Илья Деревянко - Пресс-хата

– Мы с Михаилом, посовещавшись, решили, что Шершнев вел себя не по-товарищески, – громогласно изрек киллер. – Избивал собственных корешей! Ай-ай-яй! Плохо! Не по-джентльменски! Разберитесь, парни, с предателем! Он ваш по праву!

Сиволапов и Сосков, садистски ухмыляясь, надвинулись на Шершнева.

– Не подходите, падлы! – завизжал «горилла», левой неповрежденной рукой хватая со стола железный прут. – Зашибу, в натуре!!!

Глеб с Семеном попятились в нерешительности.

– Слабо, да? – уяснив замысел Феликса, подначил прессовщиков Задворенко. – Ежели так, то придется скормить вас собачкам.

Угроза возымела действие. Обежав глазами помещение, Сосков с Сиволаповым стремительно бросились к лохани, вооружились плетьми с металлическими шариками на концах и, норовя зайти с правой стороны, принялись издали стегать Эдуарда. Затравленно воя, Шершнев безуспешно отмахивался слишком короткой железякой. Неравная схватка длилась недолго. Сиволапов изловчился попасть Эдуарду шариком точно в подбородок. Здоровенный громила с грохотом обрушился на пол, а торжествующие победители с урчанием набросились на бесчувственное тело и за пару минут затоптали насмерть.

– Молодцы! – скупо похвалил запыхавшихся прессовщиков Купцов, выхватил из-за пояса пистолет и четырьмя меткими выстрелами раздробил им коленные суставы. Подземелье заполнилось надрывными криками боли.

– Ты хотел развлечься, Миша? – с циничной усмешкой обратился к Задворенко Феликс.

– Д-а-а-а!!! – кровожадно прохрипел пресс-секретарь «известного предпринимателя», выбрал на столе прут поувесистее, косолапо подошел к стонущим, рыдающим взахлеб бывшим подручным и широко размахнулся.

В ночь, предшествующую получению первого валютного транша от Лимона-Однако-Ляльки, Клоп и Витька Комендант практически не спали. Дабы успокоить взвинченную нервную систему, а также на радостях: «Сломался, щенок! Пересрал! Аж заикался со страху!» – они усиленно потребляли вовнутрь горячительные напитки. Изначально подельники, естественно, не собирались напиваться. Фелицин предложил лишь «по маленькой для сугреву», но дальше, как водится у алкоголиков, пошло-поехало. В результате к шести утра оба лыка не вязали, мало чего соображали и представляли из себя наилегчайшую добычу. Оперативные таланты бывших «кума» с «хозяином» окончательно растворились в море дешевой сивухи. Правда, накануне вечером Афанасьев, будучи еще более или менее трезвым, предпринял некоторые меры предосторожности на случай провала и провел приватную беседу с надежным человеком, обязанным Клопу очень и очень многим. Дело в том, что, начав шантаж Задворенко, бывший «кум» гордо отказался от завещанного покойным Пауком доходного места у входа в сортир, великодушно уступив его сравнительно молодому, страдающему врожденным слабоумием бомжу Леониду Киселеву по прозвищу Млечный Путь (столь оригинальную кличку Киселев получил за вечное изобилие разнокалиберных синяков на унылой, непропорционально вытянутой физиономии). Клоп передал ему дубликат кассеты номер один, бумажку с подробными координатами Викинга и, давясь угарной отрыжкой, заявил:

– Ты, Ленька, и-ик, передо мной в неоплатном долгу! Я бескорыстно, и-и-ик, обеспечил твое будущее.

– Да-да, дядя Саша! Конечно! – тоненьким голоском евнуха подтвердил Млечный Путь.

– Ну так вот, и-ик, – покровительственно похлопал слабоумного по плечу Афанасьев. – Если со мной что-нибудь, и-ик, произойдет... пусть даже несчастный случай, ты отнесешь, и-ик, кассету по указанному в записке адресу. И место останется за тобой, и там, и-ик, вознаградят по-царски! Понимаешь, и-ик?

– Понимаю, дядя Саша, понимаю! Исполню, как велено! – пискляво заверил Леонид.

– А если не захотят, и-ик, выслушать, не допустят, и-ик, к Викингу, то скажи: «На кассете сведения об обстоятельствах гибели Лорда!» Запомнил? И-ик, молодец! Ну иди, и-ик, трудись!

На том они и расстались. Киселев отправился просить подаяние, а Афанасьев – пьянствовать с Фелициным...

В начале седьмого утра Клоп, пошатываясь, добрел до шестьдесят шестой ячейки, отпер дверцу, обнаружил внутри небольшой потертый портфельчик, приоткрыл, узрел пухлые перетянутые резинками пачки долларовых банкнот, восхищенно хихикнул: «Получилось!» – и вернулся обратно в сортир к Витьке Коменданту. Одуревший от спиртного, Клоп не обратил ни малейшего внимания на выряженного под сельского труженика Феликса Купцова с клеенчатой влагонепроницаемой сумкой в руках, который внимательно наблюдал за ним с противоположного конца пустынного холодного зала...

Заметив пьяненького, спотыкающегося «кума», убийца презрительно фыркнул: «Тоже мне шантажист! Дальше своего носа ни хрена не видит! Мудак спившийся!» Не выпуская «объект» из поля зрения, Купцов проследовал за Афанасьевым к туалету, дождался, пока подельники запрутся изнутри, вывесив на двери табличку «Санитарный час», воровато огляделся, убедился в отсутствии свидетелей, вскрыл отмычкой замок и спустился вниз. Афанасьев с Фелициным зачарованно глазели на доллары в портфельчике, хором издавая ухающе-хрюкающие звуки, выражающие, надо полагать, восторг по поводу удачно завершенной операции. Упоенные победой, они обратили внимание на Купцова, лишь когда тот приблизился почти вплотную.

– Э-э-э, мужик, тебе ч-чего, ч-чего? – испуганно забормотал Фелицин, загораживая спиной портфельчик. Не отвечая, мокрушник нанес два жестоких удара: Витьке Коменданту ребром ладони по горлу, а Клопу – коленом в низ живота. Оба бомжа мешками повалились на пол.

– Здравствуйте, граждане начальники! – с сатанинским злорадством произнес бывший обитатель «красной» камеры. – Свиделись наконец! Рад, искренне рад! Буквально восхищен! Действительность превзошла все ожидания! Я рассчитывал достать одного «кума», а тут в придачу «хозяин»! Собственной персоной! Хе-хе, ну прямо подарок судьбы! Впрочем, не будем отвлекаться: у меня, к сожалению, дефицит времени!

С этими словами он вынул из сумки острый туристический топорик, быстро, умело, ухитрившись почти не забрызгаться кровью, отрубил Афанасьеву и Фелицину головы, бросил их в сумку, положил сверху топорик, застегнул «молнию», прихватил заветный портфельчик, вышел из туалета, снова запер дверь и поспешно прошел к припаркованной на краю вокзальной площади скромной, неприметной серенькой «шестерке». Киллер сознательно не попытался выяснить местонахождение копии кассеты номер один, хотя на сто процентов был уверен в ее существовании. Поведение убийцы объяснялось просто: Купцов люто, до скрежета зубовного ненавидел Задворенко! Феликсу осточертело ходить в «шестерках» у бывшего поднарного петуха Однако-Ляльки, ко всему прочему жадного, капризного и истеричного. Открыто выступить против Михаила Купцов не смел (на слишком прочный крючок попал по дурости), но и заботиться о сохранности шкуры «сверхдоверенного лица» не собирался. Более того, Феликс страстно мечтал о скорейшей смерти Лимонова-Задворенко. «Надеюсь, дубликат без задержки попадет к адресатам! – заводя мотор, с мстительной радостью подумал он. – Недолго Мишке-пидору пановать осталось! У-у-у, козел вонючий!!!»

Зверски расправившись с не оправдавшими «высокого доверия» подручными, Задворенко оставил трупы валяться до поры в подвале: «Успеем прибраться! Невелика проблема!» Наглотался снотворного, лег в постель и забылся тяжелым, нездоровым сном. Пресс-секретаря господина Крымова донимали кошмары. Ему грезилось, будто в спальне прочно обосновались призраки былых соратников по пресс-хате. Привидения вели себя крайне бесцеремонно, если не сказать отвратительно. Рассевшийся на параше Клюйков разъезжал взад-вперед по полу, швыряясь куда ни попадя кусками протухшего кала. Крылов усердно поливал из пузатой бутыли мебель и ковры серной кислотой, грозя побрызгать на самого Михаила, ежели тот «посмеет вякнуть!». Расчлененный Шамиль Удугов завис в воздухе сразу в четырех углах спальни, причем голова матерно бранила «щенка Лимона», руки обдирали обои, ноги лягали зеркало, а туловище-обрубок беспрерывно извергало из соответствующих органов мочу и экскременты. Больше остальных досаждал «сверхдоверенному лицу» по-прежнему нанизанный на швабру Николай Суидзе. Он с завыванием кружился под потолком, время от времени пикировал задом на Михаила и норовил ткнуть концом швабры в мошонку... Задворенко плакал, скулил, слезно звал на помощь, но ни вскочить с кровати, ни даже шевельнуться не мог. Налитое свинцовой тяжестью тело наотрез отказывалось повиноваться хозяину.

– Не удерешь, Лимон!.. Ты наш! Навэкы наш! Скоро соединимся окончательно! – видя тщетные потуги Михаила, по очереди пронзительно взывали мертвецы...

Задворенко проснулся в начале восьмого утра вымотанный, разбитый, с больной головой. Он со стоном приподнялся, зажег торшер, подозрительно осмотрел комнату, не обнаружив никого из зловещих покойников, вздохнул с облегчением, включил селекторную связь и без обычного хамства, голосом умирающего лебедя велел прислуге приготовить кофе покрепче...