Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

Вехи биографии таких людей, как Филатов, можно было обозначить именами государств, городов, областей, перевалов и рек: Рязань, Кабул, Кандагар, Саланг, Нагорный Карабах, Днестр, Терек, Грозный... И следами от пуль и осколков на их телах. Большинство из них старались даже не вспоминать реки крови, разорванные тела и взорванные сакли. Они молчали; говорили другие – те, кто отсиживался в штабах, кто проводил зачистки мирных сел, откуда давно ушли боевики, те, кто не знал о существовании такого физического параметра – температура кипения крови...

Однажды, рекомендуя десантника на работу, в разговоре с потенциальным нанимателем бывший сослуживец Филатова говорил о нем: «Фил почти сразу из Рязани «за речку» попал. Вышел оттуда в числе последних. Потом – Чечня... Парень что надо. Он мне чем-то царского офицера напоминает. Не поручика Ржевского, конечно, а совершенно наоборот. Какого-нибудь... ну, Андрея Болконского там... Храбр невероятно, солдат берег, прикрывал сам при отходе – было дело... Честен... Ну, не до глупости, конечно, но многим его не понять. Слышал я, что пару лет назад работал он инкассатором и оказалось у него три «лимона» баксов, практически бесхозных. Никто не знал, где они. Так он их в банк вернул». – «И себе ничего не оставил?» – спросил собеседник. – «Ничего, в том-то и дело. Гол как сокол. А со службы его поперли за то, что он одному мудаку с большими звездами оплеуху отвесил. Было за что».

В Ежовск Филатов попал в результате случайности: он встретил на Остоженке девушку, которую знал еще со школьных времен, когда они с приятелями часто наведывались в излюбленный подмосковный городок, где познакомились и подружились с местными пацанами. Среди них были представители всех тогдашних тусовок – от люберов и панков до хиппи, которые, как ни странно, в этом городе мирно уживались между собой. Младшая сестра одного из ежовских приятелей Филатова, Ксения, по уши влюбилась в него, и, как оказалось, пронесла эту любовь через годы. Ее старший брат погиб – нелепо, попав под шальную пулю во время бандитской разборки с перестрелкой. А родителей уже на свете не было. Вот и получилось так, что буквально с первых слов между ними все стало ясно – это судьба.

Филатов в который уж раз оставил московскую квартиру на попечение соседки, тети Маши, и переехал в Ежовск. Занимался тем, чем занимаются многие бывшие военные – что-то охранял, кого-то сопровождал, подстраховывал, обеспечивал безопасность. Иногда срывался с места и надолго исчезал – даже порой не предупредив Ксению. К семейной жизни Филатов привыкнуть не мог и, хотя по настоящему полюбил молодую женщину, так и не смог стать для нее тем, кем она хотела его видеть, – мужем в полном смысле этого слова. И то, что Филатов «загремел» на пятнадцать суток за мелкое хулиганство, стало последней точкой.

... На следующий день Филатов проснулся в своей московской квартире, все на том же продавленном диване, под сто лет не беленым потолком и осуждающими взглядами матери и отца с висящих на ободранной стене портретов. Как он добрался до столицы, он не помнил. Видать, сел на автопилоте в электричку, а дальше – кривая вывезла.

Он спустил ноги с дивана, провел ладонями по лицу и отправился в ванную, откуда через полчаса вышел помолодевшим лет на десять. Ледяной душ вернул Филатова в нормальное состояние, а бритва – в нормальный вид. Теперь предстояло думать, как быть дальше.

В дни «безвременья», как он называл такое состояние, Филатов любил бродить по улицам Москвы. Часто такие прогулки оканчивались встречей, которая определяла его судьбу на ближайшие месяцы.

Юрий вышел из квартиры, предварительно сообщив соседке о своем возвращении, спустился в метро, доехал до центра и отправился бродить. На этот раз от своей любимой Остоженки он решил держаться подальше и от Белорусского вокзала зашагал по Тверской в сторону Кремля.

Сперва у него возникла мысль: а не опохмелиться ли? Но он практически сразу ее отбросил. Просто шел медленно, ни о чем не думая. И вскоре его окликнули.

– Фил! Юра Филатов! Ты это или я ошибаюсь?

Десантник оглянулся. Со стороны Дегтярного переулка к нему быстрым шагом приближался одетый в светлые брюки и парусиновый жилет с многочисленными карманами высокий мужчина. Филатов напряг память.

– Паша, ты? Паша Кравченко? Господи, мы же десять лет не виделись!

– Да не меньше, с первой Чеченской... Как ты? Слышал, вроде уволился?

– Давно уже. Сейчас – вольный художник.

– Ну, пошли, посидим где-нибудь, у меня сегодня как раз отгул.

Филатов и его знакомый по Чечне, в то время капитан внутренних войск Павел Кравченко, вошли в небольшое кафе, расположенное в подвале жилого дома. Кравченко заказал бутылку водки, закуску и спросил:

– Работаешь?

– Сейчас – нет, – коротко ответил Филатов.

– Знаешь, может, это и хорошо, – туманно произнес Павел. – Тогда могу тебе, кое-что предложить.

Филатов промолчал, ожидая продолжения. Официант принес графин с водкой и закуску, собрался, налить в стопки, но Кравченко взмахом руки отпустил его и налил сам.

– Ну что, давай сперва выпьем, а потом я тебе пару слов скажу. Ты извини, что я вот так, в лоб, но почему бы сначала дело не сделать, а уж потом в воспоминания пускаться?

Они выпили по стопке, Кравченко сразу же налил по второй.

– Так вот. Я работаю начальником охраны товарной станции на железной дороге. Скажу сразу, зарплата приличная, но я не всех беру, так что у меня есть пара вакансий. Пойдешь?

– Пойду, – ответил Филатов не раздумывая. Такая работа его устраивала. – А которая это станция? Их же в Москве черт-те знает сколько.

– Она даже не в Москве, но близко. В Ежовске.

Филатов поперхнулся.

– Ты не бойся, это недалеко, – не понял причины такой реакции Павел. – Кроме того, я тебя в общежитие устрою, у нас там есть, для рабочих. Комнату отдельную получишь, хочешь – просто после дежурства будешь отсыпаться, хочешь – живи там, а свою квартиру сдашь... У тебя ведь есть квартира, насколько я помню?

– Есть, – хрипло ответил Филатов. – Просто я последний год в этом самом Ежовске жил...

– Вот как? Расскажешь?

Филатов вкратце рассказал ему о неудавшейся семейной жизни. Кравченко с энтузиазмом воскликнул:

– Ну вот, глядишь, и вернешься к своей Ксении! Так как, заметано?

– Заметано, – ответил Филатов, тяжело вздохнув.

После первого месяца работы на станции у Филатова сложилось впечатление, что Кравченко нанял его на работу в качестве собутыльника. Во всяком случае, после того как Кравченко в первый же рабочий день – а дежурить приходилось сутки через трое – показал ему территорию и сказал, что по ней надо ходить и смотреть, чтобы взрослые злоумышленники и хулиганистые дети не срывали с вагонов пломбы, на этом его охранная деятельность закончилась. После обхода, часов в двенадцать ночи, они с Кравченко назюзюкались до такой степени, что, когда с утра он пришел устраиваться в общагу, комендантша печально сказала: «Еще одного алкаша на мою голову не хватало...» Впрочем, другие охранники службу несли более-менее исправно.

И так было каждое дежурство.

Филатов сходил к соседке Ксении, забрал сумки со своими вещами, а также рассказал на всякий случай, где его можно найти. Но от Ксении не было ни слуху ни духу. И свободные дни Филатов проводил как бог на душу положит – ездил в Москву, встречался с приятелями, читал, даже в кино пару раз сходил. Но на душе все равно было погано... И к концу месяца Филатов затосковал так, что не мог спать. Если, конечно, не принимал перед сном пол-литра водки...

* * *

– Крава? Это Буденный. Слушай что. Там к тебе на станцию вагон пришел, с оловом. Так он мне нужен.

Начальник охраны Ежовской товарной станции чуть не выронил сигарету.

– Ты что, Слава, обкурился, что ли? Как ты это себе мыслишь?

– Просто мыслю. У меня есть печать завода, на который этот вагон пришел. Ты же знаешь, пока я с Фомой не разосрался, заводом фактически командовал я. Через своих пацанов, конечно. Так что, мне трудно документы сделать? На это вон Синяк есть, живо сварганит. От тебя зависит только проконтролировать отгрузку. Получишь десять процентов.

Кравченко задумался. Предприятие уже не казалось ему таким безнадежным. В конце концов, что он теряет? Проверка документов не входила в его обязанности, этим занималась экспедиция, в которой, впрочем, работали кое-чем обязанные ему люди. А проконтролировать доставку несложно. Тем более что... Тонна олова на мировом рынке стоит примерно 8 тысяч долларов, и цены на него растут. В вагоне тонн пятьдесят, а то и больше. Четыреста тысяч. Десять процентов – сорок тысяч. За такие бабки можно и рискнуть.

– Хорошо, Слава, я к тебе подъеду, обговорим подробности.

– Не вопрос. Хочу Фоме фитиль вставить, чтобы долго меня помнил, козел... Не фиг было со мной заедаться, политик хренов.