Мир без теней - Бушков Александр Александрович

     Наконец лапки домового разжались, он сказа прямо-таки растроганно:

     - Ты не представляешь, как я рад, хозяин. Мы так давно никуда не выбирались вместе...

     - Что поделать, все не подворачивается случая, где бы ты мог себя показать должным образом, - сказал Сварог дипломатическим тоном, благо именно так и обстояло. - Будешь обедать дальше?

     - Я уже перекусил малость, обед может подождать.

     - Вот и отлично, - сказал Сварог, снял Караха с плеча и посадил на стол, на прежнее место. Перехватил его тоскливый взгляд, брошенный на кувшин с золотисто-рыжим соком. Ну понятно, тот, кто принес обед, полагал, что несет его человеку. Меж тем сгакан для Караха был как ведро, а кувшин вообще повыше его ростом. Заполнив стакан на две трети, Сварог кивнул:

     - Угощайся.

     Карах управился со стаканом так же ловко, как пьяница с ведром вина - ловко сграбастал мохнатыми лапками, поднес ко рту и долго с удовольствием пил, не пролив ни капли. Разделавшись не менее чем с половиной стакана, удовлетворенно фыркнул:

     - Уф, теперь, и жить легче!

     - Ну, рассказывай, - сказал Сварог, усевшись поудобнее и закурив.

     Карах, крайне сейчас походивший позой на университетского лектора из Сословия Совы, заговорил. Никто его этому не учил, но он хватко отсекал лишнее, можно сказать, докладывал грамотно, со сноровкой опытного военного.

     Однако Сварога все сильнее охватывало разочарование. Ни на шаг вперед не удалось продвинуться. Все, что Карах услышал от сородичей, ничуть не отличалось от того, что хранилось и в его богатой наследственной памяти -    об этом он уже рассказывал Сварогу подробно. Ничуть не вымышленные и интересные, но вряд ли имеющие отношение к веральфам истории о волках-оборотнях, что встречались порой не только в деревнях, но и в небольших городках - как правило, там, где они могли быстро добраться до лесов, полей и лугов, чтобы носиться там в волчьем облике. И ничего другого. Жаль, очень жаль, были некоторые надежды... Как-никак именно Карах ему когда-то рассказал первым, пусть и немного коряво, что собой представляет Багряная Звезда...

     Он насторожился, навострил уши. Вот это уже было нечто новое, никогда прежде не слышанное. Фортиколы, жившие поблизости от отрогов Каталауана, рассказывали, что там с незапамятных времен ходили рассказы о необычных волках, бурых. Они появлялись редко, но вредили людям старательно, как будто другого жизненного предназначения у них не было. Да и оплошавшего фортикола могли в два счета разорвать, что интересно, они всегда выглядели так, словно были обсыпаны снегом. У фортиколов сложилось впечатление, что они, никогда не нападая на животных, охотились на людей - и фортиколов тоже, - как сами люди, вернее, их благородные господа охотятся на разнообразную дичь: не ради пропитания, а из чистого развлечения, для удовольствия. Никто из собеседников Караха сам их никогда не видел, но от предков наслушались достаточно. Их звали Снежными Волками, говорили, что вожаком у них Белая Царица - белая, как снег, волчица. Говорили еще, что приходят они с загадочного Снежного Острова, причем, надо полагать, не обычными дорогами, ими ни за что не попадешь с острова через море на большую сушу. На чем основывались разговоры о Снежном Острове, никто не знал - но именно это убеждение было распространенным и всеобщим...

     А может, Остров не Снежный, а Ледяной? Лишь фортиколы, никогда там не бывавшие, звали ею Снежным? Жаль, что Карах как ни искал и ни расспрашивал, так и не наткнулся ни на одного ученого. У них ведь были те, кого можно назвать, учеными, разве что письменности не знали, попросту собирали в необъятную память гораздо больше знаний, чем обычный домовой, и в отличие от обычных домовых много размышляли над тайнами земли и неба. Как бы там ни было, в который раз с веральфами, оказывается, связан то ли ледяной, то ли снежный остров, а он на Таларе один такой после Шторма. Впрочем, нельзя ручаться, что имеется в виду - неважно, сейчас или раньше - именно Диори...

     - Вот и все. что удалось узнать, - не без грусти сказал Карах, разведя лапками. - Сам понимаю, что немного. Я тебя подвел, хозяин? Разочаровал?

     - Главное, ты сделал все, что мог, а это уже немало, - сказал Сварог, не особенно и кривя душой. - Ты меня окончательно убедил, что следует сосредоточиться на Диори. Ледяной остров или снежный - невелика разница там, где нет ни снега, ни льда. Посмотрю-ка я запись, не случайно Норанс ее выделил из отчета... Будешь смотреть иди обедать?

     - Смотреть, конечно! Какие тут обеды?

     Проворно ссыпавшись со стола тем же путем, Карах примостился на широком мягком подлокотнике кресла Сварога. Сварог зажег экран. Появилась небольшая деревенская корчма, ничем не примечательная - Сварог не раз такие навещал. Очень похоже, объектив был укрыт в одной из блях, украшавших плащ Сословия Совы. Норанс вошел, осмотрелся, подсел к кому-то за стол из толстых струганых плах. Сомнительно, чтобы эту корчму часто посещали одетые таким образом люди - но крестьяне по своей всегдашней привычке хоть и бросали на диковинного гостя любопытные взгляды, но открыто не таращились.

     - Меня тогда в капюшоне не было, - прокомментировал Карах.

     Собеседником Норанса оказался мужчина лет пятидесяти со смышленым подвижным лицом. Судя по тому, как он прихлебывал нэльг, безусловно выпивоха, но не пропойца. Когда он заговорил, Сварог очень быстро убедился, что это деревенский краснобай, профессиональный рассказчик с наработанной манерой речи: не скупится на слова, чтобы слушатели за свои деньги получили качественный товар, но и не ударяется в пустословие. В каждой деревне всегда найдется один такой, а в крупных и несколько, отчаянно конкурирующих. Односельчанам краснобай заменяет крайне редко попадающие в деревню книги и газеты, равно как и общественные телевизоры, встречавшиеся только в больших городах и провинциариях. Как правило, это люди особого склада, предпочитающие именно такой заработок обычному крестьянскому труду, коим занимаются спустя рукава. Особенно их любят и хорошо платят им книжники и шпионы (каковые ремесла часто сочетаются).

     Краснобай явно не впервые рассказывал заезжему ученому историю, насчет которой клялся и божился, что она произошла в этом селе и на его глазах лет двадцать пять назад. И рассказывал он чистейшую правду: вверху экрана все время горела синяя надпись «Он не врет»...

     Примечательная была история. В деревне появился молодой человек крестьянского корня и обосновался здесь на постоянное жительство. Приехал он издалека, никто его прежде в округе не видел, но у фригольдеров такое было не редкостью, мало ли какая нужда погонит человека за лучшей долей за триждысемь земель? Бумаги были в порядке, среди беглых крепостных он не числился, денежки явно водились - так что его, как полагается, быстро приписали к местной сотне и он стал своим, насколько это в деревне возможно - полностью  своими могли стать только его дети, а сам он, как это у крестьян заведено, до могилы носил бы прозвище пришлый, проживи он в деревне хоть сто лет.

     Этот самый Ляйташ Пришлый купил выморочный домишко, клочок земли, три десятка овец, женился на деревенской девушке и принялся хозяйствовать. Правда, он гораздо больше времени уделял охотничьему ремеслу, но тут не было ничего странного: так живут многие в тех местах, где земля скудноватая, а обширные леса, не обязательно каталаунские, богаты дичью. Охотником он оказался умелым, так что встал на равных. Разве что всегда охотился без собак и не держал во дворе пса - но и это не было чем-то из ряда вон выходящим - кто-то недолюбливает кошек, а кто-то собак, такое поведение ни о чем еще не говорит. Краснобай был уверен: все разговоры о том, что дело туг нечисто, что Ляйташа Пришлого побаиваются и обходят стороной что охотничьи, что дворовые собаки, заговорили уже задним числом, согласно старой крестьянской поговорке «Люди уже за воротами умом остры». Сам он ничего подобною прежде не замечал, а уж он-то приглядывался к Пришлому по особенным мотивам: сам был в числе ухажеров той деревенской красотки, но Ляйташ быстро всех обошел...