Фредерик Дар - Лотерея блатных

Берюрье вытирает лоб черным платком, вполне подошедшим бы для пиратского флага.

– Большой стакан белого! – кричит он.

Маргарита приносит заказ и ухитряется положить два кило своей левой сиськи на мое плечо.

Я дружески поглаживаю ее. Она мягкая, как бархат, и наводит меня на мечты о сладкой жизни на розовом облаке. Всю свою жизнь я мечтаю пожить на розовом облаке... Гулять по бесконечной синеве с золотыми точками и смотреть с высоты на Землю, загаживаемую дрянью под названием Человек!

– Не стесняйся, – ворчит Берюрье.

Он кладет свою грязную фетровую шляпу на соседний табурет. Кожаная подкладка шляпы нарисовала на его лбу желтоватый круг.

– Вижу, начало у нас не слишком удачное, – констатирует он.

Пинюш хочет разделить с нами грусть. Мы даем ему двойное согласие, и он подсаживается ближе.

– Эта история может стоить нам карьеры, – говорит Берюрье как ни в чем не бывало. – Наверху могут простить неудачу, но не прощают, если вас выставили на посмешище.

Он осушает свой стакан с такой быстротой, что я себя спрашиваю, а был ли он когда-нибудь полным.

– В моем квартале меня зовут «Бычья голова»! Меня, Берюрье! – добавляет он. – Даже моя жена и та надо мной издевается!

– Ну это-то не вчера началось, – перебиваю я. – Твоя башка уже давно напоминает бычью, парень... Плюй на них на всех, мы еще отыграемся...

– Ты так думаешь?

– Да. Согласен, случай сунул нас в жуткое дерьмо. Да, нас держат за лопухов, но мы возьмем реванш...

– Ну ты оптимист!

– Это не оптимизм, а воля. Я, представь себе, привык оставлять последнее слово за собой! Моя уверенность его подбадривает.

– Но ведь нет же ничего нового! Как мы найдем ту сволочь, как?..

– Надо ждать, – советует Пино. – Ему придется избавляться от остального...

Я обрушиваю кулак на мраморный столик.

– Нет, мы не будем ждать!

– А чего же нам делать?

– Раз нет никакого следа, мы создадим его сами! Мои помощники разевают глаза размером с лужайку перед Елисейским дворцом.

– Создадим след?

– Совершенно верно... Я щелкаю пальцами.

– Маргарита! Принесите нам на чем писать и сядьте с нами на минутку.

Хозяин забегаловки, толстый бездельник, начинает возникать за своей стойкой. Он говорит, что при таком наплыве клиентов официантка должна обслуживать посетителей, а не рассиживать с ними.

Я ему советую выйти из-за стойки, где он страдает от недостатка двигательной активности, и ненадолго заменить рыженькую.

Он подчиняется, вопя еще сильнее, но от его возражений эффекта не больше, чем от голубиной какашки на куче дерьма. Официантка возвращается с блокнотом в черной обложке с отвратительной бумагой в клеточку и конвертом такого низкого качества, какое только возможно.

– Вас не затруднит написать письмо под мою диктовку, красавица?

Она выглядит удивленной и восторженной.

– Нисколько...

– Тогда садитесь и пишите.

Я протягиваю ей мою авторучку.

– А что ты хочешь, чтобы она написала? – беспокоится Берюрье.

Я отвешиваю ему под столом удар ногой, от которого он бледнеет.

– Постарайся хоть раз в жизни подержать свою пасть закрытой, – советую я. – Ты себе даже не представляешь, как это помогает отдохнуть!

Он замолкает. Пинюш дрожащими пальцами скручивает сигаретку. Когда он заканчивает, табак преспокойно лежит на его штанах, а ему осталось курить только бумажку.

– Я жду... – напоминает о себе Маргарита, бросая на меня огненный взгляд. Я скребу щеку.

– Ладно, поехали... – И диктую: – Господин главный редактор...

Она высовывает кончик розового языка, навевающий на меня мечты, и старательно выводит аккуратным почерком, повторяя:

– Господин... глав... – Она перебивает себя: – Кто?

– Главный редактор!

– Это его фамилия?

– Нет, должность... Он руководит редакцией газеты...

– Какой?

Я раздумываю.

– Адресуем это во «Франс суар». Маргарита встает.

– Тогда я схожу за бумагой получше. Подождите! Эта девочка начинает мне действовать на нервы!

– Не стоит, эта прекрасно подойдет.

– О, тогда...

Она продолжает более острым почерком, потому что раздражена. Я диктую под внимательными взглядами моих помощников:

– В ночь с 30 на 31 марта сего года я находилась на Центральном рынке...

Официантка пишет, потом снова останавливается.

– Это неправда, меня там не было... Я вообще никогда не хожу на Центральный рынок!

– Об этом не беспокойтесь, малышка! Продолжайте.

– Да, но мне бы хотелось узнать, что это означает! – протестует она.

– Вы мне доверяете, да? Взгляд становится бархатным,

– Разумеется.

– Тогда положитесь на меня. В данный момент вы помогаете полиции!

И я продолжаю, твердо решив, что больше не потерплю никаких замечаний:

–...и видела, как некто положил в корзину с коровьими головами сами знаете что!

Я прекрасно сумел почувствовать стиль рыженькой. Радуясь этому, гоню вовсю:

– Я ничего не сказала полиции, потому что не люблю легавых...

– О! – протестует девушка.

Я загоняю вызванный ее чувствами протест обратно ей в горло.

– Ладно, ладно, пишите... и не имею никаких оснований помогать им в их работе. Но вам, если вы заплатите мне небольшую сумму, я расскажу все. Абзац!

– Это тоже писать?

– Нет. Начинайте следующую фразу с новой строки...

– А-а!

– Если мое предложение вас заинтересует... Берюрье, следящий за рождением письма, заглядывая через плечо девушки, считает нужным вставить свое слово:

– "Заинтересует" с двумя "р"! – уверенно заявляет он. Киска смотрит на меня.

– Не слушайте этого жирдяя, моя дорогая... Он учил орфографию за рулем трактора! Обиженный Берюрье заявляет:

– Ну, как хотите. Лично я всегда ставлю два. Я улаживаю инцидент красноречивым пожатием плечами.

–...дайте мне об этом знать объявлением в вашей газете. Тогда я назначу встречу вашему человеку, который и принесет мне бабки.

Она заканчивает писать.

– Подпись ставить?

Я останавливаюсь в нерешительности.

– Как вас зовут?

– Маргарита Матье!

– Тогда подпишите просто: Маргарита М.

– Готово.

– Спасибо. Теперь конверт. Главному редактору «Франс суар», Париж... Хозяин тошниловки теряет терпение.

– Закончили вы свой треп или нет? – рычит он. – Вы за кого принимаете мою официантку? За маркизу де Севинье3, что ли?

– Возвращайтесь к своим обязанностям, дитя мое, – советую я, даю ей щедрые чаевые, но удерживаю за руку. – Скажите, а в котором часу вы заканчиваете свой каторжный труд у этого рабовладельца?

– В четыре часа!

– О'кей... Я буду ждать вас напротив за рулем мой машины. Договорились?

Она в восторге взмахивает ресницами. Подходит кабатчик, выпятив пузо.

– Это меня вы зовете рабовладельцем? – осведомляется он тусклым голосом.

Его пухлая морда бледна, как брюхо дохлой рыбы. Он упирает кулаки в бедра, потому что видел в своей родной провинции, что так делают артисты в пьесах.

– Возможно, – соглашаюсь я. – Здесь ведь нет других рабовладельцев, верно?

– Я не потерплю, чтобы грязный мусор оскорблял меня в моем же доме! – вопит он. – Меня достали эти унижения! Да лучше принимать клошаров, чем легашей!

Я быстрым движением расстегиваю пряжку его ремня, и он едва успевает подхватить брюки.

– Он еще снимает с меня штаны! – завывает продавец горячительных напитков.

Я встаю и сую письмо Маргариты себе в карман.

– Не возникай, а то я натравлю на тебя налоговую службу.

Он решает засмеяться.

– Давайте, только ничего у вас не выйдет!

– Посмотрим! Пинюш хлопает меня по карману:

– И что ты собираешься с этим делать, Сан-А? Я и сам точно не знаю.

– Попытаемся прорвать нарыв... Что получится, то и получится...

– Какие приказы для меня? – спрашивает Берюрье.

– Оплати выпивку и отправляйся на рыбалку до новых распоряжений!

Я их оставляю и иду отдать письмо дежурному полицейскому, попросив отослать его пневмопочтой...

После этого я запираюсь в своем кабинете и звоню на набережную Орфевр моему достойному коллеге комиссару Трануку, ведущему данное дело.

– Это Сан-Антонио, он же Бычья Голова. Он смеется.

– Знаете что, старина, «Франс суар» скоро получит одно письмо, о котором наверняка поставит в известность вас. Не обращайте на него внимания. Это я решил подшутить над писаками. Мне надоело быть мишенью для их острот.

– Хорошо, – обещает Транук.

После нескольких язвительных слов поддержки кладу трубку. Я начал с отчаянного шага, но ведь главное – делать хоть что-нибудь, верно?

Я возвращаюсь домой, напевая ностальгическую мелодию, вызывающую у меня желание оказаться на пляже Лазурного берега!

Фелиси приготовила тушеную телятину, которой я нажираюсь под завязку. После этого я позволяю себе небольшую сиесту, попросив мою славную матушку разбудить меня ровно в три часа, что она и делает.