Михаил Март - Оставь её небу

— Меня это не касается. Моя забота — твоя жизнь, и на этом точка.

Тяжелые шаги послышались у окна, и шпингалет щелкнул.

Гость на чердаке скривился и покачал головой, что можно было принять за жест недовольства.

Голоса внизу стихли, и вскоре погас свет. Как только на втором этаже прекратилась активная жизнь, она началась на чердаке.

Кожаная сумка раскрылась, и в луче фонаря появился белый кот. Только застывшая сидячая поза выдавала в очаровательном зверьке куклу.

Мужчина прикрепил к загривку игрушки тонкую леску и осторожно спустил кота из окна на освещенную лужайку. Игрушка ожила. Дистанционный пульт включил невидимый механизм, и кошачья голова начала вертеться по сторонам и мяукать. Прозрачная леска упала рядом и затерялась в траве.

Этажом ниже вновь послышались шаги, но легкие и торопливые. Щелкнул шпингалет, и створки распахнулись. Наружу высунулась курчавая голова, следом показались острые узкие мальчишечьи плечи.

— Киса! Кис-кис-кис! Киса. Ты чья, Киса?

Ночной гость, как Дед Мороз, продолжал извлекать из своей сумки разные приспособления. Следующим предметом стал тонкий черный шелковый шнур с петлей на конце. Эта игрушка не вызывала того же умиления, что первая.

Петля опустилась из окна на необходимое расстояние и очень точно, с первого качка, зацепила курчавую голову. Вряд ли молодой повеса успел понять, что произошло. Шелковый шнур с силой сдавил шею и натянулся как струна. Длинные худые руки вырвались наружу и начали бесцельно барахтаться в воздухе, словно искали ту самую соломинку, которая так нужна утопающему. Агония длилась несколько секунд, и обмякшее тело повисло на подоконнике, как марионетка, у которой обрезали веревочки. Бледно-голубое безжизненное тело оставалось неподвижным, а игрушка продолжала крутить головой и мяукать.

Кукловод с чердака нажал на пульт, и кот умер. Он делал все методично, не торопясь, в одном ритме, точно зная, какие действия нужно предпринять в следующую минуту.

На свет появились бутсы с острыми шипами, которые тут же были надеты на ноги. На руки человек с чердака натянул перчатки с крючками — увеличенная копия рыболовных снастей.

Перекинув сумку через плечо, ночной гость вылез из окна, впился в обшитую вагонкой стену и полез вниз, как черный паук, точно зная, куда вонзить одну из своих конечностей. Достигнув уровня второго этажа, он зацепился за подоконник и тут же оказался в комнате. Он действовал быстро и четко. Спальня находилась в зоне охраны, а долго оставаться на любой ступени риска не входило в правила ловкача с когтями. Впрочем, первое, с чем он расстался, стали шипы и крючки. В руках появился пистолет с глушителем. Он очень не хотел делать лишних выстрелов, но ситуация выходила из-под контроля и подчинялась теории вероятности.

Все время, пока он делал свое дело, его внимание было приковано к двери, и он ни на секунду не вставал к ней спиной.

Труп мальчишки, перетащенный на кровать, был освобожден от удавки, его лицо накрыла подушка с приставленным к ней стволом пистолета. Убийца взглянул на дверь, секунду помедлил и нажал спуск. Раздался слабый хлопок. Снова пауза. Ствол пистолета смотрел на дверь. Бронзовая ручка оставалась неподвижной. Только теперь он понял свою оплошность. Если дверь откроется, ему придется стрелять, а это означало, что операция провалилась. За спиной осталось открытое окно. В спешке он забыл его прикрыть, теперь не имело смысла прятаться за кроватью, накрыв покойника одеялом. Он ждал. Мгновения растянулись в вечность, но ничего не произошло.

Ему повезло. Охранник вел себя беспечно, полагаясь на невозможность проникновения в дом посторонних. Убийца достал из сумки бельевую веревку, перекинул ее через потолочную балку и сделал петлю. Труп с простреленной головой был повешен в центре комнаты, а под ноги положен перевернутый стул. Ребус для внутреннего расследования. Никто не сможет ответить на вопрос: «Как труп мог повеситься с выбитыми мозгами?» Или: «Кому нужно стрелять в повешенного?» Убийца торжествовал. Он точно знал, чего хотел добиться, но о его дальновидности никто и никогда не догадается.

Работа заняла не более семи минут, после чего следовало тихо уйти. Он подошел к окну и выглянул наружу. Обстановка оставалась спокойной, охранник и не думал делать обход, как того требовали инструкции, и ему в голову не пришло включить наружное освещение.

И вновь человек-паук полез по вертикальной стене вниз. Окно второго этажа осталось открытым, теперь такие мелочи не имели значения.

Мягкий и пушистый белый кот занял свое место в сумке вместе с шиповками, крюками, шнуром и перчатками.

Когда он открывал калитку, створка заскрипела, но его такая мелочь не беспокоила. Без наружного освещения видеокамеры ничего не покажут, а в холле нет окон, чтобы наблюдать за происходящим на улице.

Убийца вышел на тропинку и направился вдоль кирпичной стены в тот конец городка, где проходила канализация. Через несколько минут ночь поглотила его в своих объятиях, и никто уже не смел назвать этого человека убийцей.

Он проснулся среди ночи в липком поту. Что-то его напугало во сне. Дыхание стало прерывистым, голова тяжелой, и страшное предчувствие тревожило душу. Он протянул руку к тумбочке и включил настольную лампу. Просторная спальня осветилась зеленым светом. Еще мгновение, и будто иголка вонзилась в сердце. Он резко обернулся и тут же понял, что произошло. Она лежала рядом и мирно спала. Ей еще не исполнилось пятнадцати, а он успел отметить тридцатипятилетие. По коже пробежала дрожь. Он смотрел на девушку и не мог понять, как глупый инстинкт самца мог стать реальностью. Или это продолжение пьяного бреда, кошмарный сон, вызванный глубоким подсознанием?

Он резко сдернул одеяло и откинул его к ногам. Формы ее тела опережали юный возраст. Грудь, бедра, ноги, кожа. В нем вновь проснулось желание, и жар разлился по всем конечностям. Однако огромное кровавое пятно на простыне тут же загасило вспыхнувшее чувство. Он проглотил слюну и тихонько толкнул ее в плечо. Она тут же открыла глаза. Ее лицо оставалось совершенно спокойным, без малейшего намека на испуг. Свет от лампы боролся с черными тенями. Но косые лучи не могли испортить своими изломами молодую необузданную девичью красоту и совершенное тело, где не было места возрастным излишествам, складкам, морщинам и запахам,

— Почему ты здесь? — тихо спросил он, облизывая пересохшие губы,

— Потому что ты этого захотел, — едва слышно прошептала она.

— И всего-то?

— А этого мало?

— А как ты думаешь?

— Я не думаю. Ты все решил сам.

— Чертовщина! Я ничего не понимаю.

Он скинул ноги на пол и сел на кровати. Дрожащей рукой дотянулся до пачки сигарет и закурил. На полу стояла початая бутылка коньяка и стакан.

— Как это случилось?

— Глупо.

Она приподнялась и уперлась локтем в подушку. Он сидел к ней спиной, не решаясь обернуться, а она разглядывала его мускулистое тело с сильными выпуклыми мышцами.

— И это все?

— Я не знаю, что ты хочешь услышать. Это не выглядело как романтическая история. Только не притворяйся, что ты ничего не помнишь. Ты был пьян, но не до такой степени, чтобы не понимать и не осознавать собственных действий. Ты пришел после очередной попойки и пил коньяк, сидя перед телевизором. Я пошла в ванную и забыла запереть дверь. В какой-то момент ты вошел туда, взял меня на руки прямо из-под душа и принес сюда. Вот и все.

— И ты не сопротивлялась?

— Конечно, нет. Я слишком долго ждала этой минуты. Зачем же тебя отпугивать?

Он резко обернулся. Ее взгляд оставался спокойным, будто все решения они принимали вместе.

— Почему?

— Потому что я люблю тебя, и все случилось так, как должно было случиться.

— Ты серьезно?

— Конечно. Я поняла это два года назад, когда вы с матерью вернулись из Ялты. Тебе очень идет южный загар. Я помню, как ты смотрел на меня в тот вечер. Возможно, я и изменилась за то лето, но твои глаза раздевали меня.

Он помотал головой, как вынырнувший из воды пес.

— Постой. Но тебе тогда и тринадцати не стукнуло.

— И что из этого. Это мальчики в двенадцать играют в паровозики и казаки-разбойники, а девочки быстро становятся женщинами, особенно если они влюбляются.

— Что ты можешь понимать в любви?

— Мы живем в старом доме, но перегородки здесь пустотелые. Днем вы кричите на меня, чтобы я сделала тише музыку, которая вовсе не орет, как вам кажется, но ночью вы забываете, что за стеной живет еще кто-то, и я не могу требовать от вас убавить звук ваших выкриков, вздохов, разговоров и причитаний. Сначала мне приходилось все это слушать, а потом я решила за вами наблюдать.

— В замочную скважину?

— В приоткрытую дверь. Вас такие мелочи не беспокоили, и никто не слышал, когда я ее открывала. Так все и должно быть при сильном влечении. Мне очень хотелось оказаться на ее месте, и я оказалась.