Светлана Алешина - В пекло по собственной воле

«Мое личное мнение? — удивилась я прежде всего. — А зачем оно им? И когда это наш министр давал такие прогнозы? Да, что-то в этом роде было, но ведь это так, почти шутка… Возможно, с легким намеком, конечно. А если не шутка? Откуда у него такие сведения? Что, агентура у Чугункова есть в Азербайджане? Или это опять какая-нибудь дезинформация с чужой подачи? Вполне, кстати, может быть… Однако пора отвечать…»

— Госпожа Николаева? — склонился ко мне Алескеров, намекая, что моего ответа ждут.

«Была не была!» — решилась я и тронула свой бокал. Алескеров тут же вновь наполнил его вином. Я подняла бокал, встала сама и сказала:

— Вы правы, говоря о моих затруднениях, связанных с вопросом о достоверности источников информации, послуживших основой для такого, не скрою, взволновавшего и меня прогноза. Что же касается моего личного мнения, позволю себе поднять бокал этого прекрасного вина за то, чтобы взаимопонимание между людьми, заинтересованными в сохранении стабильности и спокойствия в наших странах, выросло и окрепло до взаимоподдержки и взаимопомощи. За процветание России и Азербайджана!

Я выпила вино и отдала бокал Алескерову. Тот молча поставил его на столик и показал мне жестом, что предлагает мне выйти из-за столика.

— Господин Президент благодарит вас за оказанную ему честь и обаяние, проявленное вами в беседе с ним. Не откажитесь принять от него в дар этот небольшой ковер с его портретом работы лучших мастеров Шемахи.

И он указал на висящий на стене огромный ковер размером, наверное, три на четыре, с которого на меня смотрел улыбающийся господин Президент, так и не появившийся передо мной из-за спинки своего кресла.

Я посмотрела на его руку, лежащую на подлокотнике. Яблока в ней не было.

«Съел! — подумала я. — Аудиенция окончена!»

Я легким кивком головы поблагодарила Алескерова и направилась к выходу.

У входа я остановилась и, наклонившись к Алескерову, сказала вполголоса:

— Надеюсь, вы поставили в известность о моей встрече с господином Президентом нашего главного советника по безопасности, заместителя министра МЧС России генерала Константина Чугункова?

— Не волнуйтесь, госпожа Николаева, — ответил Алескеров, поблескивая на меня своими проницательными глазами. — Мы все сделали в соответствии с регламентом.

«С каким еще регламентом?» — спросила я саму себя, но ответить мне было некому, поскольку ответа на свой вопрос я не знала.

Совершенно растерянную и слегка опьяневшую от вина, меня посадили в самолет, погрузили вслед за мной огромный ковер, и мы взлетели.

«Я что вам, почтовая посылка? — разъярилась я, поняв, что никто мне не удосужился даже объяснить — куда мы летим и зачем. — Вы меня, как ковер этот дурацкий, погрузили в самолет. Еще бы адрес на лбу написали — доставить туда-то, вручить тому-то! Азиаты чертовы!»

Я решительно поднялась со своего кресла и огляделась. В самолете я была совершенно одна. Лишь на первом сиденье дремал охранник, но его, по-моему, совершенно не интересовал ни вопрос моей безопасности, ни вообще что-либо другое. Он мирно спал.

Я прошла в кабину пилотов, и девушка-стюардесса только улыбнулась мне, а не встала грудью у меня на пути. Удивленная, я влезла в саму пилотскую кабину и задала самый естественный в моем положении вопрос:

— Куда мы летим?

Второй пилот повернулся ко мне и ответил очень, как мне показалось, почтительно:

— У нас приказ — срочно доставить вас в Красноводск на базу объединенного туркмено-российского отряда спасателей.

Я задохнулась от радости.

«Домой!»

Конечно, на глаза у меня навернулись слезы, когда я обняла наконец Игорька и сама попала в медвежью хватку Кавээна. Но это были слезы радости.

А вот с Константином Ивановичем разговор получился трудный. Он сразу же начал на меня орать. Кто мне позволил? Как я смею нарушать приказы? Мне надоело в спасателях работать?

Я вяло отбрыкивалась. Да, никто мне не позволял спускаться под воду в «Скате» в том последнем его рейсе. Но ведь никто и не запрещал… И приказов никаких я не нарушала! Потому что просто некому было мне приказывать… А в спасателях мне работать, конечно, не надоело, хотя я недавно вполне серьезно обдумывала возможность работы школьным психологом.

После этого моего сообщения Константин Иванович посмотрел на меня укоризненно и сказал:

— С ума сошла девка! Какой из тебя школьный психолог? Ты же контрразведчик с международным именем!

— Что такое? — подняла я опущенную было голову, сразу заподозрив подвох с его стороны.

— Тебя же сам Президент Азербайджана лично принимал, — хитро сощурившись, сказал Чугунков, — да еще и подарки тебе дарил!

«Так! Значит, это он мне устроил эту аудиенцию! — вознегодовала я на Чугункова. — Спасибо, Константин Иванович! Удружили!»

— Да вы хоть знаете, что я ему там наговорила? — спросила я его.

— Как не знать? — ответил он. — У меня должность такая — все знать.

— Одного только не пойму, — сказала я растерянно. — За кого они меня принимали?

— Ну, об этом могла бы и догадаться по контексту вопросов, — съехидничал Чугунков. — Тоже мне — контрразведчик.

— Знаете что, Константин Иванович! — возмутилась я. — Или вы мне все сейчас рассказываете, или… Или я всю жизнь в чадре ходить буду!

— О, это страшная угроза, — улыбнулся Чугунков. — Придется рассказать… Хотя тут и рассказывать, в общем-то, нечего. Когда «Посейдон» перевернулся из-за непрофессиональных действий капитана Свиридова и полковника, закрепившего его на двух якорях, как на растяжке, — с кормы и с носа, что допускается только при малом волнении, тогда ясно уже было, что подняться в такой шторм вы не сможете — самоубийство! Я заранее попросил штурманов рассчитать, куда вас вынесет. Получилось несколько вариантов. Все они упирались в основном в иранский берег. Но был один вариант, что вас относит далеко на запад, к Азербайджану. Что вы растеряете друг друга, если сами на берег решите высаживаться, это младенцу ясно было. Ну, за Колю я мало волновался, он человек не только опытный, но и известный, его сразу бы в Россию доставили. А вот за тебя беспокоился… Сидели мы тут с твоими ребятами, думали, что можно сделать, чтобы тебе помочь, если ты в Азербайджане окажешься… Я им сказал, что есть у нас хороший контакт со Службой безопасности тамошней, с Алескеровым. Он сам бывший спасатель, просто отошел однажды от нашего дела, а связи с нами не теряет. Игорек твой и предлагает: «Давайте, — говорит, — сообщим вашему Алескерову, что на их территорию может выйти со сложного задания капитан Ольга Николаева, а чтобы они еще и сами ее искать начали — намекните осторожно, что это, мол, любовница нашего министра». Я сначала посмеялся, а потом вспомнил их интересы, расклад политический и — согласился. Видишь, что из этого вышло!

— Дурак вы старый, Константин Иванович! — сказала я ему, слегка надувшись. — Опозорили честную женщину в глазах соседнего государства. А Игорьку я это еще припомню! Зря вы его заложили!

— Да он и сам бы похвастал, он же страшно горд был этой идеей, — возразил Чугунков.

Разговор происходил на борту самолета, принадлежащего Международному Красному Кресту, над акваторией Каспийского моря.

Мы с Чугунковым летели в Кувейт вызволять Николая Яковлевича Менделеева и Анохина. Как только я сообщила Чугункову о том, где именно в Иране находится Менделеев, тот нажал на одному только ему известные пружины, с кем-то долго говорил по телефону, потом отдавал совершенно непонятные мне распоряжения, и в результате, как он мне потом рассказал, на дом Мизандара в городке, который называется Решт, что я элементарно выяснила по карте, напали какие-то сунниты-традиционалисты, дом его сожгли, самого убили, а Менделеева с Анохиным увезли с собой и передали крупному торговцу шелком в Исфахане, который и заплатил им за это за все. У торговца шелком их выкупила крупная иранская нефтяная компания, которая работала на российском оборудовании и уже десятки лет не могла расплатиться с Россией за это оборудование. А оттуда Менделеев и Анохин попали уже в Абаданское отделение Международного Красного Креста на берег Персидского залива, откуда при первом удобном случае их переправили на танкере в Эль-Кувейт и сообщили оттуда Чугункову — все в порядке. Осталось только прилететь и забрать их домой.

Чугунков чуть не улетел один, но я настояла на том, чтобы он взял и меня не прогулки, конечно, ради, но прежде всего потому, что у меня накопилось несколько вопросов к Менделееву, а если я не задам их сейчас — потом случая может и не представиться.

Визы в Кувейт не было ни у Чугункова, ни у меня, и мы с ним сидели в самолете, наблюдая в иллюминатор, как по летному полю идут Менделеев и Анохин. Первый хромал со своей палкой, и даже в походке его чувствовалось раздражение. Анохин шел, постоянно оглядываясь по сторонам и ежась под жгучим кувейтским солнцем…