Илья Деревянко - Операция «Аутодафе»

— Теперь понятно, — нехорошо усмехнулся я. — То-то Машков гоголем ходит и едва не лопается от важности. Знаете, Владимир Анатольевич, если вас «спишут» — немедленно подам рапорт на увольнение!

— Но, но! Не перегибай палку! — нахмурился Рябов. — Ты русский офицер, принимал присягу. И бросать службу только потому, что тебе не нравится новый начальник…

— Из него начальник, как из дерьма пуля, — перебил я. — С таким типом много не наработаешь. КПД[2] отдела близок к нулю. С заводиком Анвара Саидова в конце мая (см. «Штрафники») ему просто повезло. Ну а после — сплошные обломы, — тут я перечислил несколько дел, провалившихся или безнадежно зависших по вине Машкова, и в завершение добавил: — Сейчас он ухватился обеими руками за «Дело пятнадцатилетних», надеется выслужиться. Но и здесь, уверен, сядет в лужу, поскольку организатор он паршивый, а аналитик — вовсе никакой!

— Пятнадцатилетних, говоришь?! — насторожился полковник. — Ну-ка, поясни!

Пожав плечами и прикурив сигарету, я пояснил. Суть моего рассказа сводилась к следующему. С начала августа в Н-ске и в области начали бесследно исчезать пятнадцатилетние девушки. Именно пятнадцатилетние — ни годом старше, ни годом младше. И, что интересно, все как одна родившиеся в феврале. Ни их внешность, ни моральный облик похитителей не интересовали. С равным успехом пропадали красавицы и дурнушки, воспитанницы воскресных школ и малолетние шлюхи. Милиция, как обычно, вела расследование: ни шатко ни валко, спустя рукава. Но в один «прекрасный» день (вернее, в ночь) не вернулась домой племянница ОЧЕНЬ высокопоставленного чиновника. На следующее утро ее пустую иномарку обнаружили на загородном пустыре. И вот тут-то начался настоящий переполох. Милицейскому начальству крепко дали по ушам за нерадивость, а розыск таинственных злодеев перепоручили ФСБ. Полковник Машков буквально выпросил у начальства это дело и, как следовало ожидать, сразу показал себя полным идиотом. С его методикой ведения расследования результат будет не лучше, чем у ментов. Вот, собственно, все…

— Почему же идиотом? — прищурился Рябов.

— Наш врио выдвинул в качестве основной версию о продаже девушек в зарубежные гаремы и бордели. А в качестве второстепенной — загул некоего одинокого маньяка-педофила. И то, и другое представляется мне абсолютной белибердой. Иностранные гаремы и бордели… Гм! Туда отбирают девочек посимпатичнее, а здесь порой такие попадаются — не приведи Господи! Особенно из числа малолетних шалав — пьяниц и наркоманок. Я видел фотографии некоторых — страшны, как моя жизнь!..

— Машков это как-нибудь объясняет? — поинтересовался шеф.

— А как же! — фыркнул я. — Мол, «на вкус и цвет товарищей нет». В теории, конечно, верно. В Европе, как известно, существуют публичные дома, куда специально подбирают не просто уродин, а едва ли не мутанток: поросших шерстью, с бородами, хвостами, с несколькими грудями и т. д. Тамошний обыватель совсем с катушек съехал, и монстры ему очень даже по кайфу. Но… есть одно большое «но». Невзирая на сумасшествие значительного числа современных европейцев, они трепетно заботятся о своем «драгоценном» здоровье и никогда не станут удовлетворять похоть с наркоманкой, носительницей ВИЧ-инфекции. (Среди похищенных есть и такие особы!) Данный аспект Машков почему-то упорно игнорирует, а когда я о нем заикнулся — без разговоров отстранил от участия в расследовании.

— Действительно, идиот, — согласился Владимир Анатольевич. — Хотя второстепенная версия о маньяке представляется более разумной. Правда, с большими огрехами.

— Вот именно! С огрехами! Да еще с какими! — не на шутку распалился я. — Маньяк-одиночка не смог бы организовать десятки бесследных исчезновений за столь короткий срок. Причем заметьте — два из них произошли практически в одно и то же время за восемьдесят километров друг от друга. А если у маньяка есть подручные — то это уже организация! Но Машков о ней и слышать не хочет… И еще — он упрямо не замечает один факт — все девочки родились в феврале! А вот здесь-то, на мой взгляд, кроется что-то очень важное. Только пока не понятно ЧТО.

— Кто ведет расследование? — полковник вынул из пачки сигарету, повертел ее в пальцах и сунул обратно. Видимо, вспомнил о недавно перенесенном воспалении легких.

— Вам бы совсем бросить, — осторожно посоветовал я.

— Не отвлекайся, — проворчал Рябов. — Сам решу, и будь любезен ответить на поставленный вопрос!

— Ставленники Машкова, недавно переведенные в наш отдел из Питера, — поморщился я. — Верные псы, не лезущие с инициативами и не задающие врио неприятных вопросов, а именно: капитан Тихвинский, капитан Сельянов и майор Игнатьев.[3] На подхвате у них некоторые из наших — те, кто безоговорочно признал новую власть, как, например, старлей Прокофьев.

— Н-да, «могучая» команда, — покачал головой шеф. — Я знаю сих господ. Сельянов и Игнатьев — абсолютные нули в оперативной работе. Тихвинский поумнее, поопытнее, но он законченный карьерист и никогда не станет оспаривать мнение начальства. Будет «копать» исключительно в том направлении, в каком приказали… И тем не менее я… Лично я прошу тебя заняться «Делом пятнадцатилетних».

— ??!

— Нет, нет, не официально! — поспешил пояснить Рябов. — И необязательно в полном объеме. Видишь ли, Дима, моей старшей дочери Ирине в минувшем феврале исполнилось пятнадцать…

«Блин! Как я мог забыть! — мысленно схватился за голову я. — Сам же, дятел, поздравлял шефа семь с лишним месяцев назад. Неужто склеротиком заделался?!»

— …Я видел сон, страшный сон накануне ночью, — продолжал между тем Владимир Анатольевич. — Ирочку, дочку, — тут он потупился, стиснул кулаки, — хватали грязными лапами какие-то омерзительные типы со звериными мордами и орали хором: «Пополнение! Пополнение! Ты сладенькая, на многое сгодишься! Ты не чета другим!» — судорожно сглотнув, полковник умолк.

— Ну а дальше? — тихо спросил я.

— Не помню, — угрюмо ответил Рябов. — Что-то на редкость гадкое, сумбурное, кошмарное. Но подробности напрочь вылетели из памяти спустя секунду после пробуждения. Остались лишь ноющая боль в висках и… страх за дочь! Я чую… отцовским сердцем чую — в ближайшие день-два ее собираются похитить! Ты… не мог бы присмотреть за ней, постараться предотвратить?! — в обычно суровом, командном голосе полковника зазвучали умоляющие нотки.

— Да без проблем! — бодро улыбнулся я. — Сегодня и завтра у меня отгулы. В Контору идти не надо. Если ваше предчувствие верно — успею помешать подонкам. Если же нет, то перед выходом на работу суну ее в багажник и привезу сюда. Пускай поухаживает за больным отцом, в бассейне поплавает, хвойным воздухом подышит. Все лучше, чем по дискотекам шляться.

— Откуда знаешь про дискотеки?! — встрепенулся Владимир Анатольевич.

— Да ниоткуда, — развел руками я. — Просто современная молодежь жить не может без рок-танцулек и прочих тусовок подобного рода. Вконец одурели… Ой, извините, занесло. К вашей дочери это, конечно же, не относится!

— Да нет, не занесло, — хмуро молвил Рябов. — Напротив — ты угодил в самую точку! Последние полгода она зачастила в ночной клуб «Арлекино». Уж и ругал, и порол, и дома запирал — без толку! Хорошо хоть наркотики не употребляет… Я надеюсь.

— Вам на обед пора, — демонстративно взглянув на часы, сменил тему я. — Идемте, провожу до столовой. О дочери не беспокойтесь. Все обещанное выполню… А может, перевыполню, — последнюю фразу я произнес тихонько, почти шепотом, и шеф вроде бы не расслышал. Опершись о мою руку, он тяжело поднялся со скамьи, и мы вместе двинулись к ярко белеющему среди хвойного оазиса главному корпусу…

Рябов с семьей проживал в трехкомнатной квартире неподалеку от центра города, в десяти минутах ходьбы от станции метро «Белозерская». Припарковав свою «девятку» на улице Валовая, напротив окон шефа, я зашел в парадный подъезд, пешком поднялся на третий этаж и… нос к носу столкнулся с двумя парнями призывного возраста, яростно пинавшими ногами дверь полковника.

— Ирка, сука, открывай! Мы знаем, Светка у тебя прячется! — агрессивно рычал один — плотный, курносый, с рыжими волосами и золотым колечком в ухе.

— Или дверь на х…й выломаем! — по-шакальи подвизгивал второй — мелкий, плюгавый, с физиономией злой мартышки.

— Убирайтесь, козлы! Иначе на неприятности нарветесь! — звонко отвечал из-за двери девичий голос.

— Неприятности, говоришь!!! — совершенно взбесился «рыжий». — Это у тебя, мандавошка, они будут в избытке! Ща замок вскроем, ребят позовем и вас, сопливок, сперва на хор пустим,[4] а потом…

Бум! — получив от меня кулаком в челюсть, парень рухнул как подкошенный, гулко стукнувшись головой о плиточный пол.