Чингиз Абдуллаев - Уйти и не вернуться

— Вот сообщение, — протянул ему листок Беннет, — поступило из Карачи. Убийство Рона Баксея было оплачено пакистанскими контрабандистами, имеющими тесные связи с афганскими моджахедами. Кажется, мы были правы. Кто-то в Пакистане решил поменять партнера, заменив Алимуратом нашего «друга» Нуруллу. А результатом явилось нападение на нашу станцию. Хотя убийца еще не найден.

— Мы так и предполагали, — быстро схватил листок Корнер, на этот раз он сказал «мы», и это не укрылось от Беннета.

— Думаю, вы были правы, когда решили преследовать этого полковника. Наша главная задача — узнать, какую именно операцию готовят здесь русские. А с Алимуратом сегодня будет покончено раз и навсегда, — сказал Беннет, видя, как невольно улыбается Корнер.

Вертолет появился над местом сражения уже через двадцать минут. Державшиеся из последних сил, люди Аюба вдруг заметили надвигавшуюся громадину, внезапно появившуюся над их головами. А затем ударили тяжелые пулеметы и полетели ракеты. Невозможно представить, какая паника поднялась среда головорезов Алимурата, даже не подозревавших о существовании вертолета у противной стороны. Если бы они знали заранее, тогда, конечно, вертолет бы встретили «стингерами» и пулеметами. Но никто и представить не мог, что у Нуруллы может быть такая машина.

За время войны моджахеды привыкли к воздушным атакам внезапно появлявшихся советских самолетов и вертолетов. Получаемые от американцев «стингеры» успешно использовались в этой войне для противостояния вражеской авиации и защиты собственных позиций. Правда, с поставками американцы сильно переборщили. И после окончания войны им пришлось платить за собственное оружие афганским моджахедам, дабы оно не попало в руки террористов и экстремистов.

Невольные свидетели происходившего — Асанов, Кречетов и Чон Дин видели, как безжалостно расстреливают людей Алимурата, как сбрасывают им на голову ракеты, как прижимают их к скалам, уничтожая пулеметным огнем. Асанов сразу понял выгоду этого момента.

— Наш план, — крикнул он, немного подползая к Кречетову.

Тот, кивнув, достал скальпель. Резким и быстрым движением рассек себе кожу на голове, ближе к виску. Волосы почти моментально потемнели от крови. Кречетов поймал брошенный Асановым пакет, сделал себе укол и приложил к ране бинты, сразу окрасившиеся красным цветом.

— Готово, — крикнул он, — теперь все в порядке.

Пакет и скальпель он бросил обратно Асанову.

Они посмотрели друг другу в глаза.

Это было прощание.

Кречетов понимал, что пройдет еще много лет, прежде чем он сможет также спокойно и честно смотреть кому-то в глаза. Асанов понимал, что никогда больше не увидит полковника. Он сделал то, что от него требовали, заплатив за это жизнями нескольких своих офицеров.

Кречетов уходил в неизвестность и отныне его судьба становилась легендой. Легендой, которую узнают, если когда-нибудь узнают, только некоторые офицеры Службы внешней разведки.

Вертолет, сделав круг, дал несколько очередей и по группе Асанова. Это было все, что им требовалось.

— Быстро отходим, — приказал Асанов Чон Дину.

Тот указал на лежавшего Кречетова.

— Кажется, он ранен.

— Отходим, — громче повторил Асанов.

— Понял, — Чон Дин больше не задал ни единого вопроса.

Через двадцать минут перешедшие в атаку люди Аюба обнаружили лежавшего без сознания полковника Кречетова.

Асанов и Чон Дин смогли оторваться от преследователей почти сразу. Бандиты, нашедшие бесчувственного Кречетова, выполнили поставленную перед ними задачу и теперь не торопились преследовать оставшихся членов группы похитителей. Желающих преследовать беглецов не было, и погоню довольно быстро прекратили.

По плану Асанова они должны были идти к северу от Ишкашима и там, высоко в горах, переходить практически никем не охраняемую со стороны Афганистана границу. Но вместо того, чтобы спешить к границе, Асанов решил сделать еще один привал в горах, совсем рядом с Ишкашимом. На всякий случай он хотел еще раз проверить — не появятся ли его офицеры даже после контрольного срока.

Идти в Ишкашим ему было нельзя, и он, скрепя сердце, вновь отправил Чон Дина. После своей громкой победы в городке могли появиться люди Нуруллы, а лекаря, побывавшего в их лагере, многие знали в лицо, запомнив его внешность и походку. Поэтому у Асанова не было никаких иллюзий, и он отправил в Ишкашим Чон Дина.

Капитан шел в город своей привычной, расслабленной походкой, как-то смешно семеня небольшими ногами. Это была типичная походка живущих на севере корейцев, киргизов, китайцев, за одного из которых вполне мог сойти Чон Дин.

За час до условленного срока капитан вошел в город, направляясь в местную чайхану, служившую своеобразным мужским клубом* .

Там уже сидело несколько десятков стариков, неспешно обсуждавших вчерашний бой между людьми Алимурата и Нуруллы. Говорившие склонялись к мысли, что Алимурат, посягнувший на чужое добро, был не прав, а значит, по воле Аллаха получил вполне по заслугам. Кроме всего прочего, здесь, в горах, вообще не любили бандиток

Среди сидевших выделялись и несколько угрюмых мужчин в пестрых халатах и тюбетейках, расположившихся несколько в стороне. Они не принимали участия в общих разговорах, словно их не касалось происходившее в городе.

Это были люди Абу-Кадыра, вынужденные эмигранты, проигравшие гражданскую войну на своей родине и теперь проживающие в соседней стране. Заросшие черными, давно не ухоженными бородами, они пугали горцев, привыкших к терпимости и религиозной сдержанности. В этих горах можно было встретить мусульман-суннитов и мусульман-шиитов, бахаистов и кришнаитов, буддастов и христиан. В многонациональных государствах религиозная терпимость и уважение национального достоинства любого народа есть просто необходимое условие для существования данного государства.

Чон Дин, вошедший в чайхану, когда там уже сидело довольно много людей, выбрал себе пустой столик, стоявший почти у самых дверей. Спустя некоторое время к нему подсел какой-то старик, молча, кивнувший головой в знак приветствия. Старик пил чай молча и не произнес с момента своего появления ни слова. И лишь выпив две пиалы чая, традиционные таджикские чаши, подаваемые вместо стаканов, он вздохнул.

— Тяжелая жизнь настала в наших горах.

— Да, — осторожно согласился Чон Дин.

— Вот уже сколько лет убивают, а никак кончить не могут. Люди привыкли к виду крови, — покачал головой старик.

— Это война, — понимающе — пожал плечами Чон Дин.

— Это наши души, — возразил старик, — мы ожесточились. Разве мы раньше отрубывали головы пленным, разве мучили женщин и детей?

— Мы сильно изменились, — согласился Чон Дин, — но женщин и детей нельзя мучить. Это большой грех.

— Да, — кивнул старик, — а вчера, когда эти безбожники стреляли друг в друга, столько молодых людей, совсем детей, погибло. И никто не сказал ничего, словно так и должно быть.

— Это вертолет, «летающая машина», — решил показать свою осведомленность Чон Дин.

— Это наши больные души, — снова назидательно произнес старик, — и ничего нам больше не поможет.

— Может быть, Аллах еще сжалится над нами, — Чон Дин посмотрел на часы, до условного момента встречи оставалось двадцать минут.

— Аллах отвернулся от нас за наши грехи. Вот недавно мой сосед привел домой молодую жену, — продолжал неспешно старик, словно рассуждая сам с собой, — а никто не знает откуда взялась эта женщина, кто она такая, где она была раньше. Просто она была в горах, и мой сосед решил ее забрать. Но мы все были против. Мы не знаем, кто она такая. Может, эта женщина убила своего мужа. А может, она была раньше недостойной тварью, которые торгуют собой на базарах Кабула, да накажет их Аллах за их нечестивые деяния. Мы не знаем. А раз не знаем, то и не верим. А раз не верим, то не должны брать в свой дом. Ибо есть она порождение Иблиса, и грех идет от женщины.

— А когда он привел ее к себе? — спросил заинтересовавшийся Чон Дин.

— Пять месяцев назад, — охотно ответил старик, — но мы до сих пор ничего о ней не знаем.

Чон Дин неслышно перевел дыхание. Это была явно не Падерина.

— Благодарю тебя, добрый человек. Прощай, — встал он, поправляя свой халат.

— Да пошлет Аллах тебе хорошую дорогу и счастливый путь, — пожелал старик.

Чон Дин вышел из чайханы. Он, занятый разговором со стариком, не заметил, как на него смотрел из другого конца чайной один из посетителей. Едва Чон Дин вышел, как посетитель быстро вскочил и что-то пробормотав двум своим товарищам, поспешил к выходу. За ним потянулись и его друзья.

В три часа дня на площади даже в горах никого не бывает. Закрыты все лавки, не слышно человеческих голосов. В жарких странах люди предпочитают отдыхать в это время. А горцы^если не работают, то также отдыхают и поэтому трудно встретить человека на улицах Ишкашима.