Владимир Першанин - «Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион»

«Тридцатьчетверку» спас наклон лобовой брони, от которого снаряд отрикошетил. Экипаж машины, дважды за четверть часа избежавший гибели, действовал быстро. Оба пулемета вели огонь длинными очередями, сбивая немецким артиллеристам прицел.

Второй снаряд прошел мимо, зато не промахнулся наводчик танка. Десятикилограммовый фугас влетел в окно и, взорвавшись в тесном пространстве комнаты, смял пушку и уничтожил почти весь расчет.

Пехотинцы из десантных взводов швыряли в окна гранаты и врывались внутрь домов, где бой шел на каждом этаже. Капитан Бобич со своими десантниками очистили первый и второй этажи, но продвижение вверх застопорилось.

Немцы взорвали лестничный пролет, перегородив путь. Трое десантников попытались перебраться по перилам. Молодой немец шагнул из двери и несколькими очередями опустошил магазин. Один из десантников сорвался вниз, двое раненых с трудом выбирались из опасного места.

Немец без каски во френче с засученными рукавами, с демонстративным хладнокровием перезарядил автомат, собираясь добить раненых.

– Ах, ты, гаденыш! – вскинул «ППШ» капитан Бобич.

Очередь прошла на уровне пояса, переломила самоуверенного солдата. Он ворочался возле двери с перебитым позвоночником и звал на помощь. Раненый десантник сорвался вниз и повис пробитым телом на прутьях арматуры. Третьего десантника, одного из «старичков» роты, немцы добили гранатами.

Андрей Минаев, ординарец Бобича, застыв, смотрел на исковерканные взрывами гранат тела. Лестничный пролет и стены были забрызганы кровью. На лица погибших густой маской налипла известка, превратив их в мумии. Ординарец попятился и длинными очередями выпустил вверх остаток диска.

– Пулями их не возьмешь, – сказал кто-то из десантников. – Из орудий бы шарахнуть.

– Андрей, беги к самоходчикам, – приказал ротный. – Попроси Павла Карелина врезать по окнам третьего этажа. Автомат перезаряди!

– Есть! – козырнул ординарец, приходя в себя.

Из окон летели пули, рикошетили под ногами, но мальчишка, уворачиваясь от выстрелов, лишь обернулся и погрозил немцам кулаком. Выслушав Андрея, Карелин раздраженно пообещал:

– Не бросишь свои фокусы – отправлю в хозвзвод.

– Какие фокусы? – моргал Андрей. – Видели бы вы, товарищ комбат, как фрицы троих наших в лестничный пролет сбросили. Только брызги по стенам. А лестницу немцы взорвали. Командир роты просит, чтобы вы огнем нас поддержали. Фрицы на третьем и четвертом этажах скопились.

Самоходки открыли огонь по окнам. Зиновий Жердев подошел слишком близко и едва не поймал реактивную мину. Она врезалась возле гусениц и взорвалась, расплавив асфальт.

Немцев выбили с третьего и четвертого этажей на чердак. Сквозь изрешеченную крышу были видны метавшиеся фигуры. Сержант Гриша Зуев расстрелял все диски к своему «Дегтяреву» и тянулся к «ППШ».

– Не стрелять! – передал по рации Карелин остальным машинам и, высунувшись из рубки, крикнул:

– Эй, на крыше! Бросайте оружие и сдавайтесь. Пять минут на раздумья.

Сверху отстучала автоматная очередь. Зацепин тут же выпустил осколочный снаряд. Рухнули стропила, кружась, летели клочья смятой жести. После короткого спора с чердака закричали, смешивая русские и немецкие слова:

– Сдаемся! У нас много раненых. Дайте гарантию, что сохраните жизнь.

– Даем, – откликнулся Карелин.

Человек двадцать сдались. Эсэсовцы, их было пятеро или шестеро, пошли на прорыв, не надеясь на пощаду. Взорвав стену, попытались выскочить через соседний подъезд. Их перестреляли, едва они выскочили на улицу, прикрываясь автоматным огнем.

Капитан Бобич оглядел разбросанные на пятачке тела (молодые парни лет восемнадцати-двадцати) и сплюнул.

– Туда вам и дорога!

Бои за город продолжались весь день. Немцы дрались упорно. Когда ситуация складывалась безнадежная, отступали или шли на прорыв. В плен сдавались немногие, в основном пожилые солдаты и раненые. Напряженно, со страхом, смотрели на приближавшихся русских бойцов, ожидая выстрелов в упор.

Когда убеждались, что убивать их не собираются, оживлялись, протягивали часы, портсигары.

На одной из улиц полк Тюлькова и пехотинцы Орлова натолкнулись на особенно сильное сопротивление. Подвал толстостенного кирпичного дома был превращен в бункер с многочисленными амбразурами. Часть улицы перегородили баррикадами, виднелся бетонный дот.

Разведку обстреляли, едва бойцы сделали несколько шагов. Крупнокалиберный пулемет заранее пристрелял улицу. Сержант-разведчик упал как подкошенный. Пули догнали еще одного солдата, перебили ноги, вытащить его не удавалось.

Видя, что человек истекает кровью, командир батареи Чурюмов послал вперед одну из своих самоходок:

– Двигайся вдоль стены. Под снаряды не подставляйся. Мы прикроем.

Машина добралась до раненого, его сразу подхватили санитары. Глядя на парня, которому тяжелые пули почти напрочь оторвали ступни, лейтенант, командир самоходки, выругался и приказал открыть огонь.

– Думают, сволочи, сумеют отсидеться за толстыми стенами. Черта с два!

Экипаж сумел точно вложить снаряд в одну из амбразур, но в ответ ударило 88-миллиметровое орудие из дота.

Снаряд пробил броню возле люка механика, машина загорелась. Успели выскочить наводчик и заряжающий. Командир самоходки замешкался и угодил под очередь крупнокалиберного пулемета. Тяжелые пули сбили лейтенанта на бегу, он свалился на брусчатку, вокруг растекалась кровь.

Спасти его да и приблизиться к горящей самоходке было невозможно. Вели огонь несколько пулеметов и скорострельная пушка из бункера.

Старшина Иван Грач взял на прицел дот и выпускал снаряд за снарядом. Но бетонные стены были слишком толстые. Ответная бронебойная болванка огненным клубком пронеслась в метре от машины. Толчок спрессованного воздуха встряхнул самоходку.

Механик понял, что следующая болванка угодит в цель. Не дожидаясь команды, дал газ и отогнал машину за груду развалин.

Экипаж молча курил, глядя, как на краю улицы горит подбитая «сушка». Вокруг растекался бензин, горело тело лейтенанта.

– А механика сразу наповал, – сказал заряжающий.

– Зря ты, Иван, вперед лез, – отбросил докуренную самокрутку наводчик. – И мы бы сейчас вот так горели, если бы не наш механик.

Старшина Грач промолчал, а спустя полчаса появились тяжелые самоходки «ИСУ-122».

– Кажись, Цимбал прикатил, – прервал молчание заряжающий. – Ну, этот им покажет.

Семь машин из полка Петра Цимбала открыли огонь. Самоходки были вооружены орудиями усиленной мощности с начальной скоростью снаряда 800 метров в секунду. Это были пушки, предназначенные для разрушения мощных укреплений и борьбы с тяжелыми танками.

Полковник Цимбал подогнал установки на триста метров. Снаряды преодолевали это расстояние менее чем за полсекунды. Короткий зловещий свист и сразу же взрыв. Сам Цимбал, по своей давнишней привычке, сидел в одной из машин и лично руководил огнем.

Снаряды били по бетонным и кирпичным стенам с такой силой, что после каждого взрыва появлялись новые трещины. Массивные заслонки, которыми немцы пытались прикрыть амбразуры, разламывало и вбивало внутрь.

В укреплениях начался пожар. Погасить его не сумели. В двух-трех местах обрушились стены, и фугасные снаряды взрывались в помещениях, круша пушки, пулеметные гнезда, выбивая все живое. Один из дотов упорно держался. Полковник приказал механику-водителю:

– Продвинься еще метров на семьдесят. Амбразуру плохо видно.

Петр Цимбал сам сел за прицел. В темном прямоугольнике шевелился ствол немецкой 88-миллиметровой пушки, которая сможет пробить броню самоходки.

– Не успеем! – ахнул механик.

Фугасный снаряд ударил в край амбразуры, выбив куски бетона. Второй выстрел угодил точно в цель. Из амбразуры валил дым, затем начали детонировать снаряды. В сторону полуразрушенных укреплений двинулись легкие самоходки и пехота.

– Вот так, – удовлетворительно подвел итог Петр Цимбал, присев на край люка.

Стрельба продолжалась, но полковник не обращал на нее внимания, закуривая папиросу. Он жил войной и не боялся смерти. В сорок третьем, когда Цимбал командовал полком легких самоходок «СУ-76», он угодил под снаряд. Тяжелые ожоги изуродовали его лицо, изменили и жизнь, и характер.

Через час полуразрушенные укрепления были взяты, и наступила короткая передышка. Карелин и Чурюмов отпросились у Тюлькова. Оба хотели хотя бы несколько минут поговорить со своим бывшим командиром полка.

– Двадцать минут, не больше, – посмотрел на часы подполковник.

Встреча получилась какая-то странная и совсем не такая, как ее ожидали оба комбата.

Полковник Цимбал сидел на поваленном дереве возле своей самоходки в окружении нескольких офицеров. Рядом с ним суетилась молодая женщина-сержант.

Карелин и Чурюмов козырнули, Цимбал в ответ кивнул.