Михаил Серегин - К строевой - годен!

Штатовские актеры делали это резко и торжественно. А наши как-то так запросто. «Здоров – здоров». Получалось, между прочим, и по-житейски.

Интересно, а если бы лейтенант не приложил пятерню к голове?

– Боец! Сопли оставить дома забыл! – Подполковник рявкнул от души, и Резинкина передернуло. Чего ж так орать-то, не в лесу ведь. – Смирно! – снова рявкнул офицер с красными щеками. Молодые вытянулись. – Вольно, – раскрыв журнал, старший нахмурился. – Кто умеет работать на компьютере, шаг вперед.

Из строя вышел долговязый, что стоял первым.

– На годок заглянули, товарищ?

– Да, так точно.

– «Так точно» вполне достаточно и без «да». Становись сюда, студент, – указательный палец показал направо. – Права у кого есть?

Витек вышел из строя. Покрутившись, с удивлением обнаружил, что стоит один, как и тот, с компьютером.

– Что ж так мало, просил же больше, – недовольно буркнул офицер.

– Одни дегенераты – выбирать не из кого, нормальных-то давно нет, – Кобзев начал вертеть задом, чтоб случайно не трахнули. – И, товарищ полковник...

– Помню, забирай себе. Пусть Стойлохряков мне звякнет насчет выходных.

– Так точно.

– Музыканты, певцы, художники есть?

Никакого движения.

– Все бескультурные? Ничего, культуру привьем армейскую. Будете знать, где право-лево и что такое газон высотою девять целых восемь десятых. У нас тут одна «акадэмия» на всех. Лейтенант, бери с собой, кроме водителя, еще троих, остальные будут здесь на карантине.

– Я ничем не болен, мне обещали, что я стану поваром, – донеслось с конца строя.

– Иванов! – цыкнул Кобзев.

Подполковник невесело усмехнулся.

– Еще как болен, ты только не подозреваешь об этом. По анализу мочи этот диагноз поставить нельзя. А работу на кухне я вам, товарищ солдат, гарантирую.

Резинкин и еще трое снова залезли в кунг. Машина выехала с территории части.

Только через час путешествие закончилось. На обочине дороги Резинкин высмотрел указатель «Чернодырье». Ни фига себе название!

Они снова проехали через КПП и оказались за оградой, отличающейся от предыдущей только цветом. Она была черная.

Четверо новобранцев, одетые, как на подбор, в старые кроссовки и джинсы, выбрались из машины и широко открытыми глазами пожирали обстановку.

Резинкин знал от лейтенанта, что едут они в отдельный батальон, больше он им ничего не сказал.

«У военных, наверное, такое хобби: держать людей в неведении и делать из всего военную тайну. Куда везут? Зачем везут?»

Обстановка очень сильно напоминала ту, в которой они побывали немногим ранее. Только здесь все было как-то ближе, компактнее, меньше.

Вот КПП, вот трехэтажная казарма, подъезд которой выходит чуть ли не на плац, вот штаб – развевается российский триколор, чуть поодаль виднеется одноэтажное длинное строение, очень похожее на телятник, – столовая.

Да и забор не такой высокий. В ста метрах от КПП дорога, за ней обычное русское село Чернодырье. Только вот откуда такое название?

Из подъезда один за другим начали появляться солдаты в маскировочных халатах с автоматами и штык-ножами.

Быстренько выстроившись в шеренгу, они повернулись и без надрыва побежали колонной к КПП.

Дежурный поспешил открыть ворота, и десяток бойцов, покряхтывая, выбежал за ограду. Все как один из пробегавших смотрели на новобранцев с интересом. Особенно долго глаза задерживались на сумках и рюкзаках прибывших.

– Духи, вешайтесь! – выкрикнул кто-то из середки.

Остальные заржали. Лейтенант в желто-зеленом комбинезоне, бегущий сбоку от колонны, даже и не подумал сделать замечание. На рукаве у него Резинкин разглядел летучую мышь.

– Разведка, – пояснил Кобзев. – Хорош глазеть. Построились в колонну по одному, за мной шагом марш.

Витек был не в понятии, почему бы водителю не довезти их прямо до подъезда казармы. Трудно, что ли? Почему надо идти пешком, когда можно докатиться?

Открыв тяжелую железную дверь, лейтенант вошел на первый этаж, за ним последовали остальные.

В глаза сразу бросился солдат, стоящий рядом с какой-то тумбочкой. Не обращая внимания на отданную ему честь, офицер протопал вместе с пацанами в канцелярию роты.

– Здравия желаю, товарищ капитан.

– Здоров, приехал? – За столом сидел узкоплечий, чуть выше среднего роста мужик лет под тридцать.

– Вот, привез из Твери.

– Давай их по казармам, обед скоро, – зевнув, дал указания капитан.

Троих пацанов, что были с Резинкиным, ввели в одну дверь, а для Вити лейтенант пинком персонально раскрыл фанерную дверку в дальнем углу казармы.

– Эй, безотцовщина химическая, принимай пополнение!

Кобзев взял Витю за шиворот и, слегка поддав коленом под зад, втолкнул в кубрик, захлопнув за ним дверь.

Узкий проход от двери до промежутка между окнами и два ряда двухъярусных коек встретили посланца земли Тверской. В полумраке кубрика висел спертый духан ваксы и пота.

Большинство кроватей заправлено. На одном из двух подоконников одиноко стоит старый глиняный горшочек с кусочком неизвестно как еще живущей зелени. Почти цветок.

– Э-э! – раздалось хриплое и протяжное откуда-то слева. Под одним из синих одеял кто-то зашевелился.

Резинкин подумал, что человек болен и поэтому не на службе.

– Э-э! Ну ты чего там встал, дерево, иди сюда.

– Сам дерево, – робко ответил Витя.

Хриплый одинокий смех стал летать от стены к стене, к нему присоединился еще чей-то низкий голос, потом раздался слабый смешок, и все затихло.

– Ты там не хихикай, шуршания не слышу, – продолжал невидимый под одеялом. Другой невидимый начал в натуре шуршать, и вскоре задом к Резинкину на центральный проход на карачках выполз солдат в штанах, белой нательной рубахе и сланцах. Тельник был испачкан грязевыми разводами в нескольких местах на спине, от чего впечатление не становилось лучше. Он интенсивно мел пол чем-то маленьким. Приглядевшись, Резинкин увидел в руке, покрытой фурункулами, зубную щетку.

Его пробил пот.

«Дурдом», – было первое слово, пришедшее на ум.

Вслед за шуршащим солдатом из-за коек, топая начищенными сапогами по блестящему деревянному полу, на арену вышел мордатый, румяный сержант. Туго натянутый китель облегал объемную грудную клетку, ремень опоясывал плотную тушу.

Глядя на пышущего здоровьем сержанта, Резинкин не мог себе представить, что обитатели казармы ведут неправедный образ жизни. Потом он взглянул на убирающегося солдата и засомневался в собственных выводах.

– Ты по-русски понимаешь? – Во рту сержанта гуляла жвачка.

Витя молчал. Сержант подошел вплотную. Он оказался на полголовы выше. Изо рта размордевшего юноши пахнуло мятой.

– Рюкзак сюда.

Резинкин покраснел от злости и вцепился в лямки, не собираясь расставаться с собственным добром.

– Э-э! Э-э-э! Батрак, я долго буду ждать?

Удар в солнечное сплетение локтем оказался неожиданным и сильным. Забыв, как дышать, Витя стал оседать вниз. Поддев ногой табурет, сержант успел подставить опору новичку под зад, прежде чем он рухнул на пол.

– Никогда не спорь со мной.

Рюкзак! Его рюкзак унесли!

Пока он хватал ртом воздух, из угла доносился хриплый, вялый голос невидимки.

– Колбаску в тумбочку. В мою, дебил. Мыло – говно, паста – говно, бритва – говно, лезвия – говно. Мыльно-рыльные отдай. Э-э-э, ну ты, иди сюда.

Витек от такого гостеприимства оторопел. Встал с табурета и, шатаясь, пошел на голос.

На кровати, закутавшись под подбородок, лежала бледная рожа, покрытая мелкими язвочками, со здоровым синяком под заплывшим глазом.

– Два года назад и я был таким, – закатив неповрежденный глаз от нахлынувших воспоминаний, протянула рожа.

– Батрак, поздравь товарища с прибытием.

Сержант, сидевший на противоположной кровати, нанес удар Витьку сапогом по голени.

От резкой боли Резинкин упал на колени.

– Кирзовые сапоги нам здесь для этого выдают, – прокомментировал тип с фингалом и тихо захихикал. – Как тебя зовут?

– Витя, – промычал новобранец. – Виктор Резинкин.

– Ты кто, Резина?

– Я водитель.

– Садись рядом с сержантом.

Морщась от боли, Витя осторожно сел. На этот раз локоть соседа влетел ему в ухо.

Солдатик как шуршал зубной щеткой, так и шуршал с увлечением. Не останавливался. Видно, понравилось.

– Ты еще не знаешь, почему сержант тебя ударил, а я скажу. Ты не водитель, ты запах[1] . Ты даже не дух. Твоя присяга еще не скоро. В наряды ты ходить не будешь до присяги, будешь тащиться от службы. Жрать и спать.

Шуршащий воин снова запищал, обозначая смешок.

– Мое имя Константин, – голос из-под одеяла стал торжественным, – фамилия Кирпичев, а рядом с тобой сидит твой самый главный командир – сержант Евгений Батраков. И не держись ты за голову, тебе же не больно, я знаю. Вот это было больно, – и из-под одеяла показался толстый палец. Дотронувшись до подбитого глаза, Костя стиснул зубы.