Владимир Макарычев - Тайна острова Матуа

— Да, коллега, и жен делили, и детей сообща воспитывали! — встрепенулся профессор и ревниво посмотрел на свою любимую, незаметно появившуюся в комнате, чтобы поставить на стол вазу с фруктами. — А насчет чаши Грааля — зря сомневаешься. Нашли же на развалинах Монсегюра копье, которым римский легионер Гай Кассий нанес «удар милосердия» распятому Христу[5].

Самое сложное занятие — доказывать очевидное людям, не желающим его признавать!

В то время как старые друзья так вдохновенно обсуждали древние тайны, на другом конце страны, во Владивостоке, командующий Тихоокеанским флотом Павел Петрович Сидоровский из окна кабинета с видом на тридцать третий причал наблюдал за корабельной набережной. Порывы океанского холодного ветра рано сорвали покров листвы с деревьев, отчего они походили на съежившихся от стыда людей. Так он простоял, ни о чем не думая, несколько минут, а затем взгляд его медленно переместился на рельефную карту Земли, занимающую половину стены просторного кабинета. Коричнево-зеленая суша поднималась над темно-голубым Мировым океаном. Адмирал разглядывал ту ее часть, где воды Тихого океана, словно искусственным молом, ограждала от материка Курильская гряда. С десяток небольших островков вытянулись косой линией и соединяли похожий на рыбью голову остров Сахалин с японским Хоккайдо.

Адмирал вспоминал совещание у министра обороны, с которого только что прилетел. Начальник Генерального штаба, комментируя доклад министра об итогах боевой подготовки войск, неожиданно отклонился от темы совещания и пустился в рассуждения о геологических изысканиях в акватории Охотского моря, рядом с Курильскими островами. Министр, естественно, отреагировал и недовольно постучал карандашом по микрофону. В результате начальник Генерального штаба не успел высказать главную мысль, но внимательный и острый ум тридцатисемилетнего адмирала-тихоокеанца обратил внимание на неслучайную интригу. Начальник Генштаба тем самым пытался подать некий сигнал присутствующим и обратился, в первую очередь, к морякам. Павел Петрович Сидоровский связывал таинственный знак с возможным обострением обстановки в данном районе, по причине найденных там больших запасов нефти. Особого секрета из этого никто и не делал. Все хорошо осознавали, наступает новый передел мира, который до сегодняшнего дня происходил относительно мирным путем: люди договаривались посредством международных экономических и военных союзов.

«Хотя всему есть предел. Природное сырье не восстанавливается, значит, его становится на земле меньше и меньше. Вот и причина межгосударственного конфликта», — размышлял адмирал, разглядывая морщинистый, изрезанный глубокими заливами берег материка в районе Татарского пролива, где, по информации начальника Генерального штаба, нашли большие запасы нефти. На память пришло сравнение теперешнего ожидания с ожиданием перед началом Великой Отечественной войны — все знали, война вот-вот начнется, но официальные власти запрещали об этом говорить. Атмосфера кризиса, катастрофы чувствовалась и на вчерашнем совещании в Москве. Руководитель военного ведомства прямо предупреждал о необходимости перехода на жесточайшую экономию энергоресурсов в войсках.

Ритуальное мероприятие, проводимое раз в год, завершилось очередным нагоняем. В этот раз больше всего попало флоту — за аварийность с гибелью людей и за непродуманные выходы кораблей в море. Иными словами, за плохую организацию боевой подготовки.

Павел Петрович Сидоровский, находившийся под впечатлением от накачки министра, поначалу хотел переговорить по телефону с каждым командиром соединений, но справедливо отложил это мероприятие, рассудив, что, кроме очередного нагоняя, все равно предложить больше нечего. Не изобрели универсального средства по предупреждению аварийности и питающуюся воздухом машину! Как бы строго ни потребовал с подчиненных, мало что изменится в их работе. Начнут, как обычно в таких случаях, скрывать происшествия. В протекающей лодке не откачаешь всей воды, пока не устранишь причину ее поступления в отсеки. А она давно известна — старые корабли, несовершенная ремонтная база, плохая профессиональная подготовка моряков. По расходу громадного количества топлива и оправдываться нечего. Жрут его корабельные машины не ведрами и не бочками, а железнодорожными составами.

Тревожное предчувствие не покидало адмирала. Он снова и снова возвращался к предупреждению начальника Генерального штаба о возрастании конфликтной ситуации в районе Курил. Следовал один вывод — принять срочные меры к повышению боевой готовности сил флота. Командующий начал действовать, экстренно назначив оперативное совещание руководства штаба флота и командиров кораблей, базирующихся во Владивостоке. В списке, принесенном его порученцем, значились всего два командира — большого противолодочного корабля «Патрокл» и корвета «Дерзкий»: капитан первого ранга Брайтинг и капитан третьего ранга Куринов. Остальные находились в пунктах постоянной дислокации, в значительном удалении от главной базы флота, Владивостока. Последний, завершив ремонт в Дальзаводе, готовился к переходу «домой», в Петропавловск-Камчатский, что означало его хорошее боевое состояние.

На «большой сбор» потребовалось полчаса. Командующий ознакомил собравшихся с состоянием воинской дисциплины и аварийности на флоте за последние полгода. Скупые цифры показывали их взаимосвязь. В соединениях, где больше всего нарушают устав, как правило, случаются и аварийные происшествия.

— Нужно изначально задать себе вопрос, какова наша общая цель? — оторвавшись от бумажки, обратился он к своим подчиненным-штабистам. — Ответ прост: боевая готовность! Все остальные задачи являются вспомогательными.

Сказав, посмотрел в сторону начальника штаба флота, как бы ища поддержки. С вице-адмиралом Борисовым они служили вместе на Камчатке. Теперешний подчиненный был тогда его начальником, командиром атомной подводной лодки-«стратега».

Кадровая политика в современном флоте проводилась необъяснимо здравому смыслу. Каким образом подводник стал в тридцать шесть лет командующим флота, где основная сила надводные корабли, для него самого являлось загадкой. Хотя и на гражданской службе чудес с назначением неопытных птенцов в возрасте двадцати семи лет в министерские кресла хватает. Да, отсутствие ума — еще не повод для суда.

— Кажется, предельно все предусмотрено в структуре управления флота, но идет сбой за сбоем, — продолжил выступление Павел Петрович Сидоровский.

Встал из-за стола и молча направился в сторону большого глобуса, стоявшего на полу. Ладошкой нажал на его основание, отчего искусственный земной шар медленно завращался. Высокий и сухощавый, молодой адмирал излучал энергию и стремительность.

— Во главе любого дела стоит человек. От того, как он выполняет свои обязанности, зависит успех задачи. Видимо, у нас не все об этом знают. А может, ленятся? Представляете, как было бы здорово, если бы каждый трудился добросовестно! В военном флоте служить было бы в радость! — Молодой адмирал искренне верил в теорию создания нового человека. — Попрошу высказать свое мнение по искоренению проблем, мешающих боеготовности.

Наступила долгая пауза. Понимали, командующий вызывает к откровенности, но кто же захочет выступить с инициативой, которую самому же придется и выполнять! Опытные моряки знали такое правило и угрюмо молчали. Напряженную тишину нарушил капитан третьего ранга, самый младший из приглашенных офицеров по званию и возрасту.

— Товарищ командующий, разрешите?

Павел Петрович мотнул головой, нисколько не удивившись расторопности командира. Он любил инициативных и дерзких.

— Капитан третьего ранга Куринов, командир корвета «Дерзкий», — спокойно, без размазанности приступил к докладу инициативных предложений офицер. — Есть объективные причины. Их хорошо знают, я же предлагаю решать вопрос имеющимися у нас силами и средствами.

Начальники управлений оживились, а начальник штаба с любопытством посмотрел на молодого офицера, который являлся полной противоположностью высокого и отутюженного командующего. Невысокого роста, хрупкого телосложения, с тонким профилем белоснежного лица, светлой упрямой челкой, в узких, со стальными ободками, очках. Не командир военного корабля, а преподаватель за кафедрой. Борисова возмутило, с какой легкостью капитан третьего ранга Куринов перешел на классификацию типов кораблей на иностранный манер. Мода на все иностранное, в ущерб отечественному, похоже, возвращалась из глубокой истории российской государственности.

«У нас, русских, всегда имелось свое мнение. Не было в советском флоте фрегатов и всяких там корветов, — про себя негодовал вице-адмирал, — противолодочный корабль, или, проще, сторожевик! Придумали тоже, корвет[6]!»