Сергей Зверев - Наследство хуже пули

Но телефон прозвенел в кармане, и она сунула в карман руку и вынула телефон. И только когда услышала далекий, прорвавшийся сквозь прожитые недели голос, поняла, что совершила ошибку.

– Не выключайте связь, это важно, – услышала она голос Метлицкого, – кто бы вы ни были, Андрей или Маша. Я не знаю, где вы находитесь, но коль скоро мне удалось связаться с вами, я говорю вам – вы в опасности. Вы в чудовищной опасности. И речь сейчас идет даже не о преследовании вас сотрудниками милиции, им незачем вас преследовать после получения показаний от мальчика, Фомина и Томилина.

– Что вам нужно, Рома? – не выдержала Маша. И удивилась своему голосу – сухому, сорвавшемуся.

– Ради бога, не перебивайте меня! У меня садится трубка. Где бы вы ни были, пусть вас отныне не тревожит присутствие рядом милиции, – слыша это, девушка вдруг обратила внимание, что Метлицкий ни разу не произнес «милиция» в смысле «я» или «мои коллеги». Он не хочет быть узнанным, если вдруг ведется запись. Значит, он не играет, иначе ему незачем было бы водить Машу за нос – она отлично знает, где и чем тот зарабатывает себе на хлеб. Но что за глупость, отчего ему таиться, помогая Мартынову, если достоверно известно, что Мартынов не виновен? – Передайте Андрею – из больницы… – в трубке раздался писк, подтверждающий уверенность Маши в его искренности – сыщик не стал бы проводить оперативный эксперимент с разряженной трубкой.

– Да что передать-то?! – шепотом прокричала она. – Нет, только не сейчас! – взмолилась она, прижимая телефон к уху. – Рома, вы слышите меня? Скажите же хоть что-нибудь!..

Ответом ей была оглушительная тишина.

– Господи, когда это все закончится?!

Где Андрей? Где он?

Он прошел по общему проходу первый ряд кресел, и, едва оказался в пространстве меж вторым и третьим, мужчина, сидящий с краю, резко опустил газету – название ее, «Вечерний Новосибирск», мелькнувши, исчезло – и уставился на Мартынова одиноко сверкающим глазом из-под марлевой повязки, скрывающей пол-лица.

Андрей непременно прошел бы мимо, узнав Вайса, и его не остановил бы даже пылающий, словно крошечная геенна огненная, моновзгляд янки. Но продолжать идти, удерживая в руке кейс, когда из-под полы пиджака тебе в живот смотрит дульный срез прибора для бесшумной стрельбы, способны только люди, недооценивающие ситуацию. Мартынов к таким не относился, а потому давал себе отчет в том, что может случиться при совершении им такой глупости. Понимал это и глава службы безопасности «Хэммет Старс».

Раздастся хлопок, который на фоне гула аэропорта не услышат даже сидящие рядом с Вайсом пассажиры в зале ожидания. Мартынов завалится на пол, а Вайс закричит о враче и бросится к Мартынову делать искусственный массаж сердца, как тот делал это однажды в Вегасе. Один дурачок бросился на Малькольма в казино «Дженни», Вайс нажал на спуск, а потом стал делать массаж на ране. После такого нетрадиционного лечения бедняга скончался через минуту, а прибывшие копы пожимали руку Вайсу за гражданский долг и клялись, что найдут убийцу хотя бы ради того, чтобы поступок джентльмена и человека (Вайса) не выглядел как глупость.

Когда возле тела Мартынова соберется толпа (ох, какая толпа соберется возле тела – в России-то!), Вайс спокойно заберет кейс, как если бы он был его, уберется из свалки и отправится на свой рейс.

– Добрый день, мистер Вайс! – как можно громче приветствовал одноглазого визави Андрей. Убедившись в том, что все обратили внимание и на маску Вайса, и на кейс в руке его собеседника, которым Мартынов потрясывал в воздухе, Андрей прокричал еще громче, уже по-русски: – Я слышал, вам обварили все лицо? Как же вы с таким лицом полетите теперь в Америку? А что скажет ваша жена, а Малькольм?

– Молодец, – спокойно похвалил Вайс. – Теперь меня, конечно, запомнят.

Поднявшись, он подошел к Мартынову, обнял его за плечи и подтолкнул в сторону туалетов.

– Все запомнят, как двое мужчин приветствовали друг друга и проследовали в бар, – сказал он, повторно толкая в спину Мартынова, который изо всех сил старался понять – заметила Маша инцидент или нет.

Но ее от места разговора отделял весь зал, рядом с ней, загораживая сектор обзора, ходили нескончаемой чередой люди. Нет, она не видела… Он просил ее сидеть тихо и не быть примеченной как наиболее яркий пассажир. Требование само по себе было смешным, поскольку невозможно было представить в этом многолюдном зале кого-то ярче Маши, но на этот раз, словно в насмешку, судьба затолкала ее в угол тяжело дышащего сотнями голосов зала и скрыла от людского взора.

Перед туалетом Вайс проявил учтивость – он расплатился за посещение за двоих.

– Вайс, вы ставите меня в неудобное положение, – шепнул Мартынов. – У нас в России традиция: за двоих в туалет платит только кто-то из влюбленных. Нас неправильно поймут – вы если и похожи на девушку, то только на очень старую девушку. А еще на очень страшную девушку.

– В вашей долбаной России все через задницу, – огрызнулся Вайс, не обращая на болтовню Мартынова никакого внимания. Втолкнув плененного в зал с писсуарами, он захлопнул дверь и вонзил меж ручкой и косяком швабру. – Не пытайтесь спровоцировать меня на скандал, иначе я вас действительно поставлю в неловкое положение. Кейс!

Андрей поставил его на пол, но это все, что он сделал.

– Мартенсон, я имел в виду, что вы должны отдать его мне, – и Андрей увидел, как пистолет дрогнул в руке Вайса.

– Но тогда вы выстрелите.

– Я могу сделать это прямо сейчас. И тогда не придется ломать голову над дилеммой. Кейс!

Аккуратно поставив чемодан на мраморный пол, Мартынов упер в него ногу и толкнул. Стальной кейс поехал к Вайсу и остановился в шаге от него. Морщась от боли, он наклонился, поднял и встряхнул его. Звук его устроил.

– Здесь все?

– Все, что тебе понадобится, урод.

– Хамство вас никогда не украшало, Мартенсон, – посмотрев на пистолет, словно ему точно не было известно, снят ли предохранитель, глава безопасности «Хэммет Старс» как-то нехорошо посмотрел и на Мартынова. – Вы затеяли опасную игру, Мартенсон, и сейчас мир является свидетелем ее логичного завершения.

– Философские беседы не самая сильная ваша сторона, Вайс. Видимо, вы горите желанием меня прикончить. За ошпаренную рожу, за едва не сорванную вашу командировку, за жену свою, наверное… Вы в курсе, что мы с ней ладили?

– Она мне призналась, – ненавидя Мартынова всей душой, выдавил Вайс, что вы не лучший из мужчин.

– В самом деле? И как часто она вам делает такие признания?

Отшатнувшись от пистолета, который дернулся в руке Вайса, Андрей вдруг подумал о том, что видел свою смерть в разных ситуациях. В зоне, с ножом в животе, рядом с «запреткой». В Штатах, где-нибудь в Queens, он лежал и истекал кровью после побоев битами, в Вегасе любой, кто хорошо знал Мартенсона, мог разрядить в советника Малькольма весь магазин «кольта». Но Андрей никогда не думал, что в зал последнего своего судебного заседания он отправится из общественного туалета, то есть с «параши». Конец был так реален, что ему вдруг пришла в голову нелепая мысль попросить Вайса вывести его за территорию аэропорта и убить в лесу. Огорчение от близкой позорной смерти было столь велико, что желание жить и чувство самосохранения вернулись к нему лишь после внезапно вспыхнувшей ярости.

Выживший в лагерях строгого режима, он должен был пасть от пули забредшего на его землю янки.

Вайс, решительно направляя длинный ствол в левую половину груди бывшего служащего «Хэммет Старс», этой вспышки не уловил. Лимит времени, выделенный для разговора с Мартенсоном, был исчерпан. Он мог нажать на спуск в любой момент и так бы сделал в первое мгновение их появления в туалете, но желание посмотреть в глаза тому, кто переспал с его женой, и, следует догадываться, не единожды, всякий раз снимало палец с крючка. Сейчас же пора было уходить. Выстрел в грудь, выстрел в затылок – и уже через несколько секунд он выйдет из туалета с кейсом в руке и войдет в зал ожидания для VIP-персон. В этой долбаной России все иностранцы почему-то – VIP-персоны. Что афроамериканец, что желтомордый выходец из Шанхая. Предкам Вайса эти животные прислуживали на ранчо, присматривали за скотом и всякий раз были биты плетью, когда это им удавалось не слишком блестяще.

На него никто не обратит внимания. Он в перчатках, у него паспорт гражданина самой великой страны. Кто подумает, что он каким-то образом причастен к смерти русского уголовника-эмигранта?

И в тот момент, когда спусковой крючок поехал назад свободным ходом, отмеряя последние мгновения жизни неудачника Мартенсона, дверь потряс грохот.

Сломанная швабра переломилась, как спичка, и укороченная наполовину ее часть со щеткой залетела под ноги Вайсу.