Андрей Сысоин - Америка XXI век

— Пусть будет «Алжир», и пароль тот же.

— О`кей. Конец связи.

Кэмол встает, разминает суставы. Селси ждет его у дверей.

— Молодец, Селси. Теперь бери всех свободных детективов и установи наблюдение за этими, — Кэмол указывает рукой на экран, где мерцает сильно изменившийся список Стоуна. — Сколько у тебя людей?

— Человек пятнадцать.

— Так. Прекращай коммерческие дела и подключай всех сыщиков. Докладывать будешь ежедневно.

— В центр?

— В «Алжир».

— «Президенту», — улыбается Селси.

— Вот, вот. Приступай прямо сейчас.

Кэмол закрывает за Селси дверь и идет в бар. Там делает себе невообразимый коктейль из виски, кока-колы, соли, перца, льда и залпом выпивает его. Уже утро, но Рэй не собирается спать — ему еще надо найти Роба Ли.

В полдень Данаэль вызывает Ибсона к себе,

— Присаживайтесь, Фред. Вы приняли отдел?

— Да, все в порядке.

— У вас будет немного работы: регистрировать убывающих и прибывающих. Поэтому я хочу, чтобы вы помогли штабу, — Данаэль кладет на стол папку.

— Что это?

— Сейчас многие строительные фирмы предлагают нам контракты на восстановление разрушенных районов города. Вы — как опытный инженер — могли бы посоветовать с какими фирмами стоит иметь дело.

— Хорошо, — Ибсон берет папку, бегло ее просматривает, — завтра я подготовлю отчет.

— Вы свободны, Фред, — улыбается Данаэль.

Я сижу на кипе старых книг, курю и греюсь на солнышке. Пищит телефон:

— Хай, Эндрю, приезжай за мной, я опаздываю на премьеру, — это Джейн.

Уже в машине я спрашиваю ее:

— Твои друзья забыли о тебе?

— Глупый, без меня ты бы заблудился.

Мы в Гарлеме на площади, окруженной разрушенными домами. На саму площадь проехать невозможно. Останавливаюсь на улице. Джейн убегает. Иду в толпу.

Медленно затихает гул: зазвучал Реквием Моцарта. Над развалинами поднимается багровое зарево. Вступает усиленный электричеством ударник, сначала тихо, потом громче, заглушая Реквием. И вот он грохочет уже вместе с синтезатором. Неожиданно, перекрывая музыку, взлетает сильный грудной человеческий голос. Я вздрагиваю. Нет сомнения: это кричит Джейн. Ее фигурка возникает из развалин. Она поет о городе, бездумно исковерканном людьми, бездушно коверкающим человеческие судьбы. Потом прямо на развалинах начинается действие. Музыка не прекращается, герои не говорят, а поют. Джейн — юная жительница Манхэттена. При штурме Острова погибает ее семья и девочку подбирает маленький отряд полицейских, скрывающийся в развалинах от отрядов Переворота. Джейн полюбила одного офицера, отряд стал ее семьей. Она ухаживает за ранеными, ходит в разведку. Но идиллия длится недолго: отряд находят и уничтожают патрули новой власти. Солдаты Переворота насилуют раненую, умирающую девчонку.

После спектакля я целый час ищу Джейн и нахожу в своей машине. Везу ее домой.

— Ты прекрасно поешь, Джейн.

Она молчит, сидит скорчившись в кресле, подбородок — в грудь, смотрит исподлобья вперед. У нее осунулось лицо, глубоко запали глаза.

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Отстань, — тихо и раздельно говорит Джейн.

Едем молча.

— Высади меня, — приказывает Джейн.

Включается телефон:

— Эндрю! Где ты пропадаешь, черт тебя возьми, давай немедленно в отряд! — кричит Симпсон.

— Что случилось, Вильям?

— Обстреляли наш патруль!

Джейн сидит неподвижно, ничего не слышит. Я останавливаю машину, начинаю лихорадочно соображать. Джейн берется за ручку, открывает дверь. Впереди мелькает свет фар.

— Сиди! — грубо останавливаю ее, выхожу сам и бегу навстречу медленно ползущему форду, вытаскивая из кобуры револьвер.

За рулем грузный мужчина в штатском.

— Мистер, мне нужна ваша машина.

— Мне она тоже нужна.

— Вы не имеете права отказывать офицеру Переворота, — спокойно говорю я и кладу руку с револьвером ему на плечо, — немедленно выходи из машины!

Он вылезает быстро, быстро отходит в сторону.

— Ты славный, Эндрю, — проходя мимо, Джейн слегка касается моей груди.

Наблюдаю как она садится, разворачивает форд и исчезает за поворотом. Оборачиваюсь к мужчине:

— Садитесь, подвезу.

— Что случилось, — через некоторое время спрашивает он.

— Завтра днем возьмете свою машину в отряде Сысоина. Извините, — останавливаюсь около перехода в метро, — выходите.

Не успеваю остановиться у казармы, как в микроавтобус набиваются мои солдаты. Рядом в кресло прыгает Симпсон.

— Ну, Эндрю! — качает он головой, — поехали быстрей.

Улицы плохо освещены и словно вымерли. Едем как можно быстрее, пока фары не высвечивают трупы посреди улицы. Они валяются в луже крови, сильно изуродованы: у одного снесено пол головы, у другого распорот живот и кишки разбросаны по асфальту, отдельно валяется чья-то нога… Непроизвольно пригибаюсь и задираю голову вверх. Рядом со мной — замком Симпсон и сержант Вадим Эйзенхауэр.

— Вадим, проверь все квартиры, Вильям, организуй оцепление района.

Подъезжает санитарная машина и забирает убитых. Я сажусь в микроавтобус и звоню в штаб.

— Вы уже пятый за последние полчаса, — устало говорит дежурный, — по всему Нью-Йорку обстреливают отряды Переворота. Видно, предстоит веселая ночка.

— Есть кто-нибудь в штабе?

— Нет, но я вызвал Данаэля. Ждите его приказов.

Я вылезаю из машины.

— Командир, Эйзенхауэр нашел квартиру из которой стреляли, — ко мне подбегает посланец Вадима.

— Где?

— На шестом этаже.

Дверь в квартиру выломана, за ней — порядок и чистота. Хозяев нет. На ковре у окна стреляные гильзы. Саар и Хэмми разглядывают их. Вадим идет ко мне:

— Они были здесь.

— Надо опросить соседей. Хэмми, подбери гильзы.

Дверь открывает старик и испуганно смотрит снизу вверх на Эйзенхауэра.

— Разрешите, — Вадим решительно протискивается.

В комнате за столом сидит старая женщина. Саар осматривает квартиру. Я с Вадимом останавливаюсь у стола.

— Что вам угодно, господа? — тихо спрашивает старик.

— Под вашими окнами расстреляли патруль Переворота, — это говорит Вадим.

— Мы ничего не видели.

— Все было тихо и спокойно? — Вадим нервничает.

— Полчаса назад стреляли, но недолго.

— Кто стрелял?

— Простите нас за настойчивость, но погибли наши товарищи, — подключаюсь я, — стреляли из соседней с вами квартиры. Кто там живет?

— Эта квартира уже год пустует. Но часа три назад туда кто-то пришел. Мы удивились, но не стали интересоваться.

— И вы больше ничего не можете добавить?

— Нет.

Мы уходим. Пищит телефон:

— Внимание, всем командирам отрядов! Говорит Данаэль. Приказываю привести отряды в боевую готовность и начинать усиленное патрулирование. Всех задерживать и обыскивать.

— Вильям, снимай оцепление, — говорю Симпсону на улице, — делимся на пять групп и прочесываем район. Старшие в группах Эйзенхауэр, Сой, Бриз и ты.

Моя группа перебегает по стеночке вдоль улицы и ждет свинцовый дождь на голову. Что-то произошло: опять ночной мертвый Нью-Йорк превращается в поле боя. Очень тихо и от этого еще тревожнее. Перед глазами развороченные трупы моих солдат. В этом районе Квинса не проходили уличные бои — здесь нет недобитых военных. Тогда, кто шалит? Мы крадемся, прислушиваясь к ватной тишине. Навстречу едет легковая машина. Молча показываю на нее рукой.

— Стоп! — один из солдат безрезультатно пытается ее остановить.

Сразу же почти вся группа начинает стрелять.

— Зачем! — кричу я.

У человека за рулем нет ни документов, ни оружия. Он уткнулся в баранку — пуля попала в затылок. У ребят сдают нервы. Так к утру мы сами себя перестреляем.

— Все, уходим в казарму, — приказываю я.

Уже в Буквэме принимаю по телефону приказ снимать патрулирование. Попыток нападения больше не было. Приходит Симпсон.

— Что это было, Эндрю?

— Не знаю. Давай выпьем. Можно достать русской водки?

— Попробую.

— И каких-нибудь консервов.

Замком возвращается с Эйзенхауэром. Вадим выставляет на стол 2 бутылки «Столичной» и банку мясного паштета.

— Последние мои запасы, — вздыхает он.

Спасибо, Вадим, присаживайся, — я достаю три стакана, — мы здесь все русские, выпьем по нашему.

— О`кей.

— Я, вообще-то, еврей, — улыбается Вадим.

— Русский еврей, — уточняет, смеясь Вильям.

— Сам — русский хохол — Вася Дегтярев, — отшучивается Вадим.

Я разливаю по пол стакана. Вадим вскрывает банку.

— Кто погиб сегодня? — спрашиваю замкома.

— Джон Андерсон, Гарри Майор, Уолт Инс, Уильям Вильсон, Фред Джонсон — все американцы.