Дон Пендлтон - Рейнджер из Колорадо

Также пришлось отказаться от мысли забросать дом гранатами и захватить Хэрлсона в плен. Но Хэрлсон мог оказаться среди погибших во время штурма, а с его смертью вовсе не исчезла бы угроза жизни Президента.

Других идей у Болана пока не было.

В двадцать два часа он увидел, как коммандос заняли хижину с лыжным инвентарем и механизмом подъемника, и лишний раз восхитился их военной выучкой. Они действовали безукоризненно. Операция была выполнена быстро и четко. Чуть позже ему удалось перехватить их доклад о все еще горячей печке, кастрюле с чаем, импровизированной постели для раненого и других следах, оставленных тремя беглецами во время пурги. Но вывод, который сделали коммандос, его вполне устраивал:

— Такое впечатление, что они решили спуститься по склону, лейтенант.

— Сколько времени назад?

— Вероятно, перед тем, как утихла буря. Судя по следам, прошло не больше двух часов.

— Вы давно ходите на лыжах, Арнольд?

— Семь лет, лейтенант.

— Вы бы отважились спуститься с горы сегодня вечером?

— По своей воле? Ни за что, лейтенант.

— Я и не собираюсь вас заставлять. Просто я пытался представить, какое же нужно испытывать отчаяние, чтобы отважиться на это.

— Безграничное, лейтенант. На мой взгляд, тут только один шанс из ста на удачу. И даже если они выкарабкаются, есть еще...

Перебив Арнольда на полуслове, в разговор вступил кто-то третий:

— Они не ушли, лейтенант. Мы подобрали окровавленное одеяло за перегородкой. Кто-то у них ранен в ногу. Думаю, это Болан. Такое впечатление, что двое других оказывали ему помощь. Кажется, молодой парень — олимпийский чемпион и завоевал медаль в пятнадцать лет. Но я согласен с Арнольдом. Я бы не пошел на этот спуск даже за целую тонну олимпийских медалей. Особенно с раненым на руках.

— Вот и отлично, возвращайтесь к себе на пост, сержант. Сменяйте своих людей каждые четверть часа. После полуночи мы сократим караул. Я хочу, чтобы все хорошенько отдохнули перед завтрашним выступлением.

— Понял, лейтенант.

Перед Боланом забрезжила надежда. Особое внимание он решил уделить сержанту Арнольду.

Часом позже, когда из-за туч вынырнула луна, Болан еще некоторое время потратил на то, чтобы получше ознакомиться с жизнью лагеря. После напряженной погони и охоты на Болана люди начинали расслабляться. Он тщательно зафиксировал все перемещения часовых и их смены, запоминая сигналы, которыми они обменивались. В половине двенадцатого он присоединился к пошедшим отдохнуть и оказался в компании двух промерзших лыжников. Все трое они направились к машине снабжения, чтобы выкурить по сигарете и выпить по стаканчику обжигающего кофе.

Таким образом, в полночь в рядах караула появился новый боец, который добровольно вызвался заступить в первую смену.

Сержанта, командовавшего караулом, звали Скович. Он сразу нашел с новичком общий язык, особенно когда тот ненавязчиво предложил по очереди проверять часовых.

— Могу взять на себя первый обход, — сообщил новичок.

— Согласен. Как, говоришь, тебя зовут?

— Поласки. Я из подразделения Арнольда.

— А, вот и хорошо. Действуй, Поласки. Обойди все посты и не давай парням спать. У меня отмерзли пальцы на ногах, да и у парней, должно быть, дела не лучше моего.

Очень довольный, сержант залез в командирский грузовик, а Поласки отправился расставлять часовых.

Был, конечно, и настоящий Поласки, молодой, вечно сопливый парень, с которым чуть раньше Болан пил кофе. Они отлично поболтали, прежде чем солдат отправился спать в одну из хижин.

И вот теперь лже-Поласки расставлял часовых на ближайшие два часа и, как он надеялся, навеки.

Палач нашел выход из создавшегося положения.

В Вашингтоне было два часа ночи, когда длинный черный правительственный лимузин притормозил у входа в здание Национального аэропорта и остановился под навесом зала прибытия. Из ниши в стене вынырнул человек в зимнем пальто и надвинутой на глаза шляпе и, подскочив к машине, проворно забрался в нее. Лимузин тотчас же тронулся с места и направился к выезду из аэропорта. Лео Таррин нервно закурил и обратился к своему шефу:

— Дрянь дело, Гарольд.

— Сам знаю, — отозвался Броньола.

— Как у тебя водитель?

— Можно доверять. Почему ты не позвонил мне, Лео?

— Твой телефон прослушивается.

— Конечно. Мне это известно.

— Все твои телефоны, Гарольд. Несколько часов назад я имел сомнительное удовольствие слушать твой голос в записи на магнитофонную ленту. Твоя засекреченная линия прослушивается, а кодирующий аппарат стоит просто для вида.

— Как же им это удалось?

— Не знаю. Однако же удалось. Думаю, не обошлось без утечки информации на уровне Совета Национальной Безопасности.

В машине царило почти физически ощутимое напряжение, но Броньола заставил себя говорить спокойным тоном.

— Это закат.

— Что?

— Это конец, Лео. Ты разве никогда не слышал о расцвете и закате какой-нибудь цивилизации? Вспомни о закате римской империи. Обычно все так и начинается. Люди начинают друг другу не доверять — своего рода массовый психоз. Все и всех подозревают. Когда общество достигает такой стадии, больше невозможно удержать цивилизацию под контролем. Кто имеет право подозревать и кого? Никто этого не знает, вот в чем загвоздка. И тогда начинается закат.

— Меня интересует Оджи Маринелло — именно он вдруг получил возможность прослушивать все, что говорится в Вашингтоне. Ты должен постараться найти источник утечки информации.

— Думаю, это уже сделано, — сквозь зубы процедил Броньола. — А что сообщает Болан?

Таррин принялся яростно жевать кончик сигары, бормоча в ответ что-то невразумительное.

— Что?

— Мы потеряли его, Гарольд, — вздохнул Таррин, наконец-то вынув изо рта измусоленную сигару.

Броньола наклонился вперед и обхватил голову руками.

— Почему ты так решил?

— Он ни разу не вышел на связь за последние двенадцать часов.

— Но в Колорадо бушует ужасная пурга, Лео.

— Вот уже пять или шесть часов, как она утихла. Пилот самолета, на котором я прилетел, сказал мне, что сейчас в Колорадо прекрасная погода. Но хуже всего то, что там с самого утра стреляют. Сейчас там уже полночь. Часа два назад в Нью-Йорке старики-мафиози принялись отплясывать джигу на символической могиле Мака. Они швыряли на пол куски льда, а потом провозгласили тост в честь побежденного врага.

— Боже мой, — прошептал Броньола. — Поэтому ты и приехал?

Таррин вздохнул:

— Конечно. Мы же знали, что так должно случиться. Мы ведь оба знали, что он не сможет вечно выходить сухим из воды. И все-таки... О дьявол...

Водитель заметил в зеркале заднего вида опечаленное лицо Броньолы и негромко кашлянул.

— Говорите, Паркер, — проворчал Броньола.

— Я не верю в это, сэр. Однажды они уже отплясывали на могиле Болана. И совершенно напрасно. Вспомните Лас-Вегас.

— На этот раз все обстоит по-иному.

Броньола открыл свой атташе-кейс и протянул Таррину папку с бумагами. Лже-мафиози включил подсветку и принялся молча изучать досье.

Когда, закончив читать, он возвратил досье Броньоле, лицо его было мрачнее тучи.

— Он противостоял целой армии блестяще обученных солдат, каждый из которых, пожалуй, был не хуже его самого, — прошептал Броньола.

Нисколько не стыдясь своих чувств, Лео вытащил платок и вытер навернувшиеся слезы.

— Вот тут ты не прав, — наконец проговорил он. — Мир был бы гораздо лучше, если бы в нем и впрямь было несколько сотен таких парней, как Мак Болан. А теперь не осталось ни одного... Что же нам делать со всей этой нечистью, Гарольд? Как разделаться с подобными людьми?

— Крайне осторожно, — мрачно ответил Броньола. — Нужно опасаться последствий на всех правительственных уровнях. Думаю, следует поставить в известность кабинет министров, особенно если мои подозрения подтвердятся. А тут еще и Президента нет в Вашингтоне.

Таррин с иронией спросил:

— Куда это его понесло?

— Сочетает приятное с полезным в Калифорнии. А завтра уезжает в Колорадо, чтобы провести уик-энд в кругу семьи.

— Прямо какая-то ирония судьбы!

— Можно сказать и так. ФБР и налоговая полиция контролируют там обстановку. — Броньола бросил взгляд на своего друга. — Возможно, им известно то, чего не знаю я. Еще после полудня они хотели просить Президента отменить поездку в Колорадо, но затем передумали.

— Это могло быть связано с плохой погодой, — предположил Лео Таррин.

— Не исключено, но ты ведь знаешь, какую осторожность они проявляют, если где-то постреливают. Нет, я думаю, они получили известия о нашем друге. И весьма неутешительные для нас.

Таррин глубоко вздохнул.

— Гарольд, я уже много лет не напивался как следует. Но, кажется, настало время это сделать. Ты не мог бы дать мне комнату и несколько бутылок?