Сергей Алтынов - Снайпер контрольный не делает

– Ну ладно, пошутили и будет! – произнес я, окончательно перехватывая инициативу. – Извините, Вера, у нас тут актерские пробы были.

Роки молчал, даже не посмотрел на меня.

– Какие пробы? – удивилась девушка.

– Обыкновенные. Вот это, – я кивнул на Ивана, – никакой не Коля Гусев, а актер Иван. Просто очень хорошо загримированный.

Со стороны Роки по-прежнему не было никакой реакции. Я же старался следить за каждым его движением.

– Не понимаю… – полушепотом заговорила Вера. – Ну, вы режиссер, Витя говорил, это актер… А Витя что, тоже актер?

– Начинающий, – подал наконец голос Роки.

Пистолет он по-прежнему держал наготове.

– Пробы окончены. Виктор утвержден на главную роль, – торжественно произнес я. – А вы, Вера, тоже ведь в пробах участвовали.

– Когда? – не поняла девушка.

– А позавчера, когда Виктор попросил вас снять телефонную трубку и нажимать автоответчик через определенные интервалы. Ну будто заранее записанный голос разговаривает с тем, кто звонит. А самого Вити дома не было. Так?

– Да, – совсем шепотом ответила пораженная моей осведомленностью и напором Вера.

– А это ведь я звонил, – сообщил я. – Ну а теперь, Вера и Иван, вам придется нас покинуть. Нам с Виктором надо обсудить дальнейший сюжет фильма.

Вера и Иван не заставили себя уговаривать. Актер перед уходом поинтересовался, когда я позвоню ему, мне пришлось ответить, что на днях. Роки продолжал сидеть в окаменевшей позе. Дверь захлопнулась, но он не торопился начинать разговор. Я тоже сидел молча, по-прежнему держа руки на столе, но на сей раз ладонями вниз.

– День твой последний… – произнес Роки и, выдержав паузу, закончил: – Приходит, буржуй. Так, Факир?

– Как приходит, так и уходит, – ответил я.

– Не ожидал я, что ты вот так оружие мне отдашь, – вдруг усмехнулся Роки. – Я ведь теперь убить тебя должен.

– Я вхожу в список еще не наказанных людей? – спросил я.

– В том-то и дело, что нет. В мире слишком много зла… Я восстанавливаю баланс и делаю это успешно. Больше я ничего не умею и ничем иным заниматься не желаю.

– А Пех?

– Пех… Мне жаль, что так получилось. Он догадался, что я завалил фээсбэшника, Струмилина этого. Дурак! Он… Он не должен был этого делать! – почти прокричал Роки.

– Значит, своих тоже можно убивать?

– Можно, – не раздумывая, кивнул Роки. – Он стал требовать, чтобы я остановился. А потом повернулся спиной… У меня не оставалось выбора, Факир.

– Струмилин не дал вам с Пехом ликвидировать полевого командира?

– Да, но это было давно. ТАМ. А здесь мы встретились случайно. В том самом спортивном зале, где я его и завалил. Но я сказал ему за три дня до смерти, что умею держать слово. Он лишь усмехнулся. Струмилин спас жизнь негодяю и палачу. А теперь взрывы, заложники… Смерть. На чьей совести это?!

– Струмилин выполнял приказ.

– А у меня больше нет приказов. Я командующий.

– Ну а бизнесмена за что?

– За то, что скотина и мудак. У меня товарищ по СОБРу в охране у него работал. Жизнь этому уроду спас, инвалидом стал. А тот его уволил и ни копейки не заплатил.

Лицо Роки исказилось, чувствовалось, что сейчас Озеров испытывает неподдельную мучительную боль.

– А телеведущего грохнул из-за инцидента на передаче? – спросил я.

– Он мне давно не нравился, этот пидор гнойный… Еще я бабу завалил. Которая у меня до Верки была.

– Людмилу Рогалеву?

– Да. Она как с работы ко мне заедет, всегда полные карманы. Деньги, безделушки какие-то, колечки. Я сперва понять не мог, где она работает. Оказалось, на «Скорой». У одиноких стариков по тумбочкам шарит. И рассказывает мне об этом, не краснеет. А доконало меня, когда она серебряный крест, распятие с дежурства принесла. Радостная такая была… Жаловалась, бывало: дескать, мало платят им, работникам медицинским… Я ей всю рожу разворотил. Гурьева, крысу политотдельскую, пуганул. Ну, само собой, королеву козявок и шавок, госпожу Кольцову. Наверное, сильно визжала, свиноматка.

«Ей семью кормить», – чуть было не вырвалось у меня. Сейчас Роки немного опустил оружие. Самое время было опрокинуть на него широкий стол, по разные стороны которого мы сидели. Однажды я снимался в эпизоде одного детективного сериала и там мне пришлось проделать именно такой трюк.

– Слушай, Виктор! Неужели ты в жизни не встречал ни одного хорошего человека? – задал я довольно банальный вопрос.

– Встречал, – кивнул он. – Тебя, например. Только ты вон какой оказался… Тебе тогда надо было в башку палить. А я лишь фонариком моргнул. А ты быстро сообразил, что к чему, залег как подкошенный.

– Ты прав, – кивнул я. – Меня надо было, как Пеха… Ты уничтожал зло, но почему-то вместе с ним погиб твой фронтовой друг. И ты, Роки, теперь сам стал злом. Зло осталось, его не стало меньше. А Коли Гусева нет… Ты же стал забивать свою душу и сознание дурацкой подростковой музыкой. И всем, даже своей девушке внушаешь, что это красиво, интересно. Ты давно видишь мир перевернутым. И думаешь, что он станет другим после твоих выстрелов?

– Устал я, – вдруг совсем другим голосом произнес Роки. – С такими вот идиотами возиться устал. И нет для меня больше НИЧЕГО и НИКОГО. Никакого Пеха и никакого Факира. Есть только Я. Ну, может, еще Верка. И я владею вами всеми. – Он говорил спокойно, без крика и истерики. – Пусть три-четыре дня. Но вы все в моей власти. Я ваш президент и король. Я накажу и помилую кого хочу… Потом УЙДУ.

Возразить Роки мне было нечего. Мне хотелось сказать: «Уходи сейчас, Озеров». Собственно говоря, для этого я и вручил ему пистолет.

– Ты получил ответы на все вопросы, – продолжил он после паузы. – Мне очень жаль, но книгу об этом ты уже не напишешь.

– Значит, не помилуете, господин президент? – стараясь сохранить хладнокровие, чуть ли не с насмешкой спросил я.

– Нет, Факир. Тебя я миловать не собираюсь. Ты все испортил, оборвал меня на середине дороги. Ты сумел вычислить меня, почти победил… Почти! А я наказал не всех. И тебе меня не остановить.

– Кого еще накажешь?

– Найду кого. Разве мало кандидатур? Еще скажи спасибо, что актеришку твоего невредимым отпустил. Мне его труп без радости.

Сейчас Роки уже не играл. От великовозрастного любителя панк-рока не осталось и следа. Спасибо ему говорить почему-то не хотелось.

– Все, Факир.

Я опередил ЕГО на какие-то доли секунды. Он почти уже вскинул руку с пистолетом, когда я опрокинул на него стол, точно ударил тяжелым широченным тараном. Выстрел прозвучал, и мне обожгло плечо. Я откатился в сторону, одновременно исхитрился сунуть правую руку за штанину и выхватить свой потайной «стечкин». Роки отбросил стол и выстрелил еще раз. Я крутился как уж на сковородке, пуля обожгла мой правый бок. Но я успел выстрелить…

Плечо набухало, под боком медленно образовывалась липкая лужица. Виктор Озеров, он же Роки, лежал в нескольких сантиметрах от меня. Когда-то у нас было негласное соперничество, кто лучше стреляет, из какого вида оружия. Как снайпер Роки меня превосходил, но из пистолета мои показатели всегда были выше. И сегодня тоже. Во лбу у Роки было черное дымящееся отверстие, из которого сочилась бурая кровь.

Я не мог СДАТЬ его. Я сделал ВСЕ сам.

Я уничтожил ЕГО.

– Полковник, вызовите «Скорую»… «Черного снайпера» больше нет. И немедленно отпустите Толю Шубина, – проговорил я в трубку, сумев-таки слабеющими пальцами набрать номер моего фээсбэшника.

Настенные часы в комнате Роки показывали ровно шесть вечера. Именно сейчас закончился мой четвертый день.

Из госпиталя я вышел через две с половиной недели. Ранения оказались нетяжелыми, но была сильная кровопотеря. Полковник выплатил мне обещанные премиальные. Брал я их с тяжелым сердцем, но деньги могли пригодиться на дальнейшее лечение. Тысячу долларов я, как и обещал, заплатил актеру Ване. Он так до сих пор и не понял, в чем принимал участие. Вскоре ко мне переехала жить Юлька. Что еще сказать?

Я потерял трех своих боевых товарищей – Пеха, Роки и Аркана. Я лично вычислил и уничтожил «черного снайпера». С Толей Шубиным мы не общаемся и, если случайно встретимся, то, отвернувшись, расходимся в разные стороны.

Но у меня осталась Юлька, остались книги. Не так уж и мало.

Сделаю ли я обо всем этом фильм или напишу книгу? Кино вряд ли… Я не найду актеров на роли Пеха, Роки и Аркана… Скорее будет книга. И если вы сейчас дочитываете эту историю в написанном виде, значит, я набрался сил и сделал это.

Пресс-хата – в местах лишения свободы особая камера, где главенствуют уголовники, осужденные за самые грязные, непочитаемые в уголовной среде преступления (изнасилование, убийство несовершеннолетних и др.). В обычные камеры поэтому для них путь закрыт. Администрация использует таких для прессовки других осужденных и делает «пресс-хатовцам» разные поблажки. Те «отрабатывают» с особым рвением.