша встреча. И отчего такое происходит. И как такую ситуацию разрешить.

Старший сержант, словно желая прекратить разговор, сел на камень, а Далгат Аристотелевич потихоньку, старательно изображая свои страдания, которые в этот момент отступили, словно предоставляя ему возможность действовать, приближался к своему камню, расположенному по другую сторону костра, но при этом не смотрел в сторону автомата. Выдержки и хитрости Волку хватало, потому он продолжал разговор, чтобы отвлекать внимание старшего сержанта от оружия и дождаться удобного момента для действий.

— Глубоко твоя наука копает. И что она говорит? Почему же мы с тобой не сможем общий язык найти? Может, если с двух сторон возьмемся, и сумеем?

— Она объясняет, что в данном случае напрямую работает теория когнитивного диссонанса.

— Я такими понятиями не оперирую. Объясни, старший сержант, если сам понимаешь.

— Могу и объяснить. Не ради удовлетворения вашего любопытства, а только в качестве разминки перед написанием курсовой работы. Теория когнитивного диссонанса разработана и описана в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году американским специалистом в области психологии регуляции мышления и социальной психологии Леоном Фестингером. В общих словах это выглядит примерно так. Все мы — члены общества, составленного из разных малых обществ, я, например, — из общества срединной России, вы — из общества кавказских республик. У нас у всех свой собственный менталитет, собственные представления о порядочности, чести, мужестве. При этом мы все, повторяю, все — представители одного российского общества. Но каждый из нас при этом, помимо того, что является носителем своего менталитета, еще и индивид, со своим собственным восприятием мира, со своей психологией, культурологией, вероисповеданием, отличными от, скажем, соседа по камере СИЗО, куда вы скоро отправитесь. Когнитивный диссонанс возникает внутри человека и объясняет конфликтные ситуации, которые активируются как в структуре каждого индивидуума, так и в слоях, представленных определенным менталитетом. В данном контексте ситуация не рассматривается как конфликт между русскими и кавказцами, а только как конфликт внутри русского или внутри кавказца, который потом приводит к собственно конфликту между русским и кавказцем. То есть внутренний конфликт каждого перерождается в конфликт индивидов. И эта конфликтная ситуация является продуктом реакции индивида на какую-то конкретную ситуацию или на человека, с которым он встретился. Теперь по необходимости объясню терминологию, чтобы вам понятнее было. Когниция — это, грубо говоря, знание индивида, его личный опыт. Так нам, по крайней мере, трактует это понятие древнеримское право. Там же, в Древнем Риме, когда у людей еще не было паспортов, когницией называли подтверждение личности человека теми, кто его лично знает. Опять же — знание, личный опыт… В современной психологии этим словом обычно обозначается процесс, с помощью которого происходит обработка информации нашим сознанием. Возникновение диссонанса появляется тогда, когда сталкиваются индивиды, категорично не готовые понять друг друга. Что это значит? Вот встретились мы с вами. Два индивида. Вы не в состоянии понять, зачем я сюда пришел, по какому праву вмешиваюсь в ваши отношения с кем-то из местной власти, вы не в состоянии понять, чего я добиваюсь, как я живу и зачем вообще живу. Ваш личный опыт основывается на других принципах. Вы считаете, что сильный вправе забрать что-то у слабого. Мы считаем, что сильный только тогда сильный, когда он сильному противостоит, а слабому отдает безвозмездно. Просто, по доброте душевной. Вы имеете собственное вероисповедание, и наше понятие Троицы для вас, утверждающих единство и главенство Аллаха, вообще не просто непонятно, но и неприемлемо, хотя, по большому счету, Троица точно так же едина, как человек и его идеалы. Но вы этого воспринимать не хотите, и у вас возникает когнитивный диссонанс. Возникает он во внутреннем вашем мире, оттого вы чувствуете себя во время встречи со мной неуютно. И имеете желание разрешить ситуацию своими методами, чтобы убрать диссонанс. Я понятно объясняю человеку, знакомому с философией?