Андрей Поповский - Третий раунд

— А чего же тут трудного? — удивился Иосиф Карлович, — я же сам предложил — и мне будет веселей, и тебе будет намного полезней, чем самому по учебникам заниматься. Да и руководству колонии нравится, когда осужденные полезным делом занимаются, а не дурью какой-нибудь маются. Я вот еще с Юрием Петровичем — замом начальника колонии по воспитательной части — поговорю, ему это обязательно должно понравиться, это ведь часть воспитательной работы.

— Тогда заметано, когда можно приступать к обучению?

— А давай прямо завтра и начнем. Ты приходи сюда сразу после работы.

Егор вышел из библиотеки с книжкой под мышкой и не спеша пошёл в расположение своего отряда.

— Эй, Каратила!

Егор оглянулся. От здания котельной, мимо которого он проходил, ему махал рукой парень, с которым он пришел вместе по этапу. Это был Муха — худощавый, весь разболтанный, как на шарнирах, вор-карманник из блатных. Рядом с Мухой стоял незнакомый Егору тощий, похожий на скелет мужчина, на вид лет пятидесяти от роду.

— Каратила, иди сюда, дело есть, — еще раз просемафорил ему Муха и увидев, что Егор отреагировал на его призыв, скрылся вместе со своим спутником за углом здания.

Егор, про себя удивляясь, чего от него нужно Мухе, с которым они никогда особо не общались, свернул с дорожки и, обойдя аккуратно постриженные кусты, зашел за угол.

— Держи краба, — Муха первым протянул Егору руку и кивнул на стоящего рядом незнакомца: — это Киря.

Незнакомый мужчина благосклонно кивнул Егору и пожал протянутую ему руку. Вялая и бледная кисть Кири, густо пронизанная сеткой синюшних вен, была сплошь украшена вытатуированными перстнями. Из-под черной рубахи Кири, расстегнутой до середины груди, виднелся мастерски вытатуированный многокупольный храм. Такой храм — верный признак, указывающий на то, что перед Егором стоял матерый рецидивист, занимающий высокое положение в воровской иерархии.

— Ты че, от жидяры-библиотекаря идешь, что ли? — Муха ловко выудил у Егора из-под мышки книжку и, шевеля губами, прочитал название: — «Фи-финансист». У-у-у, это что же, про бухгалтера книжка, да?

— Во-первых, не от жидяры, а из библиотеки, от Иосифа Карловича, — сердито буркнул ему Егор, забирая книгу обратно. — Чего тебе надо-то?

— Да ладно тебе, блин. Жидяра, он и есть жидяра. Устроился лысый хрен на теплое место при библиотеке и в член не дует. Ладно, фиг с ним, с тобой вот человек хотел поговорить. — Муха кивнул в сторону Кири, который, стоя немного в сторонке и нахохлившись, как филин, молча рассматривал Егора из-под полуприкрытых век.

— Муха, ты давай иди-ка, погуляй немного, — сиплым прокуренным голосом тихо прошелестел Киря. — Мы тут с Каратилой сами, с глазу на глаз, перетрем одно дельце.

Муха в момент испарился, будто тут его никогда и не было, а Егор, в свою очередь, молча уставился на изучающего его Кирю. Матерый уголовник теперь уже не был похож на птицу. Сейчас он напомнил Егору ядовитую змею, вылезшую погреться на солнышко. Со стороны кажется, что она сонная и обманчиво медлительная, но попробуй-ка потревожь ее покой, и она, как сжатая до отказа тугая пружина, тут же взовьется в смертельном броске. От тщедушного на вид уголовника явно веяло затаенной смертельной угрозой. Егору подумалось, что вот так же спокойно, не изменив выражение своих блеклых рыбьих глаз, тот может в любой момент сунуть ему заточку в бок. Хоть вроде бы и не за что, а все равно — рядом с таким типом расслабляться не стоит.

— Давай-ка мы с тобой присядем, нам тут маячить у всех на виду незачем, — наконец просипел Киря и, подавая пример, первым уселся на корточки, привычно выставив выпрямленные в локтях руки на колени.

По всему было видно, что в случае нужды он спокойно сможет сидеть в такой позе часами. Пересылки, на которых охрана подолгу заставляет зэков сидеть на корточках, когда упавших поднимают дубинками, а на вставшего запросто могут спустить собак или просто пристрелить за якобы попытку побега, дают надёжную выучку. Егор, не проронив не слова, сел рядом и вопросительно поднял брови, давая понять собеседнику, что пора бы уже переходить к делу.

— Слышал я, как в карантине ты двух Ляховских козлов отмудохал, — сплюнув себе под ноги, начал Киря. — За это тебе душевно, давно пора этот козлятник сраный на уши поставить. Мы тут пробили про тебя информацию. Вроде ты пацан путевый, не нашей блатной масти, но и в косяках никаких не замечен. Наоборот, даже заслуги у тебя есть перед обществом. В Доме во Владике ты себя вел достойно, козлячью пресс-хату опять же разнес и в карцере не сломался. В общем, братуха, есть у нас к тебе предложение.

— У нас — это у кого? — осторожно уточнил Егор.

— У бродяг и честных арестантов, — криво усмехнулся Киря, обнажив желтые прокуренные зубы. — Понятно, о ком я?

— Ну так, в общих чертах, — кивнул Егор. — А какое предложение-то?

— Ты, наверное, и сам видишь, какой беспредел сейчас на зоне твориться. Как «козлы» издеваются тут над мужиками, как они шакалят перед хозяином и попирают нашу воровскую идею. Сейчас всем путевым пацанам нужно определиться, на чьей они стороне. Ты хоть не из блатных, а из спортсменов, но в «козлы» не пошел, хотя Бес тебя уже уфаловывал пойти под его начало. Ведь так?

— Так, — согласился Егор, недоумевая про себя, откуда Киря знает о сути его разговора с Бесом. Видеть их учебную схватку, а потом заметить, что они о чем-то говорили, могли многие. А вот слышать, о чем был этот разговор, могли только он сам Бес и, может быть, двое его подручных, отиравшихся в этот момент неподалеку.

— А значит, ты пацан правильный, с совестью, раз не подписался за неправое дело. Поэтому мы в блаткомитете и решили тебя подтянуть к себе. Покажешь себя с хорошей стороны — и будешь здесь не последним человеком, а там, глядишь, и по жизни у тебя все будет нормально, потому как здесь собрались люди известные в тюремном мире и наши рекомендации весьма дорого стоят. Здесь все решают дела, сделаешь дело для общего блага — и будет у тебя свой заработанный авторитет. А с авторитетом, братуха, оно по жизни намного лучше, чем без него.

Егор задумался. Слова Кири о беспределе на зоне его не ввели в заблуждение. Подручные Ляха и правда выполняли обязанности надсмотрщиков и приглядывали за порядком в зоне, не забывая при этом свой интерес, но, за редкими исключениями, явного беспредела по отношению к другим осужденным они не допускали. Для «идейных» блатных здесь и вправду было тяжеловато, настощий бродяга не должен вкалывать на Хозяина — ему это западло. Раньше, до воцарения Ляха на зоне, блатные под разными предлогами категорически отказывались выходить в «промку» работать, но после того, как Мазая и нескольких самых одиозных отрицал раскидали по другим зонам, а верхушку блаткомитета закатали в ШИЗО, объединенные Ляхом спортсмены сумели навязать оставшимся блатным свои порядки. Пока только Зяма, тот же Киря и еще несколько блатных держали марку и не выходили на промку, предпочитая время от времени отсиживаться в ШИЗО. Для основной же массы осужденных ничего особо не изменилось. У мужиков вольностей, конечно, было поменьше, чем на черных «зонах», но жить было вполне можно. Другое дело, что из-за общей хреновой экономической ситуации в стране и на воле-то особо жрать было нечего, а уж о том, как приходилось крутиться тюремной администрации, чтобы хоть как-то обеспечить более-менее сносной едой поднадзорный контингент, можно было только догадываться.

На зоне работало несколько различных производств, от пошива рукавиц до мебельного цеха, продукция которых находила на воле хоть какой-то сбыт, но львиную долю денежных поступлений давало именно мебельное производство. Нормативы расхода различных комплектующих, фурнитуры и особенно древесины, рассчитанные еще в благословенные советские времена, позволяли грамотному хозяйственнику, наряду с выполнением официального плана, до трети продукции гнать леваком. «Усушка», «утруска» и «некомплект» — эти волшебные слова позволяли скрыть от чужого глаза довольно масштабные хищения. Естественно, что часть образовавшихся неподотчетных денег уходила администрации, закрывавшей глаза на некоторые несообразности в учете готовой продукции, а часть шла на улучшение бытовых условий основной массы осужденных, что было одним из условий, поставленных смотрящему лично Хозяином. Именно с этих денег воровской общак ежемесячно пополнялся на весьма приличную сумму. С переходом власти в руки Ляха, блатные потеряли очень важный источник финансирования. Лях сам назначил себя новым смотрящим, расставил везде своих людей и организовал свой бандитский общак. Недаром говорят, что самый болезненный удар — это удар по карману. Выдернув из-под блатных рычаги управления зоной, Лях нажил себе смертельных врагов и их ответный удар был только делом времени.