Партизаны - Маклин Алистер

– Нет, американцы.

– Американцы? В Каире?

– Их там полно. Нас инструктировал кадровый сержант ВМС США, специалист по новейшим шифрам. Он один стоит нескольких британцев.

– Звучит недурно. Теперь я инструктирую вас. Надеюсь, мои указания будут исполнены.

– Указания? Какие указания? – Михаэль взглянул на сестру. – Нам никто не говорил 6 каких-либо указаниях...

– Кое-что скажу прямо сейчас. Выражаюсь более конкретно и ясно. Мои приказы вы должны выполнять беспрекословно. В случае неповиновения я либо покину вас еще в Италии, либо вышвырну за борт в Адриатике, либо мы расстанемся в Югославии. Не стану же я подвергать риску свое собственное дело из-за двух непослушных детишек, которые не в состоянии делать то, что им говорят.

– Непослушных детишек... – Михаэль сжал кулаки. – Вы не имеете право...

– Ошибаетесь, юноша, – вмешательство Лунца в беседу было внезапным и резким. – Майор Петерсен имеет полное право так говорить. Он сказал о летней прогулке по саду, а мог добавить – по детскому саду. Вы молоды, несведущи и самонадеянны. И неважно, присягали вы или нет, но теперь вы солдаты королевской армии Югославии. И как рядовые, обязаны подчиняться приказам своих офицеров.

Молодые люди ничего не возразили ни сейчас, ни даже тогда, когда Петерсен, пройдясь по комнате, проговорил:

– Кроме того, все мы знаем, как наказывают в военное время за неисполнение приказов.

Сидя в служебном автомобиле Лунца, майор вздохнул:

– Боюсь, нам не удалось достичь полного взаимопонимания. Когда мы их покидали, молодые люди пребывали в плохом настроении.

– Не беда, дело поправимое, – отозвался полковник. – Зеленые юнцы, избалованные. В придачу, аристократы. Фон Караяны. Это вам что-нибудь говорит? Фамилия, вроде бы, не югославская...

– Почти наверняка – родом из Словении, потомки австрийцев.

– Возможно и так, – сказал Лунц. – Очевидно лишь то, что они воспитывались в семействе, которое не привыкло исполнять чьи-либо приказы и кому-либо подчиняться. Тем более они не привыкли, чтобы с ними разговаривали в таком тоне, каким говорили вы.

– Полагаю, они быстро научатся этому, – усмехнулся Петерсен.

– Я тоже так полагаю, – промолвил полковник.

Спустя полчаса после возвращения майора в номер отеля «Сплендид» к нему присоединились Джордже и Алекс.

– По крайней мере, мы знаем их фамилию, – сказал Джордже.

– Фон Караян, – повторил Петерсен. – Что удалось выяснить вам?

– Служащий сказал, что не располагает сведениями, откуда гости прибыли. В отель их привез полковник. Клерк без колебаний сообщил номер комнаты, однако предупредил, что если мы желаем нанести визит, то он спросит у них разрешения, потом проводит нас до самых дверей и представит постояльцам. Тогда мы поинтересовались, какие комнаты примыкают к соседнему пустующему номеру. Оказалось это спальни. Наши вопросы иссякли, и мы ушли.

– Иначе говоря, вы напрасно потратили время.

– Нам не привыкать к несправедливости, Петер. Обойдя отель, мы с Алексом поднялись по пожарной лестнице и пробрались по узкому выступу, по очень узкому выступу. Это было чрезвычайно рискованно и опасно, особенно для такого пожилого человека, как я. Головокружительная высота!

– Да, – Петерсен был терпелив. Номер фон Караянов находился на втором этаже. – Что же дальше?

– Влезли на крошечный балкончик. Окна комнаты закрывали тюлевые занавески.

– Сквозь них можно было что-нибудь рассмотреть?

Толстяк кивнул.

– Сквозь занавески можно было великолепно видеть, а сквозь оконные стекла – великолепно слышать. Молодой человек передавал радиосообщение.

– Интересно. Едва ли неожиданно, однако... Азбука Морзе?

– Обычная речь.

– Что же он говорил?

– Я не понял. Очень короткое сообщение. К тому же, язык не европейский. Раньше я его никогда не слышал.

– Кто-нибудь видел вас на пожарной лестнице, выступе здания или балконе?

Джордже попытался изобразить обиду.

– Мой дорогой Петер! – вскричал он.

Майор остановил его взмахом руки.

Немногие могли обращаться к нему по имени, но немногие перед войной обучались в Белградском университете у весьма уважаемого и почтенного профессора Джордже, специализировавшемся на западноевропейских языках. Толстяк владел – не говорил, что владеет, а именно владел по меньшей мере дюжиной иностранных языков. Представление же оп имел о значительно большем количестве.

– Простите, простите, Джордже, – Петерсен оглядел обширные профессорские формы. – Хотя вы утверждаете, что вас никто не заметил, я убежден – к завтрашнему утру, а может быть, даже раньше, полковник Лунц будет знать, что вы и Алекс кружили по близости. Навряд ли его это смутит – от меня он не ожидает ничего другого. Однако полковник не узнает, что юный Михаэль фон Карали вскоре после нашего ухода бросился к рации и передал кому-то некую информацию. Хотелось бы мне знать, какую именно... Немного подумав, Джордже сказал:

– Алекс и я можем выяснить это на катере завтрашней ночью.

Петерсен помотал головой.

– Я обещал полковнику Лунцу доставить их целыми и невредимыми.

– Кто для нас этот полковник? – промолвил толстяк. – И что для него ваше обещание?

– Нам важно доставить этих людей невредимыми.

Джордже с досадой постучал себя по голове.

– Видимо, возрастное, – заметил он.

– Все в порядке, Джордже, – успокоил его Петерсен. – Нормальная профессорская рассеянность.

Полковник Лунц не предоставил в распоряжение Петерсена и его спутников ни почетного «хорха», ни хотя бы мало-мальски приличного автобуса. Они пересекали Италию в кузове обшарпанного грузовика с колесами из литой резины и полностью разбитыми рессорами. Крышей его служил брезент, натянутый на стальных обручах. Если учесть, что температура воздуха в горах была по-настоящему зимней, то поездку можно было в определенном смысле назвать замечательной. Ко всем перечисленным прелестям добавлялось зловоние выхлопных газов, смешивающихся с дымом вонючих сигар Джордже. Щадя обоняние попутчиков, толстяк уселся у заднего борта. В те редкие мгновения, когда он не курил, Джордже то и дело запускал руку в корзину, заполненную бутылками с пивом, которая стояла у его ног. Он держался бодро и казался абсолютно невосприимчивым к холоду. Впрочем, так оно и было – природа снабдила Джордже надежной теплозащитой.

Фон Караяны, одетые в зимние куртки, сидели на жесткой скамье грузовика нахохленные и молчаливые. Это можно было считать естественной реакцией на холод и невообразимую тряску, но Петерсен подумал, что со вчерашнего вечера прошло слишком мало времени, чтобы их обида улеглась. Возможно, причиной их унылого вида стало соседство с Алексом, хмурое мрачное лицо которого не располагало к жизнерадостности и веселью.

В полдень путники остановились пообедать в крохотном высокогорном селении близ Корфиньо. Они покинули Рим в семь утра, за пять часов преодолели лишь сотню миль, хотя, принимая во внимание дряхлость грузовика и запущенное состояние горной дороги, это было совсем неплохо. Еле переставляя затекшие и промерзшие до костей ноги, путешественники не без труда перевалили через откидной борт машины и, очутившись на земле, огляделись.

Селение состояло из нескольких убогих хижин, почтовой конторы и маленькой гостиницы. Соседний Корфиньо мог дать деревушке значительную фору по части удобств и комфорта, но полковник Лунц был патологически помешан на секретности. К тому же, как и большинство старших офицеров вермахта, он скептически относился к своим итальянским союзникам, считая их сплошь предателями и шпионами.

Хозяином гостиницы оказался худой, робкий, едва ли не испуганный человек, что выглядело несколько странным для представителя этой профессии. Явно неловкий официант, назвавшийся Луиджи, после приветствия не издал ни звука. Сама по себе гостиница оказалась довольно неплохой, хотя бы потому, что тут было тепло, пища – сносной, а бутылки с вином и пивом, которым, как всегда, увлекся Джордже, возникали на столе, точно по взмаху волшебной палочки.