Дон Пендлтон - Капо из Акапулько

— Шустрые ребята! В таком случав остальные тоже могли тронуться с места. Не представляю, насколько они уже подобрались к тебе, это придется выяснять у... Впрочем, забудь об этом.

— Как скажешь, — согласился Болан. — Ты не в курсе, как у них налажена связь?

— Отменно.

— А как насчет другого оборудования?

— Тоже полный порядок.

— Понятно. Ну, а что тебе еще известно?

— Что еще? Похоже, ты сильно обеспокоил белого папочку.

— Печально это слышать, — сухо отозвался Болан.

— Он уверяет, будто земля под тобой ходит ходуном, и советует тебе перебраться в другое курортное местечко.

— При всем моем желании... — вздохнул Болан. — Я тут, кажется, здорово застрял.

— Тебе виднее. Мое дело — передать просьбу. Можешь о ней забыть.

— Уже забыл, — усмехнулся Мак. — Но передай папочке, что я всегда ценю его заботу обо мне. Просто мы живем как бы немножко в разных измерениях, и иногда его советы...

— Можешь не продолжать, — прервал друга Таррин. — Между прочим, я пытался навести справки о твоей деве. Ни-че-го. Но у меня есть другая информация. В частности, о флагах.

— Так-так, выкладывай.

— Белый флаг поднял мальчик Ровера из Вашингтона. Смекаешь? Он дошел до них через Государственный департамент.

— Ну, и что здесь особенного, Липучка?

— Не знаю, но, по-моему, что-то есть.

— Хорошо, я подумаю. Едем дальше. Флаг был поднят в пять по акапулькскому времени. Правильно?

— Минута в минуту. Теперь слушай о черном флаге. Он прибыл на нью-йоркском экспрессе. Я разговаривал с тем, кто это осуществил. Его запустили с корабля прямо в открытом море.

— Очень романтично, — хмыкнул Болан.

— Не без того. Информация получена через телефонную компанию Эр-Си-Эй.

— Спасибо, Липучка. Похоже, кусочки головоломки начинают понемногу складываться. Это хорошо. Кстати, ребята Ровера не могут использовать помощников?

— Хочешь сказать: из разных стран?

— Да кого угодно! Просто не могу понять, какое отношение ко всему этому имеют ребята Ровера. Что-то тут не так. Я бы хотел знать, что ты думаешь об этом.

— О наемниках Ровера? — уточнил Таррин.

Без сомнения, он имел в виду информаторов ФБР, не обремененных «законами страны».

— Да, Липучка, да, — быстро проговорил Болан. — Меня это очень интересует. Как-никак я уже потерял шесть любимых женщин.

Голос Таррина мигом посуровел:

— Они — твоя плата за доблесть, солдат.

— Так ты о них ничего не слышал?

— Их точное число шесть, так?

— Совершенно верно, ровно половина дюжины.

— Сразу шесть! Вечно ты любишь терять целые комплекты! — невесело усмехнулся Таррин. — Нет, их судьба мне неизвестна. Обычно слухи о подобных событиях доходят намного позже. Почему-то люди не любят распространяться на такие темы. Но я могу развесить кое-где уши, если это необходимо.

— Не стоит, — устало произнес Болан. — Я попробую разобраться сам. Тебе знаком человек по имени Джон Ройал?

— А кто же его не знает?!

— Помяни его добром, Липучка.

— Что?! Не может быть! А где ты находился в тот момент, черт побери?

— Увы, меня не было рядом, — со вздохом ответил Мак, — хотя кое-кто и пытался представить дело так, будто я сидел с ним до самой последней минуты.

— Так что у вас там происходит? Мне это не нравится, сержант.

— Слишком долгая история, друг, расскажу как-нибудь потом. Что удалось узнать об «ушах» в доме Спилка?

— Твоя информация полностью подтвердилась, — доложил двухголовый гений из Питтсфилда. — Но учти один нюанс: они как белые, так и черные. И разбираться с этим тебе придется самому. Сдается мне, у вас там становится достаточно жарко, приятель.

— Не то слово.

— Ну так постарайся не сгореть. Будь осторожен, Страйкер.

— Ты знаешь меня, — тихо ответил Болан и положил трубку.

Именно так — грандиозный пожар, в котором погибнуть ничего не стоит. Скоро весь город будет охвачен пламенем, если только не удастся изначально сбить огонь.

А Болан до сих пор не представлял, с какого же конца ему лучше всего подступиться.

Как всегда, он надел свой знаменитый костюм для ведения ночных боевых действий — костюм, который давно уже превратился в символ этого человека и его войны. Даже лицо и руки покрывал слой темной краски. В черной кобуре покоились девятимиллиметровая «беретта» с глушителем, который Болан изготовил сам, а также запасная обойма с разрывными патронами «парабеллум».

Оставив все прочее в машине, он тихо шагнул в ночь. В небе сияла луна, сквозь разрывы кучевых облаков сверкали яркие звезды.

Часы показывали два ночи. В этой части города все уже готовилось ко сну. Лишь редкие звуки смеха и веселья разносились над тихими водами залива.

Болан ступил в воду и бесшумно поплыл к «Марии». Достигнув яхты, он ухватился за якорную цепь и некоторое время прислушивался, после чего двинулся вдоль корпуса к корме. На корабле царила полнейшая тишина; ни в рубке, ни на палубе, ни в иллюминаторах не было ни единого огня. Но Болан знал, что все на борту сейчас настороже и готовы к любой неожиданности.

В этот момент он заметил на корме человека. Сунув под голову надувную подушку, тот небрежно развалился на дощатой палубе. Одна нога его была полусогнута, и пальцами правой руки он выстукивал по коленке какой-то быстрый, дробный ритм.

Болан бесшумно вскарабкался на корму и, молниеносно набросив на шею человека тонкую гарроту, тотчас увлек свою жертву под воду. Когда охранник перестал подавать какие-либо признаки жизни, Болан отпустил его и снова быстро взобрался на борт.

Люк в каюту был открыт. Болан сунул голову в черный проем и подождал немного, чтобы глаза привыкли к темноте. Чуть погодя он уже смог различить очертания корабельной обстановки. Внизу, прямо под собой, он увидел маленькую кухонную плиту, левее, вдоль переборки, стояли две кровати — кто-то спал на них, безмятежно похрапывая. Из каюты вела дверь еще в одно крохотное помещение — судя по всему, там тоже стояла койка.

Бесшумно спрыгнув внутрь, Болан мгновенно пустил в дело свою смертоносную леску. Первый человек испустил дух, даже не сообразив, что же с ним происходит. Второй также не оказал ни малейшего сопротивления — лишь слабый, угасающий хрип засвидетельствовал его конец.

После этого Болан пошарил рядом с плиткой и, найдя спички, чиркнул одной. В тусклом, колеблющемся свете он разглядел в углу фонарь, работающий от аккумуляторов, и включил его.

Как он и предполагал, за распахнутой настежь дверцей находилась маленькая каюта, почти целиком занятая широкой кроватью. В дверном проеме виднелась голая нога, свесившаяся почти до пола. Нога резко дернулась, и Болан услышал:

— Эй, что там со светом? Ведь еще не пробило четыре часа!

Болан шагнул вперед, схватил парня за лодыжку и выдернул из кровати, одновременно доставая револьвер с глушителем.

— Я убью тебя, обормот! — еще не проснувшись окончательно, взревел парень. На вид лет тридцати, он был крепко сложен, волосат, а все его одеяние составляли лишь короткие пляжные шорты.

Парень привстал на колени,, намереваясь хорошенько врезать глупому шутнику, и тут вдруг замер, увидев прямо перед собой человека, облаченного в черное. Взгляд его смятенно метнулся в сторону и уткнулся в мертвеца, который с выпученными глазами лежал на соседней кровати. Парень мигом все понял.

Маленький металлический предмет звонко шлепнулся возле его ног.

— Выбор за тобой, — холодно процедил Болан.

Парень глубоко вдохнул и, зажмурясь, помотал головой.

Конечно, он знал: хочешь или нет, а решение придется принимать. Прямо сейчас.

Собственно, выбор был невелик — жизнь или смерть. Однако сам факт, что он все еще жив, хотя и валяется, как последняя шавка, у ног Мака-Ублюдка, свидетельствовал: время решать у него покуда есть.

Вновь глубоко вздохнув, парень уперся спиной в кровать.

— Ладно, — обреченно пробормотал он. — Что тебя интересует?

— Я не полицейский и не судебный обвинитель, — напомнил Болан. — Просто я люблю, когда мне говорят правду. Если я ее не услышу, право выбора перейдет ко мне. И чтобы не было потом никаких «я не подумал сразу» или «я забыл». Давай, выкладывай.

Парень облизнул пересохшие губы и негромко начал:

— Меня зовут Ренато, Пит Ренато. Я работал на Майка Талиферо — на покойного Майка Талиферо, — быстро добавил он. — Сам понимаешь, не мне решать, на кого работать. Я только выполняю приказы. Люди решили — и точка.

— Какие люди? — сурово спросил Болан.

— Ну, какой-то там совет, я даже толком не знаю. Словом, решили, что никто, кроме Макса, не сможет так хорошо управлять Мексикой. Нам будет трудно без него, он всем нам нужен, понимаешь? Но он начал зарываться, ведет себя так, словно ему на нас плевать. С ним трудно говорить. Куда это годится? Вот мы и хотим его немножечко спустить с небес на землю. Пусть почувствует в нас нужду.