Михаил Ахманов - Наёмник

Нашел?.. неужели нашел?.. – думалось Каргину в ночной тишине, но он не торопился с ответом. Время покажет, мелькала первая мысль, и тут же ее догоняла вторая: слишком мало времени прошло. Мало, не так чтоб очень, если судить с военной точки зрения. Целых три дня.

На третий день боевых трудов, во время ланча, кто-то остановился за его спиной. Каргин не видел подошедшего; он доедал салат и размышлял не о загадках женской души, а о вещах прозаических – о том, к примеру, не подорвать ли казарму и ближние к ней посты минами ПТМ, от коих танк взлетает в воздух на два человеческих роста. Одновременно он любовался Кэти – если не считать пальмы у их столика, увитой лианой в алых цветах, она была самым приятным украшением пейзажа.

Вдруг лицо ее переменилось. Зрачки потемнели, яркие полные губы вытянулись в шпагат, брови сошлись на переносице, а под нежной смуглой кожей щек наметились желваки. Сейчас она напоминала взведенную гранату – отпусти кольцо, грохнет взрыв, метнется пламя и полетят во все стороны осколки. Т а к а я Кэти была совсем незнакомой Каргину.

За его спиной раздался голос – вроде бы слышанный раньше, раздраженный, чуть визгливый, с заметными повелительными нотками.

– Когда я подхожу к своим сотрудникам, им полагается вставать!

Каргин прожевал листик салата и поднял голову.

Молодой мужчина, примерно в его годах, высокий, рыжеватый, с серо-зелеными глазами и надменным капризным ртом. Незнакомец был одет щеголевато, можно сказать, с иголочки: безупречный светло-кремовый костюм, строгий галстук, замшевые туфли. Кого-то он напомнил Каргину – кого-то очень знакомого, виденного многократно, в различных обстоятельствах и ракурсах. Не его ли самого?.. Все может быть, мелькнула мысль. Правда, подбородок у Каргина был покруче, скулы пошире, а волосы – потемней, и рыжинка в них едва просвечивала. Но сходство, безусловно, имелось – такое, какое волей судеб бывает между чужими людьми, рожденными в разных концах планеты.

Осмотрев незнакомца с ног до головы, Каргин отвернулся и подмигнул Кэти:

– Представительный джентльмен… Кто такой?

– Бобби. Он же – Роберт Генри Паркер, наследник и президент Халлоран Арминг Корпорейшн, – пояснила она без особой приязни, выделив слово «наследник». – Нынешний босс корпорации.

Брови у Каргина полезли вверх. В сказанном девушкой не было и намека на пиетет или хотя бы обычную вежливость, с которой мелкий служащий обязан относиться к шефу, главе могущественной фирмы. Выводов можно было сделать два: либо Кэти не являлась мелким служащим, либо ее связывало с Паркером нечто личное, позволявшее общаться накоротке. Может быть, имеют место оба варианта, решил Каргин и медленно протянул:

– Значит, босс, наследник и президент… А что же ты не встаешь?

Губы Кэти дрогнули в торжествующей усмешке.

– Я из административного отдела, который ему не подчинен. А если б и был подчинен, ему все равно меня на улицу не выбросить! Никак не выбросить!

– До поры, до времени, дорогая, – ядовито заметил Паркер, приземляясь на стул рядом с Каргиным. – До поры, до времени. У всех твоих покровителей пролежни в мозгах, а из задниц уже сыпется песок. Когда высыпется весь, мы потолкуем об улицах и даже о панелях. Или я не прав?

Кэти, побледнев от ярости, хотела ответить чем-то не менее ядовитым, но Каргин накрыл ладонью ее стиснутые руки. Он был поборником дисциплины и привык к тому, что человека можно не уважать, но чин его и звание – совсем другое дело. Как говорил майор Толпыго со всей армейской прямотой, честь отдаешь не морде, а погону.

– А я ему подчинен? Я обязан вставать?

– Если пожелаешь, – пожала плечами девушка. – Но ты нанят Шоном Мэлори – службой безопасности, проще говоря, а она подчиняется только старику… то есть, я хотела сказать, мистеру Патрику Халлорану.

Диспозиция прояснилась, и Каргин, повернувшись к Бобу, взиравшему на него с каким-то нехорошим интересом, обматерил президента по-русски. Это заняло пару-другую минут, так как ненормативной лексикой он владел в совершенстве, как и положено всякому ротному командиру.

– Что это было? – поинтересовался Боб, когда список сексуальных привычек его предков подошел к концу.

– Это был великий и могучий русский язык, – объяснил Каргин. – Цитата из «Братьев Карамазовых» нашего гения Достоевского. В ней говорится о поганцах, грозящих юным девушкам панелью. – Подобрав с тарелки остатки салата, он осведомился: – Президент желает что-нибудь еще послушать? Скажем, из русской поэзии или из классиков марксизма?

Щечки Кэти порозовели. Вытянув длинные ноги, Паркер недовольно пожевал губами, нахмурился, потом буркнул:

– Сестра говорила, что ты неплохо стреляешь…

– Какая сестра?

– Рыжая стерва Мэри-Энн, – с усмешкой промолвила Кэти. – Та, которая много пьет, липнет к чужим парням и не желает отзываться на имя Нэнси.

– Было такое, – Каргин согласно кивнул.

– Послезавтра суббота, – Паркер резким щелчком сбил пылинку с пиджака. – Приходи в двенадцать к «Старому Пью». Постреляем.

Он встал и, не прощаясь, двинулся к проему в подстриженных кустах, обозначавшему выход из кафе.

– Фрукт, однако, – заметил Каргин после недолгой паузы.

– Самоуверенный болван, – пробормотала Кэти. – Наследничек…

– А другие у Халлорана есть? Дети там или внуки?

– Старик, я слышала, к женщинам был неравнодушен, но не женился и о прямом наследнике не позаботился. – Взгляд Кэти, скользнув по лицу Каргина, переместился на пальму, увитую лианой в алых цветах. – Бобби и Мэри-Энн – дети его сестры Оливии Паркер-Халлоран… Но это ничего не значит. Ровным счетом ничего.

– Не значит? Почему же?

Кэти неторопливо навивала на палец длинную каштановую прядь.

– Во-первых, потому, что могут найтись и другие наследники… я ведь сказала: к женщинам был неравнодушен… А, во-вторых, Патрик Оливию терпеть не может. Она младше на двадцать лет и родилась в четвертом браке его отца, Кевина Халлорана. Когда тот умер, Оливии было восемнадцать, а Патрик, закончив дипломатическую карьеру, стал править корпорацией, и было ему не до сестры… Она пустилась во все тяжкие, потом связалась с нищим баронетом из Йоркшира, Джеффри Паркером, который, как мне говорили, ее обобрал и бросил. А Халлоран британцев ненавидит. Ирландский националист, поклонник фениев… субсидировал ИРА[16] и, вероятно, субсидирует и сейчас. А кроме того…

Она замолчала, и Каргин, выждав минуту-другую, осторожно напомнил:

– Кроме того, есть и третье, так? И что же?

– Есть, и дело в Бобби. Старик уверен, что лишь настоящий мужчина может возглавить компанию, а Бобби…

– Бойскаут? Или плейбой?

– Не только. Глупец, фанфарон и самовлюбленный идиот… корчит из себя супермена… – Кэти передернула плечами. – Любитель патронов большого калибра, больших машин и толстых задниц. Может и свою подставить, не сомневайся!

Присвистнув, Каргин заметил:

– Я вижу, ты в курсе всех семейных дел!

– Если ты о пристрастиях Бобби, так в этом нет ничего секретного… – Девушка оперлась подбородком на переплетенные пальцы, продолжая глядеть куда-то мимо Каргина; лицо ее приняло задумчивое выражение. – Видишь ли, Керк, я из хорошей семьи, но небогатой, и манна мне с неба не падала. Был один случай, был, да сплыл… А раз сплыл, то я решила, что позабочусь о себе сама. Найду богатого парня, вскружу ему голову и увезу в Венецию или в Париж… – Она вдруг лукаво сощурилась и заглянула Каргину в глаза. – Ты, случайно, не этот парень? Кажется, твой отец – генерал? Наверное, он человек богатый?

Каргин, расхохотавшись от души, поднялся.

– Выстрел мимо, крошка! Старый русский генерал – это тебе не новый русский! Много ран и орденов, а денег… – Выразительно пожав плечами, он подхватил девушку под локоток. – Ну, пойдем, пойдем… Пора трудиться.

Отец его был из кубанских казаков, служивших отечеству верой и правдой без малого два столетия, но кроме чести и упомянутых ран с орденами не выслуживших ничего. Ни у царей и царских полководцев, ни у партийных чинуш и самодержавных генсеков. Отец никогда и жаждал богатства, повинуясь иному императиву, ясному и четкому: солдат должен служить, сражаться и защищать. Что он и делал тридцать лет, пока не лишился пальцев на ноге во время штурма Панджшерского ущелья. За все труды и пролитую кровь он получил неплохую должность, вернулся на родину в Краснодар, служил там в штабе округа, но в девяносто шестом, когда закончилась чеченская война, подал в отставку. Каргин расспрашивал, зачем да почему, а отец отмалчивался, темнел лицом и лишь однажды, выпив водки, буркнул: орлы, мол, с лебедями и грачами не летают.

Род свой Каргин считал по отцу, но походил на мать, светловолосую и сероглазую москвичку. По матери считаться было нечем – бабка Тоня ее «нагуляла» в сорок четвертом, в оголодавшей, пропахшей порохом Москве, а от кого, о том в семье не говорилось. Должно быть, мать сама не знала – бабку Тоню бог прибрал в шестидесятом, еще молодой и до того, как отец, учившийся в академии Генштаба, повстречался с матерью. Помнились, однако, Каргину фотографии красивой женщины в старом семейном альбоме да десяток книжек на английском – бабка Тоня была переводчицей, и мать, посмеиваясь, говорила, что от нее он унаследовал дар к чужим языкам.