Алексей Петрухин - Клан душегубов

Первым из лимузина вышел Бердяев. Еще не понимая, что произошло, он сделал Сорсу незаметный знак рукой.

– Уберите пистолет. У вас еще есть шанс. Я сейчас все улажу. – Затем выпрямился во весь рост, решительно направился в сторону военных и громко ответил: – Все в порядке, моя фамилия Бердяев. Я полковник. Все под контролем.

Он собрался отдать еще какое-то распоряжение, но вдруг заметил в толпе до боли знакомое лицо и, рухнув на колени, растерянно проговорил:

– Господи, Сан Саныч.

Сорс выстрелил в него несколько раз. Хладнокровно и деловито. Потом демонстративно отвел руку в сторону и отбросил пистолет.

– Лучше бы я тебя тогда пристрелил, пес. С мертвых спросу меньше, – презрительно прохрипел он, когда спецназовцы скручивали ему руки.

Сан Саныч склонился над Бердяевым и осторожно приподнял его голову.

– Носилки! И врача! Быстрее! – крикнул он кому-то.

– Не надо, – прошептал Бердяев. Ему трудно было говорить, но он успел произнести: – Я умер тогда. Давно. А все, что было потом, это была не жизнь. Не жизнь. – После чего обмяк, продолжая что-то шептать окровавленным ртом, но его слов понять было уже невозможно.

– Кремл. Водка. Карашо, – громко объявил «президент», робко выглядывая из лимузина. Ему было веселее всех, потому что он вообще не понимал, что происходит.

Все вещи были собраны. «Верный ноутбук», «тревожная сумка», зубные щетка, паста и прочие важные спутники оперативника.

Суворовцев освобождал кабинет. Он еще раз огляделся по сторонам, не забыл ли чего, и устало сел на диван.

Шумно распахнулась дверь, и в проеме нарисовался Вершинин. Он выглядел свежим, отдохнувшим и был в отличном настроении. Десятидневный отпуск за свой счет заметно пошел ему на пользу.

– Слава богу, успел! – громко воскликнул он. – Мне звонит Опер и говорит, что ты нас покидаешь и оставляешь мне свое место. Это правда?

– Все течет, все изменяется, – философски ответил ему Суворовцев. – Кабинеты меняют хозяев.

– Ну что, я пропустил что-нибудь интересное? – сменил тему Вершинин.

– Нет. Все самое интересное прошло с твоим участием. Потом – допросы, вопросы, протоколы, признания, бумажная возня. Ты ее не любишь. С Сорсом – ну что ты, столько протестов, всевозможных ходатайств, заверений и уверений от международных общественных организаций, что уже сам начинаю сомневаться, а может, действительно, это честный человек, случайно попавший в дурную компанию? Хотя все это – уже не к нам. Мы поймали, уличили и пошли дальше. А с Седым получилось – даже смешно.

– А что такое?

– Началось следствие и выяснилось, что никакой он не финансовый воротила, что за душой у него ни копейки и единственный его капитал – это пенсия в три тысячи российских рублей. Сто долларов.

– И все? – изумился Вершинин.

– Нет. Еще льготы на коммунальные услуги и медицинское обслуживание. Как пенсионеру. Когда он про это узнал, его хватил удар. Врачи говорят, что он вряд ли оправится. Сан Саныч, как всегда, оказался прав. Адвокат с лицом херувима действительно времени зря не терял. Теперь все оформлено на него, но там все чисто, комар носа не подточит. Я с ним встречался. Если бы ты видел, как заискивающе он мне улыбался. На всякий случай.

– А?.. – Вершинин хотел спросить о Сан Саныче.

– Он уже дома, – прервал его вопрос Суворовцев. – Передавал тебе привет. Вон, возьми на столе фото Сан Саныча, тебе на память.

Вершинин взял со стола карточку. Обычную, какие продают в газетных киосках, из серии «Виды Праги». На ней запечатлен самый общий вид Карлова моста, видимо, в воскресный день, потому что народу было полно.

– Он там, на снимке, машет тебе рукой, – пояснил, усмехаясь, Суворовцев.

Вершинин еще раз пристально посмотрел на фотографию, но, как ни силился, Сан Саныча так и не разглядел.

– А что с этим? Ну с «президентом»? – поинтересовался он, оторвавшись, наконец, от снимка.

– Как что? Депортировали.

– И все?!

– Нет. Сначала показали ему Кремль.

– Да ты что?!

– Со стороны Красной площади, конечно. Потом Мавзолей. Покормили в «Макдоналдсе» – и в аэропорт. Будет что рассказать Шаману.

Вершинин грустно засмеялся и оглядел пустой кабинет.

– Ну, и куда ты дел все бумаги? С чем мне теперь работать? После тебя теперь концов не найдешь. Хорошо, что не заставил меня выносить отсюда сейф, а то сейчас я его пер бы назад.

– Хорошая мысль. В следующий раз, отнимая у тебя кабинет, ну, если понизят, так и сделаю. – Суворовцев вынул из шкафа плечики с мундиром, на котором красовались погоны полковника.

– Ты ничего не перепутал? – растерянно спросил Вершинин, показывая на погоны.

– Я же тебе говорил, что не генерал, – спокойно ответил тот. – Ну что, проводишь меня?

– Куда ты теперь?

– Этажом выше.

– Понятно, – тяжело выдохнул Вершинин, в уголках глаз что-то защипало. Как ни странно, за эти чокнутые дни он привык к этому «человеку с чемоданчиком», а потому прощание было нелегким.

Суворовцев вышел из кабинета и, пройдя дальше по коридору, поднялся на второй этаж. Вершинин нагнал его уже у бывшего кабинета Бердяева. Он хотел было войти вслед за Суворовцевым, но прямо перед его носом дверь громко захлопнулась, так что глазами он уперся в табличку.

Надпись на ней еще не высохла. Она гласила: «Начальник Управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков полковник Суворовцев А.А.».

– Ах ты!.. – задохнулся от негодования Вершинин и с силой распахнул дверь ногой. – Да знаешь, кто ты после этого! – заорал он, ворвавшись в кабинет. – Ты просто... Ты – карьерист, вот ты кто! Понял?!

– А я этого и не скрывал, – спокойно улыбаясь, проговорил Суворовцев.

– Если ты думаешь, что теперь я буду стучаться к тебе в кабинет, то глубоко ошибаешься! Не на того напал!

Секретарша тихо прикрыла дверь кабинета, и обо всем, что происходило там, сотрудники Управления могли потом только догадываться.

Когда Вершинин, наконец, ушел, я остался один. Люблю оставаться в одиночестве, потому что только так можно понять, кто ты.

Но долго в одиночестве быть не люблю. А иногда – не дают. Вот, например, айфон сообщает – кто-то опять написал что-то в моем личном, секретном блоге. Да, есть что-то в этом – вести секретный блог. Смешно. Так, что пишут жители Сети?

Она! Ну да, рад. Что такого? Мне просто интересно, что она пишет.

Настенька to Охотник

Привет, Охотник. Извини, что долго молчала. Я думала, как ответить на твой вопрос – кто я.

Но вот – у меня есть ответ.

Я – друг.

Охотник to Настенька

Привет, друг. Да, я рад, что ты здесь, не скрываю. Сейчас передохну немного, ладно? Переезд, немного устал. Не пропадай. Мы продолжим. Может быть, у меня тоже получится ответить на вопрос – кто я?

Вместо эпилога я хотел бы предложить вам, дорогой читатель, одну небольшую главу из книги Януша Леона Вишневского «ИНТИМНАЯ ТЕОРИЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ», которая называется «Vivat academia».

«В залитых голубым светом туалетах на вок-зале во Франкфурте-на-Майне в этом году (данные за период с января по июль 2004 года) от передозировки наркотиков умерли 12 женщин и 36 мужчин. Более девяноста процентов из них расстались с жизнью в привокзальной клоаке после «золотой вмазки» героина. Идея полиции, предположившей, что голубое освещение помешает наркоману попасть иглой в вену предплечья, в данном случае себя не оправдала. Чтобы убить столько людей, достаточно всего лишь двадцати пяти граммов героина. Именно такие дозы содержались в изящных хрустальных флаконах, продававшихся без рецепта (!) во всех аптеках Германии еще в 1920 году. Ученые медики и профессора знаменитых университетов расхваливали на страницах научных журналов «необычное действие» героина как «безопасного средства от кашля, разного рода болей и других мучительных недомоганий». Производитель героина, ссылаясь на нерушимый авторитет титулованных мудрецов, помещал разноцветную рекламу «чудодейственного средства» в большинстве германских журналов того времени. Героин в качестве незаменимого средства от кашля, в том числе и для младенцев. Vivat, academia, vivat, profes– sores... («Да здравствует университет, да здравствуют, профессора!» Перевод С.И. Соболевского.) Цитата из средневековой студенческой песни«Gaudeamus», ставшей в наше время гимном, исполняемым на студенческих торжествах. (Здесь в значении «Да здравствует наука, да здравствуют ученые!»)

Менее чем через год после того, как химик фирмы «Bayer AG» Феликс Гофман 21 августа 1897 года получил в пробирке вещество под названием диацетилморфин, боссы этого фармацевтического концерна при поддержке восхищенной научной элиты, отказавшись от тщательных дорогостоящих клинических испытаний, выпустили на рынок новое «сенсационное средство от кашля». Рыбки, хомяки и кошки от него не дохли. Кашлявшие дети работников концерна в ходе эпизодических исследований чувствовали себя после его приема превосходно. Регистрируя в патентном бюро название своего вещества, производители нарекли его «героином». Героин. От геройского нового открытия фирмы «Bayer AG» в городе Леверкузен. Новое «средство от кашля» заполнило шкафчики аптек и поступало в продажу бесперебойно. Его принимали школьники, беременные женщины, полицейские, рабочие и служащие. Старые и молодые. В виде таблеток, в виде сиропа, в виде суппозиториев. Продумано было все. Для женщин выпускались тампоны с героиновой пропиткой. Вскоре оказалось, что героин помогает не только от кашля. В психиатрических лечебницах Италии его стали использовать в самых разных случаях: при параличе, делирии, галлюцинациях, эпилепсии. В Польше некоторые врачи прописывали его страдающим онанизмом. А один врач из Дюссельдорфа лечил героином пациентов, испытывавших болезненную эрекцию. Далее выяснилось, что героин помогает не только больным. Членам популярных в Германии альпинистских клубов перед восхождением героин назначался внутрь, что якобы должно было облегчить дыхание на большой высоте. Под кайфом можно покорить высоту еще бо€льшую. Легальное производство героина в конце двадцатых годов прошлого века достигало примерно девяти тонн в год.