Юлий Дубов - Большая пайка

Когда странный человек пробежал через зал, живой коридор распался: двое горилл ринулись за ним в глубь здания аэропорта, человек пять-шесть рассредоточились по залу регистрации, а двое неторопливой походкой подошли к стойке регистрации первого класса. Там их уже ожидала невесть откуда взявшаяся тележка, на которой громоздились три огромных чемодана. Один из громил присел перед тележкой на корточки и стал внимательно изучать замки чемоданов, а второй пристроился в очередь сразу же за Леонарди и достал из — внутреннего кармана пиджака белый конверт.

Томмазо, заинтригованный этой сценой, успел заметить мелькнувшую под пиджаком гориллы кобуру, из которой торчала вороненая рукоять полицейского кольта.

Когда Леонарди, отойдя от стойки, задержался, засовывая в карман паспорт и посадочный талон, он услышал, как аэропортовская девушка недоверчиво спрашивает у гориллы:

— Простите, как фамилия? Эл Капоне? Это точно?

— Читать умеете? — на вполне приличном английском, но со смутно знакомым акцентом поинтересовался гигант с кольтом. — Там все написано.

«Ого! — удивился про себя Томмазо. — Эл Капоне объявился».

Ни на паспортном контроле, ни в просторном зале ожидания странный человек ему больше не встретился. Леонарди увидел его только в салоне самолета, случайно посмотрев налево.

Странный человек производил жалкое впечатление. Новый белоснежный костюм его был измят, будто он спал в нем несколько суток. Не только под мышками, но и на груди пиджака проступали темные влажные пятна пота. Леонарди показалось даже, что сквозь дурманящий аромат дорогого дезодоранта пробивается отчетливый неприятный запах. Человек сидел, закрыв глаза, и мог сойти за спящего, но Томмазо заметил, как лихорадочно пульсирует синяя жилка на морщинистой шее и как дрожит лежащая на правом колене загорелая рука.

Возникшая сзади фигура, в которой Томмазо узнал гориллу с кольтом, наклонилась к потеющему старику и что-то прошептала ему на ухо. Старик, не открывая глаз, досадливо мотнул головой. Фигура кивнула и бесшумно растворилась в глубине салона. Старик пошарил в боковом кармане пиджака, достал узкий стеклянный цилиндрик, выудил таблетку и засунул ее в рот. Еще несколько таких же таблеток раскатилось по полу.

Либо этот человек был очень болен, либо он находился в состоянии сильнейшего нервного стресса. С учетом увиденного в аэропорту вероятнее всего было второе.

За последнюю неделю Фрэнк натерпелся такого, чего не видел за всю свою богатую событиями жизнь.

С самого начала он не хотел ввязываться в эту идиотскую историю с «Инфокаром». Надо было быть полным кретином, чтобы встать поперек дороги тем, с кем не рисковал портить отношения даже сам Березовский. Не говоря уже о вполне вероятной конфронтации с Ахметом и его молодцами. Не говоря о Ларри, желтые глаза которого виделись Фрэнку в ночных кошмарах.

Да и много ли ему было надо? Деньги на старость есть. Дом на средиземноморском побережье — тоже есть. Хватит на всю семью. Дети, слава Аллаху, зарабатывают достаточно и даже смогли бы поддержать отца на старости лет, если бы в этом возникла необходимость. Но такой необходимости, опять же слава Аллаху, нет и не предвидится. Есть бизнес. Все есть. Тогда зачем он полез в это дело?

Будь проклят тот сын шайтана, который, до смерти перепугавшись налета налоговой полиции — с автоматами и в черных масках, — прибежал к нему, Фрэнку, и закричал в голос, что бизнес накрылся, впереди тюрьма, кассиры давно дают показания, все раскрыто и группа захвата уже садится по машинам. Будь тысячу раз проклят тот час, когда он, Фрэнк, своей рукой снял телефонную трубку, набрал кремлевский номер и стал униженно добиваться хотя бы минутного разговора с большим начальником.

— Фамилия ваша как? — придирчиво вопрошал капитан-порученец.

— Вы передайте, уважаемый, что это Фрэнк Мамедович звонит, — дрожащим от волнения голосом умолял Эл Капоне. — Он меня помнит. Фамилию сказать не могу, она у меня очень трудная.

И клял в душе друзей-остряков, навязавших ему фамилию короля американских гангстеров.

Большой начальник выслушал просьбу Фрэнка об аудиенции, подумал и охотно согласился встретиться вечером в «Царской охоте». Закусывая замороженную до зубной боли водку свежайшей семгой самого что ни на есть лучшего посола, начальник выслушал печальную историю и определил:

— Законы надо соблюдать, Фрэнк Мамедович. Для того мы и стоим на страже государственных интересов. Так-то вот. А нарушать законы у нас никому не позволено. Ни вам, понимаете ли, ни мне, ни даже Борису Николаевичу. Так что будем делать?

Фрэнк деликатно промолчал, преданно глядя начальнику в глаза. Тот выдержал паузу.

— Ладно. Проблему вашу я решу. Под свою ответственность. Под свою личную ответственность. Поняли меня? Но мне нужны гарантии, что больше вы никаких дел не натворите. Настоящие гарантии.

Фрэнк отчетливо ощутил, как к нему в грудь вошел живительный глоток свежего воздуха.

— Гарантии? — переспросил он. — Берите, уважаемый. Какие хотите гарантии, такие и берите. Только помогите, пожалуйста.

— Гарантии… — Начальник задумался. — Значит, так. Я к тебе направлю своего человека. Пусть последит, чтобы все было в порядке. И по закону. Первый Народный банк — это у тебя? Возьмешь его туда. Пусть чем-нибудь заведует. Аналитическим отделом, что ли… И чтобы он полностью был в курсе. Тогда я буду спокоен. И уверен, что потом не придется краснеть.

Фрэнк быстренько прикинул в уме. На Первый Народный было завязано не менее половины всего бизнеса. Но отказываться никак нельзя. От таких предложений не отказываются. Пожалеешь половину — потеряешь все. Он хорошо знал мертвую бульдожью хватку московских, а в особенности — кремлевских людей. Как акулы, почуявшие запах свежей крови, они рвали живое тело, пока не добивались полного, но быстро проходящего насыщения. Однако, в отличие от акул, с этими людьми можно было договориться, и они соглашались, откромсав от жертвы наиболее смачные куски, сохранить ей жизненно важные органы и предоставить возможности для частичной регенерации.

Интересно, что «папа» поручит своему комиссару?

— А чем он будет заниматься? — спросил Фрэнк, заранее зная ответ.

— Он вам сам скажет, чем будет заниматься, — предугаданно ответил начальник.

На том и порешили.

Появившийся на следующий день полковник Корецкий неделю ничем себя не проявлял. А потом завалил Фрэнка целой кучей бумаг. Подписав их, Фрэнк облегченно вздохнул. Рынки полковник не тронул. Рестораны и бензозаправки тоже.

Из занимавшихся обналичкой фирм отобрал всего две, сменив руководство. Между ними возникло что-то вроде разделения труда — полковник плотно контролировал банк и все его операции, но в деятельность компаний, проводивших через банк свои обороты, не лез, наличным оборотом прямо не интересовался, отстежке для братвы никак не препятствовал.

Фрэнк с трепетом ждал, когда же полковник проявит интерес к операциям с оружием, и наконец дождался. Однако никаких поползновений к тому, чтобы прибрать эти операции к рукам, Корецкий не обнаружил. Он просто дал Фрэнку понять, что полностью в курсе событий, и предложил:

— Давайте так. Это ваше дело. Я, конечно, должен бы доложить, но могу и не докладывать. Прямых нарушений закона не усматриваю. Вместо этого у меня к вам, Фрэнк Мамедович, есть одно предложение.

Когда Эл Капоне выслушал предложение полковника Корецкого, у него встали дыбом остатки волос. Но полковник успокоил Фрэнка:

— Чего вы боитесь? Это ведь — просто растереть. — Корецкий изобразил пальцами соответствующее движение. — Вы же прекрасно понимаете, Фрэнк Мамедович, кто за вами стоит. Этот… Платон… утрется — и все. С нами воевать никто не станет. Кроме совсем оголтелых. А он не такой. Он умный. И понимает, что сила солому ломит.

— А можно меня в это не впутывать? — осторожно поинтересовался Фрэнк.

— Кто же вас впутывает? — искренне удивился полковник Корецкий. — Если вас впутывать, то надо партнерство обсуждать. А здесь — извините — не ваш, а наш бизнес. Вы только проинформируйте ваших приятелей, чтобы под ногами не болтались. Как инфокаровская «крыша» называется? Ахмет? Вот его и проинформируйте. У него первого неприятности будут, если полезет на рожон.

Фрэнк все же поостерегся звонить Ахмету напрямую и передал информацию через общих друзей. Друзья потом сказали, что Ахмет отнесся с пониманием. Фрэнк облегченно вздохнул.

Однако облегчение длилось недолго. Когда Платон и Ларри вызвали Фрэнка на встречу, когда он, в инфокаровском клубе, посмотрел Ларри в глаза и вспомнил, где и когда с ним познакомился, а главное — кто их познакомил, — у него засосало под ложечкой. Потом, в «Метрополе», он искусно валял дурака, тянул время, всячески пытался отсрочить момент окончательного предъявления условий, но выслушал унизительный ультиматум до самого конца, а потом отнес пленку с записью полковнику. Фрэнк понимал: у «Инфокара» хватит сил, чтобы разнести вдребезги все его царство. Им не нужно будет начинать прямую войну с кремлевскими людьми, совсем не нужно. Партия просматривалась на все оставшиеся до мата ходы. Сначала разгром его, Фрэнка, бизнеса. Разгром силами тех, на кого кремлевские люди влиять не могли, кому «Инфокар» платил уже много лет — щедро и не дожидаясь особых просьб. Потом выход на Корецкого. Через него на Кремль. Лично на «папу». И зачистка концов. Но это будет потом. А начнут с него.