Александр Бушков - Пиранья. Озорные призраки

Лаврика он увидел перед домом – тот стоял рядом с такси, откуда сверкнул зубами их бессменный водитель.

– Садись, – сказал Лаврик. – По дороге расскажешь. Не хочу пропустить редкостное зрелище... Что там твой полицай?

– Президент сегодня попрется к своей бабе, – сказал Мазур, усаживаясь рядом с ним и захлопывая расшатанную дверцу. – Хью, гнида этакая, определенно считает, что Майку следовало бы ради упрощения задачи его потихонечку пристукнуть на той квартире – а вместе с ним и девку, конечно, чтобы свидетелей не осталось.

– Логично, – сказал Лаврик рассеянно. – Так, конечно, гораздо легче – утречком грянет переворот, а главное кресло пустует, и некому сплачивать нацию и отдавать приказы насчет отпора проискам...

– А если его действительно кто-нибудь грохнет на той квартире? – озабоченно спросил Мазур. – Вокруг этих чертовых отелей уж столько народу толчется, что скоро друг на друга натыкаться будем...

– Тоже верно. У тебя все?

– Нет, – сказал Мазур. – Эта моя стервозная соседка оказалась...

Эту часть рапорта Лаврик выслушал еще рассеяннее, Мазур ощутил даже некоторую обиду.

– Ну, по крайней мере, это все объясняет, а? Все любительские странности...

– Но надо же что-то делать?

– Ты, главное, не волнуйся, – сказал Лаврик, полулежа на ветхом сиденье. – Всех разоблачим и всех поборем... Дай подумать.

Пожалуй, он вовсе не был рассеянным – он о чем-то сосредоточенно думал со знакомым уже просветленным выражением иконописного ангела – а значит, готовил очередное изящное коварство. Сообразив это, Мазур больше не встревал и тоже молчал до самой набережной.

Они неторопливо спустились вниз по каменной лестнице. Там все еще толпились зеваки, но теперь обстановка изменилась: любопытствующие далеко раздались в стороны, освободив значительное пространство, а на немаленьком пустом пространстве старательно приплясывала, что-то монотонно нудя себе под нос, крайне экзотическая фигура.

Это был пожилой негр, худющий, как смерть, облаченный лишь в набедренную повязку из ярко-красной ткани, довольно-таки чистой. В колтуне позабывших расческу волос торчали разноцветные попугайские перья, тонкие кости и какие-то щепки, на шее ритмично звякая в такт топтанью и пируэтам, болталась связка непонятных железяк, частью ржавых, частью покрытых ядовитой зеленой окисью.

Зрители взирали на него почтительно, в совершеннейшем молчании – не только черные аборигены, но и белые. Туристов тоже набралось немало, но они, подчинившись общему настрою, помалкивали.

Ах, вот он кто, догадался Мазур. Бокор, натуральный колдун из здешней чащобы. О них тут втихомолку рассказывают всякие страсти и боятся по-настоящему... Точно, классический бокор, как на картинке...

Колдун проворно выхватил из висевшего на плече мешочка горсть желтой пыли и, широко размахнувшись, пустил ее по ветру в море. Ближайшие отодвинулись, чтобы не попало на них, и Мазур инстинктивно последовал их примеру. Не то чтобы он на сто процентов верил во все это осужденное материализмом мракобесие, но за время своих странствий и в Африке, и на далеких экзотических островах встречал похожих субъектов, творивших порой такое, что никакой ловкостью рук не объяснишь, и на шарлатанство не спишешь. Темное это дело, одним словом, поосторожнее нужно...

Пыль развеялась в воздухе. Вытянув руки прямехонько к серому английскому фрегату, колдун заорал что-то. Мазур его понимал с трудом: не самый лучший английский вперемешку с каким-то здешним жаргоном чернокожих. Но кое-что уловил: сей колоритный шаман объявлял собравшимся, что, по его глубокому убеждению, эта железная рыба приплыла не с добром, а потому он на нее вот прямо сейчас, в присутствии добрых людей, в два счета наведет (порчу? проклятье? ну, а в общем, что-то вроде или все вместе...).

В завершение эмоциональной речи он достал из того же мешочка длинную, добротно высушенную рыбку, поднял ее на ладонях, картинно переломил пополам. Рыбка треснула, как сухой сучок, превратившись в два негнущихся обломка, которые колдун выкинул в море, сопровождая эту нехитрую процедуру подробным комментарием: мол, как сгинула эта рыбка, так несчастье падет на злую железную рыбу... Короче, кто не спрятался – я не виноват.

Он замолчал, потом, без всякого перехода, развернулся и величественно пошел на моментально расступившихся зрителей. Лицо у него было морщинистое, бесстрастное, а глаза – отрешенными настолько, что, по мнению Мазура, без какой-нибудь пригоршни сжеванных мухоморов тут не обошлось...

Лаврик смотрел вслед колдуну, умиротворенно улыбаясь, с видом полнейшего довольства собой.

– Впечатляюще, верно? – тихонько спросил он Мазура. – В пятьсот долларов мне этот джинн из бутылки обошелся, не считая дороги и пропитания, а пожрать он горазд, и виски со страшной силой любит...

– А на кой? – спросил Мазур.

– А так изячнее, – сказал Лаврик, мечтательно улыбаясь. – Здешний народец еще до заката растреплет по всему городу про все, что видел, приукрасит и преувеличит. Теперь можно на фрегат хоть торпеду пускать, никто и не удивится. Ну, разумеется, насчет торпеды я в шутку – нет у нас инструкций войнушку здесь устраивать...

– А какие у нас инструкции, если не секрет? – спросил Мазур.

– Прежние, – сказал Лаврик. – Кровь из носу, сорвать империалистический переворот, направленный против президента, задумавшего прогрессивные реформы. Причем проделать это, вплоть до заключительного этапа, без малейшего шума. И знаешь, что мне пришло в голову? Ты совершенно прав. В нынешней непростой ситуации, когда президент страны в одиночку отправляется на блудоход, его может зарезать или всячески изобидеть кто угодно. А это будет неправильно. Категорически неправильно...

На высокой старинной двери с резными филенками не обнаружилось никаких признаков глазка, что задачу облегчило до смешного. Переглянувшись с Мазуром насмешливо и весело, Лаврик поднял руку и позвонил в дверь – короткой трелью, вполне деликатно, без грубого полицейского напора.

Поскольку время почти совпадало с «точкой рандеву», хозяйка дверь распахнула чуть ли не моментально, успела еще что-то недоумевающе пискнуть без всякого страха – а в следующий миг они ворвались в прихожую уже далеко не так деликатно. Лаврик в хорошем темпе прижалхозяйку, так, чтобы не повредить хрупкому созданию, но и полностью воспрепятствовать таковому издавать звуки. Мазур с тем же отработанным проворством пронесся мимо них и моментально осмотрел все три комнаты.

Нигде не обнаружилось посторонних индивидуумов. Обширная спальня, выдержанная в розовых тонах, была надлежащим образом подготовлена для приема на высшем уровне: угол кружевного одеяла призывно откинут невесомым треугольником, на столике у изголовья шампанское в ведерочке со льдом, ваза с фруктами, конфеты и прочая дребедень.

Цинично ухмыльнувшись, Мазур вышел из уютного гнездышка, которому сегодня предстояло пустовать. Посторонился – Лаврик, как истинный рыцарь, внес туда на руках бесчувственную хозяйку, которую успел уже попотчевать какой-то химией. Уложил ее на постель, галантно одернул синий халатик, чуточку прикрыв стройные ноги, отступил на шаг, полюбовался делом рук своих, кивнул:

– Полная и законченная икебана.

Девица безмятежно дрыхла: цвет лица нормальный, дыхание в норме, никаких признаков плохой переносимости препарата, а также побочных явлений. За эту сторону дела можно было не беспокоиться.

Из любопытства Мазур шагнул назад в спальню, присмотрелся. Белая, молоденькая, классический набор прелестей: ноги от ушей, аппетитные грудки, фигурка гитарных очертаний и все такое прочее. Мечта и идеал стареющего ловеласа, ничего интересного.

– Ну, не педераст, по крайней мере, – хмыкнул Лаврик за спиной. – Выдвигаемся, время...

Они вышли в прихожую, расположились у высокой двери. Не было особого азарта и воодушевления – работа, если честно, предстояла не особенно и сложная. Хотя нетерпение, конечно, присутствовало: все могло сорваться, пойти наперекосяк, в таких делах возможен целый набор самых невероятных случайностей...

А потому они испытали нешуточное облегчение, когда мелодично мяукнул звонок: короткий-длинный-короткий. Условный сигнал, о котором их и предупреждали. Пупсик явился к своей цыпочке. Теоретически рассуждая, там, на лестничной площадке, могли вместо старого потаскуна оказаться несколько хмурых ребятишек с автоматами наголо, но это уже детали...

Распахнув дверь энергичным пинком, Лаврик ухватил за галстук позднего гостя и головой вперед наладил его мимо себя в глубь квартиры. Мазур молниеносно отпрянул на площадку. Там стояла тишина и не было ни души. Успокоенный, он вернулся в квартиру, заглянул в большую гостиную.

Лаврик как раз, ухватив президента за шиворот и согнув в три погибели, коленом придал должное ускорение – и мистер Лайнус Аристид, ученый профессор и почетный доктор зарубежных университетов, враскорячку улетел в угол, где и остался валяться в унизительной позе.