Сирийский капкан - Эльза Сергеевна Давтян

– Грузитесь быстрее! Сейчас в нас начнут стрелять!

Вазген помог последним заложникам сесть в вертолет. Крикнул в рацию:

– Егор, все на борту!

– Взлетаем! – скомандовал пилот.

– Нет! Подожди! Нам еще надо забрать тех ребят! – крикнул сквозь шум пропеллера Вазген.

– Нет, нет, нет! Мы их не возьмем. Если они не будут отвлекать боевиков, вертолет просто собьют! И тогда погибнут все! Быстрее, в нас уже стреляют!

– Егор, отходите, я вас прикрою! – сказал Вазген, связавшись по рации с командиром.

– Взлетайте немедленно, Вазген! Патронов почти не осталось. Потом будет поздно! – крикнул Егор и прострелил колеса третьей машины боевиков, которая попыталась объехать их и прорваться к вертолету.

– Почему они не идут? – в истерике кричала Беата. Хотя… она была неглупой девушкой и понимала, что ребята с ними уже не полетят.

– Закрывай дверь! Закрывай дверь! Надо взлетать! – истошно орал пилот.

Вазген медлил секунду. Он быстро поцеловал внучку, посмотрел в ее огромные бездонные глаза.

– Пусть Бог всегда будет с тобой! Помни, что говорил тебе отец! – сказал он ей по-армянски, потом вдруг повернулся и поцеловал Беату в лоб, взял ладошку своей внучки и вложил ее в руку польке.

– Позаботься о ней! Цавт танем! Пусть она останется с тобой! Взлетайте! – крикнул он пилоту и, схватив свой автомат, выскочил из вертолета и захлопнул дверь.

Вазген побежал, не оборачиваясь. И не видел, как Армине со всей силы безостановочно стучала в иллюминатор вертолета, пытаясь докричаться до своего дедушки.

У Егора закончились патроны, и он достал последние две гранаты. Вазген, под прикрытием высокой травы и стен сарая, пригибаясь, добежал до ребят и кинул Голиафу свой автомат. Выхватив пистолет, упал на землю рядом.

– Ты зачем вернулся?! Все равно нам их не одолеть! Глупо! – удивился Егор.

– Нет, не глупо! Моя девочка жива, ребята, благодаря вам жива! Вон, посмотри, вертолета почти не видно! Он несет мою внучку, мое солнышко, в другую жизнь! Туда, где нет крови и смертей. Для меня это – самая великая награда! А умереть вместе с вами, друзья, – самая большая честь! Спасибо вам за все!

– Давай, старик! Аствац с нами! Остается только подороже продаться! – грустно засмеялся Голиаф и задорно подмигнул своим боевым товарищам.

– Цавт танем!

Это были последние слова храброго армянина. Рядом с ними взорвался выпущенный из миномета снаряд. Вазгена убило сразу. Перед глазами ребят все почернело и заволокло густым дымом. Больше они ничего не видели и не слышали, просто провалились в пустоту.

С набранной вертолетом высоты Беата увидела сильный взрыв и поняла, что произошло непоправимое. Она обняла бившуюся в истерике Армине и крепко прижала к себе. На ее перепачканных сажей щеках появились светлые дорожки, которые прокладывали себе безостановочно текущие из глаз слезы. Беата вытащила из кармана кулон и с силой сжала его в своей ладони.

Егор видел улыбающихся мать и отца. Потом вдруг картинка сменилась, и перед ним возникло лицо Зомби. А это Вазген и Голиаф машут ему рукой. Ленка! Ее длинные волосы, которые он так любил, упали на ее лицо. Она засмеялась и откинула их. Егор с удивлением обнаружил, что это уже не Лена, а Беата. И, как ни странно, это его совсем не удивило! И даже больше – ему было приятно. Потом все вновь потемнело. Темнота тоже имела оттенки. Темно-серый, черный, иссиня-черный, черный, выкалывающий глаза. Когда темнота стабилизировалась, до Егора стали доходить негромкие звуки, голоса, смех. Понемногу он стал различать слова, звучавшие на турецком и арабском. И пока он соображал, где он и что все это значит, его окатили ледяной водой.

Егор резко открыл глаза и зажмурился от непривычного глазам яркого свечения лампочки. Сноп света бил ему прямо в лицо. Но все же командир заметил, что в помещении находились несколько незнакомых ему людей. А слева от него к потолку был подвешен голый человек.

Наконец Егор вспомнил, что произошло – Вазген, Голиаф, сильный взрыв… Он еще раз открыл глаза и, понемногу привыкнув к свету, осознал, что человек слева – это Голиаф. И что сам Егор тоже раздет догола и подвешен к потолку.

Прямо напротив командир увидел включенную камеру. Один из боевиков, заметив, что пленники пришли в себя, подошел ближе и на довольно хорошем русском языке обратился к Егору:

– Теперь будешь говорить! Смысла молчать нет! О вас забыли! Вы у нас пять дней, и никто вас не ищет! Так что будь молодцом и просто скажи, что ты русский и тебя прислали сюда воевать. И все! Скажи, и все для тебя закончится!

Видя, что Егор никак не реагирует на его слова, боевик наклонился почти к уху Егора и прошипел:

– Ты, кусок дерьма, убил многих наших братьев! Мы сдерем с вас живьем кожу и выдернем все ногти! Не доводи меня! Говори!

Егор облизнул сухие губы. И начал говорить:

– Я араб! Живу в Сирии. Меня зовут Массаб! Я сам из Дамаска. У меня есть жена и двое детей, две девочки. Еще было три брата, но они погибли. Их убили такие собаки, как ты. – Егор слегка повернул голову в сторону Голиафа и продолжил: – Это мой четвертый брат! Он немой! И я тоже… больше ничего… не скажу.

Боевик в упор посмотрел в глаза Егора. Он занес руку для удара, но в последний момент почему-то передумал.

– Не понимаю?! Зачем тебе нужна эта война?! Она ведь не твоя! Они тебя даже героем не сделают! Скажут, что случайно погиб, разбился в автокатастрофе.

Он немного подождал, надеясь, что Егор что-то скажет, но тот упорно молчал. Потом он открыл глаза и в упор, не мигая, стал смотреть на допрашивающего. Тот не выдержал и первый отвел взгляд.

– Ну, смотри, я вас предупредил!

Он кивнул, и от стены отошел огромного роста мужчина с окровавленными руками-лопатами. С садистской улыбкой он подошел к подвешенным «братьям».

– Ибрагим, продолжай! Смотри, не убей только. И чтобы сознания не теряли! Они мне еще нужны!

Палач понимающе улыбнулся и со всего размаха ударил Егора в живот.

Их били по очереди. Но с обоими палач играл по-разному. То долго бил Голиафа, то, наоборот, Егора. А иногда развлекался, нанося удары по очереди то одному, то другому. Ребята молчали, лишь иногда были слышны их глухие стоны. И молчали не потому, что было не больно. Просто боль совсем притупилась. Так всегда бывает, если тебя очень долго колотят. Палач, видимо, был неопытным и этого не знал.

Егор, как мог, уходил в себя, чтобы не видеть и не слышать мучений Голиафа.

Сколько это продолжалось, ребята не знали. Им поломали пальцы, избили несколько раз плетью, выжгли кресты на груди, посыпали солью кровавые раны, жгли ступни. У Егора