Охота на брата - Сергей Васильевич Самаров

семечки, но судью это не смутило, поскольку шелуху мент на пол не сплевывал, а аккуратно убирал ее в пакетик, свернутый из газеты. На замечание секретаря суда этот служитель закона ответил, что врач посоветовал ему челюсть разрабатывать после травмы, если он не хочет лишиться дара речи.

А сам Рамазан Лачинов радовался тому обстоятельству, что так легко отделался.

Со своим соседом по шконке Мамонт встретился после освобождения. Тот приехал на такси к воротам зоны как раз к тому моменту, когда Магомедгаджи вышел за них. Лачинов едва-едва не опоздал, потом жаловался, что по дороге такси сломалось, не желал двигатель колеса крутить, пришлось ему вместе с водителем под крышкой капота копаться.

Мамонт оказался за воротами и сразу двинул к автобусной остановке. Рамазану пришлось даже кричать, звать Мамонта сначала по имени, которое он почти забыл, а потом и по кличке, на что тот сразу среагировал, обернулся и очень удивился тому факту, что Лачинов помнил дату его освобождения.

Мамонт думал вернуться к матери, в родительский дом, где собирался отлежаться, отъесться после скудной зоновской кормежки, немного в себя прийти, а потом уже решать, как жить дальше. Про то, чтобы найти работу, мыслей у него не было. Кто предоставит хоть какую-то должность уголовнику при общей безработице в республике! Да еще в сельской местности!

Но Рамазан увез его в Каспийск, привел в какую-то квартиру, где сразу и накормил, и даже напоил водкой, на которую Мамонт не особо западал. Он не был человеком верующим, но отдельные места из Корана знал и брал себе на вооружение, использовал их, когда это было ему выгодно. Во всех прочих случаях Мамонт попросту забывал эти святые истины. Если кто-то напоминал ему о них, то Мамонт очень удивлялся, но поступал всегда только так, как ему хотелось.

В этот раз он даже от водки не отказался, хотя хорошо знал, что Коран категорически запрещает мусульманам употреблять спиртные напитки. Мамонт видел в этом свою выгоду. Он хорошо знал себя, давно убедился в том, что практически никогда не пьянеет, несмотря на то, сколько примет на грудь. Крепкое крупное тело давало ему такую возможность. Кто-то на зоне утверждал, что спиртное распространяется на все клетки организма. Чем человек массивнее, тем больше ему требуется выпить, чтобы опьянеть.

Да, истины, почерпнутые на зоне, Мамонт всегда уважал. Если уважаемые люди там что-то говорили, то он в это верил почти слепо. Теперь этот тип легко понял, что сумеет разговорить выпившего Рамазана Лачинова и заставит его сказать, что тому от Мамонта надо.

При этом от мысли отлежаться в родительском доме Мамонт отказался без особых угрызений совести, хотя и знал, что мать ждет его. Старая Айша была единственным человеком, который приезжал к нему на свидания. Естественно, она передавала ему и привет от брата, но тот на зоне не показывался по понятным причинам. Негоже старшему следователю по особо важным делам навещать кого-то в местах отсидки.

Но Айша даже ждала по-своему. Мамонт легко представил себе, как он лежит в своей комнате, не самой тесной в доме, которую когда-то делил с братом-близнецом, и вздрагивает при каждом скрипе половицы в коридоре. Ждет, когда в комнату к нему зайдет мать. Он, конечно, сперва прикинется уснувшим, понадеется на то, что она пожалеет сына, не будет его будить, понимает, откуда тот вернулся.

Однако Магомедгаджи помнил характер старой Айши и ее неизлечимую любовь к ворчанию, прекрасно понимал, что долго она терпеть не будет и обязательно разбудит его даже в том случае, если он уснет по-настоящему. Ей необходимо поучить сына, высказать ему свое, наболевшее, попытаться наставить его на путь истины.

А что такое этот самый путь истины? Старая Айша не может понять, что у каждого он свой собственный.

Магомедгаджи никак не мог представить себя клерком, скучающим в каком-нибудь офисе. Провести день за столом, в кресле, пусть даже удобном, наживать себе геморрой? Нет уж, это занятие было для Мамонта невыносимо скучным. Такой жизни он сам себе не желал ни в коем случае.

Что касается матери, то Магомедгаджи знал каждый ее последующий шаг. Вскоре она должна была бы начать приводить в пример сначала соседского сына, ровесника Мамонта, открывшего свой собственный магазин строительных материалов, а потом и брата-близнеца Магомедгаджи – Манапа Омаханова, который носил погоны подполковника юстиции и служил старшим следователем по особо важным делам.

На это Мамонт, естественно, ответит, что брат университет окончил, поэтому находится при должности, а он вот даже год отучиться там не смог. Уже во втором семестре парень решил, что вся эта премудрость для него излишне скучна, и ушел из вуза.

Правда, перед этим на Магомедгаджи было заведено уголовное дело за драку с сокурсником, папа которого оказался каким-то большим ментовским начальником.

Естественно, Айша, которая до сих пор считает, что драка произошла после разборок на кафедре, скажет, что забрал он документы из университета вопреки ее воле. Но он ответит на это то же самое, что говорил много лет назад, скажет, что ему было скучно, не желая, чтобы мать знала правду.

Вечерний отрядный барак, обычно наполненный тишиной или разговорами, ведущимися совсем тихо, вполголоса, и в самом деле был уже куда более понятным и родным, нежели родительский дом. Мамонту казалось, что он может только взглянуть в лицо того или иного человека и сразу понять, о чем тот думает.

Только лицо Рамазана Лачинова ничего и никогда Мамонту не говорило, хотя видел он его чаще, чем других людей из их отряда. Происходило такое вовсе не потому, что эта физиономия была какой-то особо невыразительной. Просто она всегда выражала одно и то же. Как и глаза.

Именно поэтому Мамонт решил спросить своего товарища по несчастью напрямую, когда после второй бутылки Рамазан поднял нос с тарелки, в которую раз за разом ронял его.

– Зачем ты меня встретил? Ты что-то хочешь от меня? – Этот вопрос оказался достаточно прямым и произнесен был серьезным тоном, требующим обязательного ответа. – Объясни, чтобы время зря не тратить.

Говоря честно, Мамонт надеялся на то, что Рамазан поделится с ним какими-то данными и пригласит его на дело, с которым сам боится не справиться. К такому повороту событий он был полностью готов, это отвечало его внутренним чаяниям.

Вместо ответа Рамазан полез за пазуху. Он словно желал что-то показать Мамонту, но рука плохо слушалась своего хозяина. Однако пола пиджака при движении руки откинулась. Магомедгаджи увидел подмышечную кобуру и рукоятку пистолета, торчащую из нее.

На