Антон Первушин - Свора Герострата

Секунда в секунду, ровно в 21.00, ожил стоящий на столике телефон. Генерал-полковник снова предпринял попытку поднять трубку, но я опередил его:

- Извините, товарищ Проскурин, это, кажется, меня.

Сейчас и только сейчас должно выясниться, правду ли говорил Хватов, посылая меня сюда. Сейчас и только сейчас должно выясниться то, над чем я бился двое суток бесплодных метаний по городу, из-за чего вел сумасшедшую разрушающую психику жизнь то ли охотника, то ли дичи.

Я поднял трубку левой рукой, правую удерживая на автомате и не спуская глаз с Проскурина. Тот откинулся на диване и развел руками, как бы давая мне понять, что никаких эксцессов не будет. Я поднес трубку к уху:

- Але.

Знакомый - да, это он! - чертовски знакомый голос медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, как запись на автоответчике, назвал адрес: город, улицу, дом, этаж, квартиру.

"Герострат - ноль..." - вспомнилась мне фраза, выплюнутая умирающим комитетчиком. Конечно же, Герострат - ноль. Марионетка в большей степени, чем вся его Свора.

Я рассмеялся, я положил трубку на рычаг и продолжал смеяться, разглядывая развалившегося на диване Проскурина. Глаза генерала-полковника вдруг сфокусировались на чем-то за моей спиной.

Ну, меня на такую элементарщину не купишь, подумал я и тут же получил весьма ощутимый удар по голове.

Чертов капитан!

Все-таки вырубил он меня неумело. То ли неверно рассчитал силу удара, то ли просто переоценил возможности рукоятки своего макарова. Сразу видно, что из штабных стратегов. Так или иначе, а через минуту я прочухался, но вида, конечно, не подал. Требовалось сначала оценить обстановку: кто где стоит, кто чем занят.

Падая, я опрокинул стол с телефоном и натюрмортом. Коньяк, естественно, разлился по всему полу, и трикотаж моментально им пропитался. Веселенькое дело - заявиться под утро домой, распространяя вокруг себя известные ароматы. Что подумает мама?! Хотя сейчас это не важно, сейчас для меня важно сосредоточиться.

Капитан "шуршал" справа: звенел осколками, отволакивал в сторону столик. Один из генералов - уж не знаю кто - вполголоса матерился. Видно, все-таки напугал я их. И напугал здорово.

- Да перестаньте вы, Владимир Миронович, - оборвал его Проскурин. - Нужно решать, что с этим наглецом делать.

Интересно, у кого из них автомат?

- Что делать, что делать, - отозвался матерившийся. - Придавить суку и дело с концом.

Знакомые разговорчики, ох знакомые!

- Легко сказать, - снова Проскурин. - А если мы уже под колпаком? А он - подсадной.

- Да е... ть я хотел всех сраных гэбешников. Что они нам теперь могут сделать? Они же теперь Ф-С-К, - аббревиатуру Владимир Миронович воспроизвел с особым презрением.

Они вдруг замолчали. И Проскурин после небольшой паузы спросил:

- Что это у него за узел под мышкой?

Медлить больше было нельзя. Я оттолкнулся руками (в ладонь тут же впился зазубренный осколок) и вслепую лягнул возившегося рядом капитана. Тот покатился вместе со столиком. И еще в этом прыжке я выхватил из узла пистолет и выпустил очередь в том расчете, чтобы она прошла над головами генералов. Раздался дребезг разлетающихся оконных стекол.

После этого я чуть приоткрыл один глаз.

Генералы лежали вповалку. Осколков на полу заметно прибавилось. Прямо взрыв в мастерской стеклодува. В углу под выключенным цветным телевизором тяжело ворочался поверженный капитан. Я шагнул к нему и наступил на ищущие пистолет пальцы.

- Где у вас книга жалоб и предложений? - поинтересовался я со смешком, когда капитан взвыл от боли.

Проскурин поднял голову. Я заметил, что у него под рукой лежит автомат и для острастки выстрелил одиночным в его сторону. Пуля вжикнула и застряла в обивке под дерево, проделав там изрядное отверстие. Проскурин уткнулся носом в пол. Крики на веранде возобновились. Истерики в них поприбавилось. Хотя женщины у генерала-полковника подобрались благоразумные: ни одна пока еще не рискнула появиться в поле моего зрения. Как бы там не оклемался наш решительный прапорщик.

Я надавил на пальцы капитана посильнее и чуть повернул каблук. Хоть я и не садист, но, сознаюсь, получил некоторое удовольствие, слушая, как он завывает. В конце концов, и ты, штабист, принимал участие в веселенькой травле Бориса Орлова. Конечно, вина твоя не доказана, и, скорее всего, мала, как маковое зерно, но и наказание не столь велико, как можно подумать, слушая твои вопли: походишь недельку с забинтованной рукой, а там смотришь - и орден дадут. За храбрость.

Я убрал наконец ногу, поднял макаров. Засунул его за пояс. Потом, осторожно ступая, приблизился к генеральской свалке. Мечта двух незабываемых кошмарных лет - увидеть подобное зрелище.

- Передайте мне, пожалуйста, автомат, товарищ Проскурин, попросил я мягко. - Одной рукой и прикладом вперед, если вас не затруднит.

Проскурин послушно исполнил мое распоряжение. Довелось хоть на минуту почувствовать себя маршалом.

Я получил автомат и сразу стал этаким вооруженным до зубов советским коммандо в тренировочном костюме, пропитанный коньяком и с кровоточащими ладонями. Но времени любоваться собой у меня не оставалось.

- Мальчишка, - прохрипел генерал-полковник. - Тебе все равно не успеть.

Я пожал плечами.

- Может быть, и не успею. Кстати, чуть не забыл спросить: вы автомобиль водить умеете?

Я посадил генерала-полковника за руль.

Он, что вполне понятно, долго отказывался. Но я популярно на пальцах объяснил ему, что все равно поехать со мной ему придется, только не на месте водителя, а сзади, на мягком диванчике, с простреленными ногами. Прозвучало это убедительно, и Проскурин без охоты, но согласился.

За полчаса мы добрались до города, минут пятнадцать колесили по улицам на приличной скорости: благо светофоры перешли на режим ночного желтоглазого перемигивания, а автомобильных пробок в это время не встретишь.

Гаишников я не опасался: кто из них рискнет тормознуть ЗИС за превышение скорости? Превышает - значит, положено.

- Вон туда во двор сверните, пожалуйста, - подсказал я генералу-полковнику.

Проскурин послушно свернул.

- Ну, желаю всяческих благ, - усмехаясь, сказал я и полез из машины.

- Ты покойник, - бросил напоследок Проскурин. - Можешь заказать себе венок на могилу.

- Не стройте из себя второсортного крестного отца, - посоветовал я. - Вам это не к лицу, - и, засмеявшись, добавил: - Вы же советский офицер.

Генерал-полковник сердито газанул, разворачивая неуклюжий ЗИС на маленьком пяточке.

Я же, не оглядываясь, устремился к нужному дому. Пятый этаж, квартира двадцать семь. Действовать быстро, на максимальных оборотах. Чтобы этот выдумщик не успел состряпать очередной фокус. Да-а, довели тебя, Игл: не человек - машина смерти.

Я с разбегу высадил хлипкий замок, проскочил махом прихожую, но когда впереди показался свет, что-то вдруг больно ударило меня по ногам чуть ниже колен.

Неумолима сила инерции. Я совершенно бездарно растянулся на полу. Автомат вылетел из рук; чуть подсохшие раны на ладонях раскрылись. А когда я услышал над собой жизнерадостный смех, то понял с чувством полной опустошенности: кажется, все, последняя твоя карта бита.

Я медленно встал.

Наверное, существует в мире нечто, называемое ясновидением. Я попал в ту самую комнату, которую видел в моменты паники и во сне: неухоженная, пыльная, без мебели, словно хозяева выехали отсюда давно, и никто больше не пожелал ее заселить.

На полу здесь кое-где валялись скомканные бумажки, а у стены напротив меня стоял одинокий предмет мебели, старенький и простенький письменный стол. Я увидел и узнал угол правее стола: пыльный, со сгустившейся там тенью, и как будто действительно была там натянута паутинка, а над ней чернел точкой на потертых обоях паучок. И главное - фигуры горкой лежали там, шахматные фигуры: черные и белые, как в моем сне, заброшенные туда Геростратом.

Сам он восседал за столом, и перед ним была шахматная доска, а рядом - телефонный аппарат сложной конструкции, изящный образчик передовых японских технологий.

И тут же я понял, что есть все-таки отличие: второй двери с надписью "ARTEMIDA" в комнате не было: за спиной Герострата я увидел глухую стену.

- Да, Боренька, - с язвительной ноткой в голосе начал Герострат, не ожидал я от тебя. Попасться на такую элементарную уловку.

Я обернулся, чтобы взглянуть, что имеется в виду. Поперек дверного проема на уровне колен оказалась натянута стальная проволока. Куда уж элементарнее.

Я, прикидывая, посмотрел в сторону автомата.

- И не думай даже об этом, - в руках Герострата появился пистолет. - Я не промахнусь: был в армии как-никак отличником боевой и политической подготовки.