Б. Седов - Бандит по особым поручениям

Стекло скрипело на зубах, больно тыкалось в десны, а в нос бил запах застоявшейся воды.

– Ну и черт с тобой! – согласилась с положением вещей тетка. – Глотку жечь начнет – сам запьешь.

Поставив стакан на тумбочку так, что из него выплеснулась маленькая волна, она подхватила поднос и вышла.

Добравшись до раковины, Артур выплюнул полурастворившиеся, превратившиеся в тесто таблетки и прополоскал рот. Тетка была права. Горло жгла страшная горечь, и она была настолько противна, что Артур выпил из-под крана пригоршню воды. Пробовал прополоскать – не получилось. Вода текла в горло, поэтому пришлось пить.

Сев на кровать, Артур тихо заплакал. Силясь понять, что происходит, он всякий раз терпел неудачу. Бывало, отец его слегка драл, бывало, что не разговаривал – все зависело от тяжести совершенного проступка, однако он никогда не позволял другим прикасаться к сыну. Артур плакал от унижения и боли. Боль ощущалась в ноге, в горле, в руке, за которую его хватали и переворачивали, как куклу. Боль была повсюду. Так не лечат.

И потом, что значит – «тебе придется его забирать»?! Что, папа так плох? Но как плох бы он ни был, он бы никогда в жизни не оставил сына одного. И уж чего точно не позволил бы, так это подобного с ним обращения.

И при чем здесь тюрьма?

Дотянувшись до никелированной спинки, Артур повис на ней, как на лиане.

Когда рука устала, он разжал пальцы и рухнул на постель. На правом боку ни полежать, ни посидеть. Дотянувшись до спинки, он хотел ухватиться вторично, но вдруг…

Эта тяжесть в ладони… Молоток…

Так вот почему ему делают больно! За «помятого». За то, что Артур долбанул его молотком!

А что он должен был делать?! Смотреть, как забивают отца?!!

Теперь ясно, почему его до сих пор нет. Его опять «вызвали». За первые три месяца последнего года в детском саду отцу трижды выговаривали за поведение сына. Один раз за драку, второй – за драку. А третий… Опять за драку. Сын Виктора Мальков не хотел смириться с тем, что пацан из соседнего дома проявляет недюжинное упорство, сопровождая Машку домой после уроков. На третий раз битье помогло. Сашка Паркин от Машки отвязался. Это стоило Артуру трех порок, но своего он все равно добился. В общем-то, Машка-то ему была не нужна. Просто непорядок… Все-таки в одном доме живут, хоть она и в школе учится, в 1-м «Б», а он – в детском саду. А Сашка учится в «А», поэтому пусть своих «ашниц» и провожает.

И вот сейчас отца опять вызвали. Опять, конечно, выговаривают, разбирают, убеждают… Только где они это делают и кто – они? А больше всех, конечно, возмущается «помятый»! Поправляет бинтовую повязку на голове и кричит о том, что сына этого Мальков нужно выдрать как Сидорову козу. Ладно, драли, знаем…

Мальчишка соскочил с кровати и подошел к окну. Очень интересная картина. За решеткой – частокол из деревьев, а за ним – высокая стена. Настолько высокая, что даже папа, наверное, через нее не переберется.

А за спиной – снова шаги.

Не желая нервировать тетку, Артур вздохнул и забрался под одеяло.

На этот раз она вошла не одна. Опять четверо. Высокий тип в белом халате, с бородой, похожей на белую ладошку, дядька с серьезным взглядом, в какой-то форме под хрустящим халатом, и пожилая женщина. Ну и, понятно, тетка. Молодая и красивая, только теперь уже без подноса и этого неприятного взгляда. И первое, что она, к великому изумлению Артура, сделала, это подошла к кровати и подоткнула под бок мальчишки одеяло.

Артур от этого прикосновения напрягся, как, бывало, перед ударом отца на тренировке. Напрягся и не смог расслабиться даже тогда, когда она отскочила, освобождая место главным посетителям.

То, что они главные, Артур понял с их первых слов.

– Шок миновал? Зрачки, реакция?

– В норме. Внутримышечно… орально… димедроли… ноль пять…

Спрашивал штырь с бородкой, отвечала тетка. Хмырь в непонятной форме прижимал к груди кожаную папку и молчал. По его бегающему взгляду Артур понял, что песня про «димедроли-орально» для этого типа такой же плохо усваиваемый материал, как и для него, Артура. Какие «димедроли»? Артур хочет, чтобы пришел отец, поднял его с этой ужасной, похожей на раскладушку кровати, и унес домой! Вот и все «димедроли»…

Он прислушивался к разговору этой троицы и пытался понять, когда его отпустят домой. Однажды он лежал с лихорадкой в больнице – давно, когда еще не умел читать, – и ему удавалось ловко сбивать с градусника температуру, прятать таблетки и делать спиной так, чтобы отваливались банки.

Через неделю его выписали. И тогда он тоже слушал врачей и мысленно вычислял, когда снова вернется домой. От мамы, правда, за банки попало – сиделка сдала… Но это уже второй вопрос.

– Кто его родители? – спросил Штырь, повернувшись к Форменному.

Мальчишка перевел на него взгляд и увидел, как тот поморщился и стал расстегивать свою коричневую папку.

– Видите ли, доктор… Мне все равно придется его увезти.

– Я вас спросил, кто его родители? – напомнил Штырь.

– Мать – Мальков Инна Андреевна, пятьдесят четвертого года рождения. В позапрошлом году ее… – Покосившись на Артура, который, услышав имя матери, напрягся, он повернулся к Штырю. Повернулся, однако до шепота не снизошел: – В позапрошлом году она подверглась уличному нападению. Трое приезжих сняли с нее серьги, кольца, забрали сумочку. Ну, деньги там, документы. Хотели ее… Не далась. Убили.

КОГО УБИЛИ?!!

У Артура задрожала губа – кого убили?!!

Маму?! Что он врет?!!

– Мама умерла?.. Она наверху сейчас! Смотрит, чтобы я не баловался и не дает папе пить!..

Ища поддержку, пацан стал крутить головой в поисках тех, кто мог бы это подтвердить.

– У папы спросите! – Это – Штырю, чтобы он не слишком доверял Форменному.

Но папы рядом не было, а развивать тему никто не собирался. Пожилая женщина зачем-то наклонила лицо к полу и, закрывая очки ладонью, стала водить пальцами полбу. Тетка смотрела на папку Форменного стеклянными глазами и тоже молчала. Никто из них не хотел уличить Форменного во лжи.

Ладно, пусть врет дальше. Папа придет, и Форменный оптом за все и ответит.

– Кем она работала? – тихо спросил Штырь.

– Музыке в музыкальной школе учила.

– Чему же еще в музыкальной школе учить можно? А что там у вас с отцом?

Форменный опять поморщился, только теперь еще сильнее.

– Отец – Мальков Виктор Александрович. Гордость наша… Заслуженный мастер спорта СССР по боксу. Чемпион мира и Европы… Через два месяца после смерти жены Мальков в составе сборной поехал на чемпионат Европы во Францию. Все удивлялись – как так можно – через два месяца-то? Тренеры его останавливали, мол, отойди душой и телом, приди в себя, восстанови моральную и физическую форму… Вы знаете, как он пил после гибели своей жены? Вы просто не представляете, как пил. О сыне забыл, о долге… Члены сборной его спасли, вытянули из пучины безумия. Это же не по-советски… Ехать на чемпионат мира, защищать честь страны и так в итоге выступить. Все бои проиграл, а вместе с ним по очкам и вся команда. Ну, скажите, зачем нужно было во Францию лететь сразу после того, как на тебя горе навалилось? – Майор облизнул сухие губы и поискал глазами поддержки. – И знаете, доктор, как теперь выяснилось… Как можно было советскому человеку так низко пасть? Хотя понятно – заграница, валюта…

– Простите, а куда можно упасть ниже уровня чемпиона мира? – спросил Штырь. – Я что-то не понял…

– Заграница людей портит, – объяснил Форменный. – Мальков два раза был в Италии, был на Кубе, в Польше. Полтора года назад приехал из Штатов. Четыре месяца назад вернулся, как я уже говорил, из Франции. Вчера при обыске валюту нашли – семь тысяч долларов и пять с половиной тысяч швейцарских франков. Не считая рублей… Уголовно наказуемое деяние, товарищ доктор. По нашим законам – довольно серьезное.

– Да-да, конечно…

Штырь встал, сунул руки в карманы халата и вялой походкой прошел к окну. Что его там может заинтересовать? Деревья, деревья, деревья и виднеющийся кусок стены?

– И на этом основании вы хотите забрать у ребенка единственного родного ему человека, а отца лишить сына?

– Крайне странно слышать это от вас, доктор. – Артур заметил, как натянулся халат на плечах Форменного. – Это тяжкое преступление. И потом, ребенка поместят в детский дом, а для подрастающего молодого человека это гораздо лучше, чем остаться в такой семье.