Сергей Зверев - Наследство хуже пули

Бабушкин школу эту давно прошел и теперь время на глупые разговоры не тратил. Описав и изъяв вещи пациента, он забрал их с собой в твердой уверенности в том, что теперь больной от него никуда не денется. Завершение карьеры раскрытием громкого преступления – предел мечтаний любого следователя предпенсионного возраста, и терять дарованную судьбой возможность Бабушкин не собирался. Пожелав больному скорейшего выздоровления и объяснив, в каком кабинете РОВД его следует искать, он удалился вместе с участковым, находясь в твердой уверенности, что через пару дней вновь встретится с выздоровевшим и частично восстановившим ресурс памяти пациентом по имени Антон Лайер…

– Лайер, Лайер, – бормотал Бабушкин, спускаясь по лестнице и держа под мышкой коробку. – Где-то я слышал эту фамилию…

Проверка фигуранта по информационному центру ГУВД области никаких результатов не дала. Точнее, результат имелся, но для работы никак не годился. Человек по имени Антон Павлович Лайер ни одним из судов области осужден не был и среди задержанных также не значился. При наличии таких качественных лагерных тату, подтверждающих высокий статус их владельца в уголовном мире, это могло означать только одно. А. П. Лайер задерживался и был осужден в другом регионе, то есть информация о нем должна была содержаться в Главном ИЦ МВД России.

После смены придя домой, он долго лежал на диване и читал сводку происшествий и преступлений за неделю в области, выданную в дежурной части.

– Давай мне все, включая и административную практику, – сказал он коллеге-ровеснику, – даже если лошадь старика Фомина нагадила где-нибудь, я хочу об этом знать.

Звучало это все, конечно, как в худшей из пародий на боевики Голливуда. Но Бабушкин действительно хотел сейчас знать все даже про лошадь Фомина. И потому читал данную ему распечатку длиной почти в километр очень тщательно. В то же время слушал доносящиеся из кухни звуки шипящих на сковороде котлет, переворачиваемых женой, и цепким взглядом сквозь линзы сдвинутых на нос очков пытался найти ответ на свой вопрос.

Оперативка хрустела, сворачивалась, разворачивалась, и к окончанию второго часа ее изучения Бабушкин понял, что больничный пациент мог быть причастен и к убийству мелкого бизнесмена в Верх-Ирмени, и к обносу антиквара на улице Пархоменко в Новосибирске, и к мордобою на танцплощадке в Ордынске.

Когда между восемью и девятью вечера затрещала телефонная трубка, оставленная на полу перед диваном, Бабушкин вскинулся и быстро вошел в связь. Надежды его оправдались. Ответ на отправленный в срочном порядке телефонный запрос в информационный центр МВД поступил в дежурную часть Ордынского РОВД.

«Недолго фраер танцевал», – злорадно отметил про себя Бабушкин, начиная выслушивать сообщение нового дежурного.

– Значит, так, – сказал тот, – в ИЦ на этого парня ничего нет.

И короче доклада Бабушкин еще не слышал. С дежурным спорить он не стал, просто изумился и положил трубку. Значит, в больнице его кинули, паспорт наверняка липовый. Нет судимого по фамилии Лайер.

На что надеется заболевший, совершенно не понятно. Завтра же следователь вышлет наряд в РКБ, и этого амнезийного привезут в РОВД. Там выяснится, что амнезии нет, что он не Лайер, и все станет на свои места.

Сняв очки, Бабушкин подумал о том, что это дело может стать делом его жизни, то есть оставшейся недолгой службы. Ситуация сейчас такова, что к нему начальство уже давно не пристает с расспросами о планах на текущий день или делах, находящихся в производстве. Знают – сделает все как надо. И случись так, что у него на столе оказалось бы глухое дело – а ему перед пенсией отписывают только такие, молчаливо ссылаясь на старческое недомогание, он обязательно раскопал бы мощную подоплеку и под конец службы выплюнул бы такую сенсацию, что подарили бы не часы с гравировкой «От министра внутренних дел», а попросили бы принять орден за заслуги. Бабушкин уже давно служил не за звания и не за ордена, его волновал сам процесс работы, он вплелся в его жизнь и образовал симбиоз, какой образуют баобаб с лианой-паразитом. Но доказать всему миру или как минимум областному ГУВД свою значимость, молчаливо объяснить, что в свое время не на того поставили, а о главном позабыли – он считал необходимым. Это называется здоровым карьеризмом…

Яростно разминая челюстями котлету, он слушал болтовню жены и жалел, что не женился на глухонемой. Бог если что-то забирает, то обязательно что-то дает взамен. Если бы жена была глуха и нема, то тогда не была бы красива. Тридцать лет назад он выбрал второй вариант и до сегодняшнего дня об этом не жалел. Сейчас же в голову лезли богопротивные мысли, а все из-за какого-то зэка, найденного добрыми гражданами в лесу. Опоздай они на полчаса, и сообщение из РКБ прилетело бы не в его смену. И тогда Бабушкин мог запросто закончить карьеру, не терзаясь тем, что не сделал главного. А убеждение в том, что странный пациент РКБ тот самый шанс, что господь дает один раз в жизни, его не покидало и даже крепло.

Оставив гарнир недоеденным, Бабушкин ушел в комнату и развалился перед телевизором. Быть может, он просто гонит? Мужик действительно шел по лесу… с картами «Виза» и «Маэстро»… искал ранние грибы… в костюме за тысячу долларов… а тут появились злодеи, избили… ничего не взяли… ушли…

Бредятина!

До автотрассы – пять верст! До ближайшего аэропорта – сто! До населенного пункта – одна! Выходит, шел из Ордынска?

Оперативка захрустела, снова разматываясь по комнате. Задержание бандгруппы на проспекте Революции в Ордынске… Столкновение под Шарапом цистерны с бензином… погибли три инкассатора…

Все это не то. Бабушкин выезжал. В первом случае начальник из РУБОПа, приехавший из Новосибирска, брал какого-то Гулько с его людьми. Бабушкин с Метлицким – так фамилия начальника – разговаривал, тот уверял, что взял всех, и просил не лезть в его дела, сволочь. Во втором случае у Бабушкина была надежда на то, что в инкассаторском броневике были деньги, но денег не оказалось. Броневик разворотило, три тела вылетели из него и сгорели заживо. Водитель цистерны «Вольво» отправлен в Новосибирск с ожогами и психическим расстройством.

Решив успокоиться и представить ситуацию, Бабушкин стал размышлять рационально. Как мог оказаться в лесу «синий» с банковскими кредитками? Дело было так… Он ехал на своей машине… Гнал ее из Владивостока, где купил за копейки, покупателю в Москве. «Ленд Крузеры» с правым рулем в Москве куда дешевле, чем с левым, а суть одна – респектабельность. Автогонщики-перекупщики очень часто и деньги при себе имеют, и цепи золотые. Тем паче – если из Москвы. Лайер – «гонщик под заказ» с хорошей репутацией. Клиентов никогда не подводит, а потому и деньги имеет. Реноме в автобизнесе значит много.

Остановился бедолага где-нибудь под Шарапом перекусить, его «приняла» местная братва, они не поняли друг друга, получился скандал, закончившийся ударом по голове. Джипа нет, удостоверения водительского нет, документов на машину – тоже. Мужика увезли в лес, выбросили. Джип угнан в Новосибирск. «Терпила» очнулся, не понял, что случилось и где он находится, и пошел куда глаза глядят. Не дошел до Ордынска ровно километр и потерял фазу. Очнулся в больнице. Ничего не помнит.

И почему бы это ему не быть Антоном Павловичем Лайером, спрашивается? Его нет в ИЦ? Так что в этом удивительного! Бабушкина тоже нет в ИЦ, но ведь это не означает, что он вводил больного в заблуждение, представляясь таким образом. Отсутствие в ИЦ фигуранта означает не то, что он врет, а то, что он не судим.

Словом, поднимется на ноги, придет к нему, нужно будет отдать кредитки и деньги с извинениями. Бабушкин всегда извинялся, когда оказывался не прав. Быть может, потому и не поднялся выше Ордынска. Ври он наглей, как другие, быть может, уже давно сидел бы в ГУВД области и жена Галка не так пилила бы…

– Что-то ты больно подозрителен стал, Дима, – с иронией обратился Бабушкин к себе, лежащему на диване. – Скоро за женой следить начнешь. Или соседа в подвале караулить. Человеку бы сочувствие высказать, поддержать – денег-то немалых, поди, лишился, а ты, сволочь, гнешь свое…

– С кем это ты там беседуешь, Бабушкин? – обратилась к нему, входя в комнату после уборки, жена. Мужа она всегда называла по фамилии, и в устах ее это выглядело как-то по-домашнему, близко. В свои сорок пять она была очень хороша собой, и сейчас, глядя на нее снизу вверх, пятидесятилетний Бабушкин понял, что еще два года службы, и он окончательно озвереет. Если он уже сейчас долдолнит сам с собой, то что будет дальше? А все это пресловутое «последнее» дело, чтоб его… – Издержки служебной деятельности? – присев к нему на диван, она провела по его волосам, давно тоскующим по рукам парикмахера, и поцеловала в голову. – Давай уедем отсюда, а, Дима? Деньги есть, квартира в Томске есть, что тебе еще надо? Будешь карасей удить, на велосипеде кататься, собаку заведем. Лабрадора. Хватит уже за жульем гоняться. Напиши завтра рапорт, а?..