Олег Маркеев - Тотальная война

— Так, трупы есть? — строгим голосом спросил он.

— Слава богу, обошлось, — ответил капитан, суеверно сжав кулак в толстой защитной перчатке. — Хотя и не без сюрпризов.

Он разжал кулак. На ладони загорелись яркие шарики. Один, самый крупный, был в форме человеческой головы.

Следователь взял его, покрутил в пальцах. Одна сторона едва сплавилась, и в свете фар он отчетливо увидел лицо старика. Огонь исказил черты, и показалось, что старик хитро ухмыляется, прищурив один глаз. По лбу шли странные клинописные знаки.

— Божок какой-то, — высказал догадку следователь, пытаясь вспомнить, где он видел такие же письмена. — Не китайский, это точно.

— Ну, не знаю, не знаю, — протянул капитан. — Но сдается мне, что это золото. И такого добра там, — он махнул рукой за спину, — на два пальца. Весь пол залит. Замки еще какие-то уцелели. Значит, все в ящиках лежало. Ну, типа, армейских.

— Ого! — выдохнул следователь, но тут же вернул себе степенность. — Хотя, если учесть, какой контингент здесь живет…

Он сунул божка в пластиковый пакетик, туда же собрал остальные шарики с рукавицы пожарного.

— Дай-ка сюда. — Капитан сбросил перчатку, взял у него папку. На чистом листе быстро нацарапал схему. — Смотри. Вот подвал. Вот комнатка, где расплав сейчас остывает. Взрыв открыл одну стену дома, огонь шел вот отсюда. Тяга образовалась жуткая. Короче, в комнатке получилась форменная доменная печь. Именно в ней. Остальное барахло в доме только слегка попортило огнем.

— Хочешь сказать, что целью было выжечь все, что находилось в этой подвальной комнате? — быстро сориентировался следователь.

— Ну, если они этого хотели, то у них получилось. Как в аптеке.

— Туда сейчас можно? — спросил следователь.

— Нет. Через полчасика. Пусть проветрится, а то угоришь. — Он посмотрел на ноги следователя. — Пойду обувку тебе подберу В таких туфельках только за девками бегать…

Он взял с капота каску и перчатку, зажал их под мышкой и, тяжело раскачиваясь, пошел к пожарной машине.

Из темноты тут же вынырнул молодой человек, точная копия следователя, только более наглый и одет посвободнее. Все это время он стоял, спрятавшись за капотом, и прислушивался к разговору.

— Один вопрос для нашей газеты, — скороговоркой произнес он, подсовывая диктофон под нос следователю. — Жертвы есть?

По молодости лет следователю еще льстило внимание прессы, поэтому он, вздрогнув от неожиданности, машинально ответил:

— Нет. Жертв, насколько мне известно, нет. — Справившись с волнением, вспомнил стандартную фразу: — Причины пожара установит следствие. Другой информации у меня нет.

Он попытался отстранить журналиста, но тот поймал его за локоть.

— Еще один вопросик. Кому принадлежит дача?

— Вы хотите, чтобы я делал за вас вашу работу? — иронично усмехнулся следователь.

Журналист сделал жалобное лицо.

— Бог с тобой, — сжалился следователь. — На даче проживал профессор Арсеньев с женой. Как видишь, дома их не оказалось. Можешь дать заголовок «Профессору крупно повезло».

— Спасибо за идею, — благодарно закивал журналист.

Следователь помахал на прощанье папкой и пошел вслед за капитаном. Идти старался так же — в солидную развалочку, как мужик, возвращающийся с трудной работы.

Журналист, стрельнув глазками по сторонам, метнулся к «уазику». Прижался щекой к капоту, стал осторожно шарить по влажной поверхности, тихо поскуливая от нетерпения.

— Есть! — пискнул он, нащупав несколько мелких шариков, скатившихся с рукавицы пожарного и прилипших к капоту.

Он сдернул пленку с пачки сигарет, послюнявил палец и осторожно переложил шарики в кулечек.

— Пейте, пейте, козлы, — прошептал он и, злорадно усмехнувшись, бросил взгляд на коллег, гомонивших вокруг пожарной машины. — Терентий Малышев еще себя покажет.

Терентий Малышев, публиковавшийся под псевдонимом «Тереньтев» и известный в московских редакциях под прозвищем Малек, был уверен, что сейчас в его кармане лежит «бомба».

Он спрятал находку в карман джинсов, откуда она ни за что не вывалится, достал мобильник. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, дождался соединения.

— Але, Варя? Терентий говорит. Как какой Терентий? Ну Малек. — Он подозрительно осмотрелся и прикрыл трубку ладошкой. — Да и черт с ним, что поздно… У меня сенсация! Слушай, Варька, и не бурчи, У тебя концы в Институте стали и сплавов есть? Дура! В смысле — связи. Еще раз — дура! Нормальные деловые связи. Ну, слава богу, доперла! Слушай, мне надо завтра организовать экспертизу одного сплава. За деньги, естественно… Только быстро. Все, до завтра!

Терентий сунул мобильный в карман курточки. Посмотрел на остов дома. Как ни хотелось, но шансов пробраться на пепелище и пошарить как следует не было. По периметру выстроились пожарные, наверное, по приказу своего капитана.

Терентий скрестил руки на груди и, оттопырив губу, задумавшись, уставился на дымящиеся руины. Как-то само собой получилось, что он вполголоса затянул:

«Шумел, ревел пожар московский».

Неожиданно у машины дружно вдарил мужской хор прессы:

«Шумел камыш, дере-е-евь-йя гну-лись! А ночка лунная был-а-а».

Женская часть сводного ансамбля московской прессы почему-то вывела в ответ, по-кошачьи подвывая:

«Я-а, искал-ла тебя-я, ночами темными-и». Концерт оборвал ревун милицейской машины. Кто-то, наконец, вызвал подкрепление.

Человек, все это время скрытно наблюдавший за корреспондентом, бесшумно отступил в темноту.

Через пять минут Хиршбургу доложили, что пресса след взяла и можно играть дальше.

Ярослав Садовский прогулочным шагом шел по улице, время от времени косясь на свое отражение в витринах. Делал он это по двум причинам. Во-первых, он нравился себе и знал, что нравится женщинам. Во-вторых, так проще проверить, не идет ли кто следом или параллельным курсом по противоположному тротуару.

Этим утром он был доволен жизнью. Полковник в сорок с небольшим, конечно, не бог весть что. Но когда большинство полковников подрабатывает частным извозом, или продажей армейского имущества, или, что еще хуже, месят грязь в Чечне, прогуливаться в летнем костюме в самом центре Европы, согласитесь, не плохо.

С карьерой у Садовского все сложилось отлично. Началось все с далекого прадеда, гонористого польского шляхтича. Бес его попутал с криком «Еще польска не сгинела» помахать саблей на очередном восстании против русского царя. За антирусские настроения и вооруженный дебош царь законопатил шляхтича Садовского в Сибирь. Оттуда прадед вернулся с чахоткой и целым выводком шляхтичей. Один из них, гордо заломив гимназистский картуз, сразу же принялся швырять в казаков булыжники и подносить патроны пролетариям на Красной Пресне. За что тут же был взят на заметку Охранным отделением и впечатлительными курсистками.

Вышибленный из гимназии за революционные настроения и выдающуюся тупость, отпрыск шляхетского рода примкнул к социал-демократам и стал в доле с еврейскими контрабандистами таскать через границу ленинскую «Искру». Тяга к авантюризму и умение выходить сухим из воды пригодилась, когда революция все-таки победила и поляк Дзержинский возглавил ВЧК. На царских сатрапах дед отыгрался, когда вместе с Бела Куном «зачищал» Крым от остатков врангелевцев. За заслуги перед революцией и знание иностранного языка (родного польского) его направили в ИНО ГПУ,[2] где, женившись на машинистке пролетарского происхождения из Бердичева, он и положил начало чекистской династии Садовских.

Ярослав Садовский был искренне благодарен предкам.

Во-первых, за благородную внешность, шляхта — это тебе не шахтер из Донбасса. И в то же время — кристально чистая анкета. Во-вторых, за надежный фундамент из достатка и связей, что выдержал все перестроечные бури. В лихую годину перестройки отец вышел на генеральскую пенсию, но тут же трудоустроился в советско-мальтийское СП, чем обеспечил благосостояние внуков и правнуков на ближайшие полвека. Сыну же категорически запретил покидать серые стены родного «объекта» в Ясеневе,[3] что бы там ни происходило.

— Знаю, что дурдом, — упрямо твердил он на все жалобы Ярослава. — А где сейчас не дурдом?! Ты сообрази, дурья башка, страна, как ее ни назови, без разведки все равно жить не сможет. Да и мы, Садовские, без разведки — никто. Так что иди и служи, как мы с дедом служили. Думай о родине, но не забывай о себе, — переиначил на свой лад бодрую комсомольскую песенку.

Генерал Садовский, как все долгожители Лубянки, был ярым патриотом, преданным коммунистом и тайным юдофобом. Это не помешало ему сменить отечественную «волгу» на «мерседес», перекачать через СП в Швейцарию фонды пяти оборонных предприятий и стряпать аналитические справки для банкира с местечковой фамилией. Сына он тоже воспитал патриотом, обеспечив дипломом журфака МГУ (плюс спецкурсы при Краснознаменном институте им. Андропова) и местом в западноевропейском отделе ПГУ. Ярослав здраво рассудил, что родину он, конечно, любит, но пока она точно не сказала, что ей от него требуется, он, Ярослав Садовский, офицер берлинской резидентуры СВР, имеет полное право жить в свое удовольствие.