Сергей Зверев - Потерянный взвод

— Господи, помоги, Господи, помоги… — истово крестился, глядя не вниз, а на небо, отец Евдоким.

Отец между тем давил и давил, вдыхал и вдыхал.

— Господи, не оставь, Господи, воля твоя, спаси и сохрани… Херувимы многоочитые, херувимы, допустите дитя несмышленое к древу жизни…

Петька дернулся всем телом, срыгнул желтую с водорослями воду и стал, задыхаясь, кашлять, как туберкулезник.

Отец Евдоким пал рядом на колени и стал погружать лоб в песок.

— Спасибо, Господи, спасибо, Господи. — Каждый раз, когда он поднимался, чтобы послать в небо очередную благодарность, со лба его падало несколько маленьких камешков.

Усадив Петьку, отец растер ему ладонями уши. Кашель стал реже, но все равно казалось, что главная Петькина задача на сегодня — разорвать свои легкие.

— Разотрите его докрасна и дайте горячего чаю или глоток вина, — отдуваясь и ероша на голове мокрые волосы, отец постучал пальцем по спине отца Евдокима. — Алло, святая инквизиция, я с кем разговариваю? Кагор-то в храме имеется?

Счастье светилось на лице отца. Саша запомнил эту улыбку.

Вдоль берега, утопая в песке костылем, со скорбью на лице от того, что все случилось в его отсутствие, косолапил дед Филька.

И тут случилось страшное: Сашка увидел, что внутренность отцовских часов, между стеклом и циферблатом, полна воды.

— Папа, — беззвучным шепотом простонал Сашка, — часы…

Но этого хватило, чтобы рядом оказался дед Филька.

— Я что говорил?! — затрещал он, радуясь тому, что хоть что-то случилось при нем. — Нет, я что говорил? Теперь никаких денег тебе не хватит! Кранты котлам!

Отец поднес часы к уху. Никаких эмоций на лице его не было, но Сашка догадывался, что дела плохи.

Отец спокойно расстегнул ремешок и широко размахнулся. До того мгновения, пока часы не блеснули в воздухе над водой, Сашка считал это шуткой. По пляжу пронесся вдох изумления, а к месту падения «Славы» уже торопились несколько пловцов.

— Выбросил! — не веря глазам, выдохнул кто-то из свидетелей откачки Петьки.

— Это ж Юрка, — спокойно объяснил дед Филька, и столько отчаяния было на его лице, словно часы принадлежали ему. И столько гордости, словно это он, а не отец их выбросил. — Сказал — сделал.

Домой Саша шел как на эшафот, потому что понимал тяжесть предстоящего разговора.

— Нет, Юра, ты, в самом деле, маленький, что ли? — почти выкрикнула мама.

Отец молчал и развешивал в ванной полотенца.

— Можно было стекло снять, механизм высушить! — продолжала запоздало настаивать мама. — Юра, почему ты молчишь? Это же золотые часы!

Заплакав, она ушла в спальню.

— А Петька-то зачем прыгал? — выдержав паузу, чтобы мама закрыла дверь, спросил Сашку отец. — Он же плавает как лом. Столкнули? — Он хищно прищурился.

— Нет, — решительно запротестовал Саша против такой несправедливости. — Он обещал. Нырнуть и вынырнуть — обещал.

— Кому? — отец округлил глаза.

— Сказал, что себе.

Отец нежно потрепал сына за волосы.

— Нужно давать только те обещания, которые сможешь выполнить. Ладно, пойду, поболтаю с мамой. А то она, видишь, огорчилась. Было бы из-за чего…

Он встал и направился в спальню, а Сашка включил телевизор и стал смотреть передачу, в которой доярки показывали, как нужно мыть вымя коров перед дойкой…

И сейчас он шел и вспоминал, с какой сдержанной надеждой Жулин смотрел ему в глаза в ответ на шепот: «Я обещаю, что вернусь за вами». И стоял рядом отец, говоря: «Нужно давать только те обещания, которые сможешь выполнить».

— Я должен, — прошептал Стольников пересохшими губами. — Я пообещал, а значит, вернусь…

Когда силы оставили его, он прислонился к стене и сполз по ней, чувствуя рукой холодную неровность камня.

И последнее, что восстало перед ним, — это поднимающий над водой руку отец, пообещавший выбросить золотые часы, если те сломаются…

Пусть Аллах будет тобой доволен (чеч.).