Петр Катериничев - Огонь на поражение

— А может, он тебе «пустышку» сунул за кругленькую сумму?

— Видишь ли, Додо… У меня — репутация. Меня стараются не обманывать.

— И что, по-твоему, в этом Досье?

— А по-твоему?

— Я уверен, его вообще нет.

— Додо, из тебя хороший бы игрок в покер получился.

— Взаимно.

— Думаю, в Досье информация, а не логарифмические таблицы. На людей политики, власти, бизнеса.

— И зачем это тебе?

Герцог рассмеялся. На этот раз абсолютно искренне.

— Все это — мои потенциальные заказчики. И — клиенты. «Цели». Как ты понял, то, станет ли персона «заказчиком» или «клиентом», — зависит от обстоятельств.

Досье даст мне возможность самому находить заказы и, естественно, облегчит их выполнение. Этому Досье — цены нет… Знаешь, что самое опасное в моей профессии?

— Контакты.

— Вот именно. Возможность минуя посредников выйти на заказчика сделает меня неуязвимым. Абсолютно. Невидимкой. Мне нужен будет только один человек, непосредственный контакте?… Тот, что будет выполнять поручения. У меня на него будет выход, у него на меня — нет.

— Деньги…

— Да. Момент получения денег в любом случае уязвим.

Но это уже — дело техники.

— Не, ты не Робин Гуд. Скорее Юрий Деточкин образца конца тысячелетия. В смертельном варианте. Может, часть денег детдомам начнешь перечислять? Или — на строительство храмов?.. Как ты сумел скоординировать действия по четырем убийствам?

— Меня выводили. А после крайнего пришлось освободиться от опекуна. И — уходить. Тебя что, детали интересуют?

О том, что меня интересует, я молчу. Ибо от этого зависит моя жизнь. И жизнь Круза. Я просто думаю.

— Где Досье, Додо?

— Их нет.

Нет?

— Досье находилось в трех дискетах. Дискеты — в «форде». Который успешно рванул полчаса тому…

— Значит, ты нашел их…

— Значит, так.

— И уничтожил…

— Это без балды. Герцог снова смеется.

— Додо, ты врешь. Досье было твоим козырем, который ты играл для спасения вот этого парня. — Он кивает на Круза. — Не вытащив его, ты не станешь уничтожать дискеты. А ты его еще не вытащил… Ты понял меня?

Естественно, понял. Он мне не верит, а мне и не нужно, чтобы он верил. Это первое.

Второе, и более важное: я не верю ему.

Я не верю, что он в одиночку сумел просчитать ситуацию, убрать тихо четверых людей Марика… Я не верю, что он самостоятельно вычислил место моего контакта с Глинским. Или его подвели люди Организации, работающие Марика (люди крепыша?), или кто-то в Организации, решивший, как и двое покойных, работать на себя, или…

Охотников на Досье найдется много. И заплатят они деньги очень значительные. Огромные. Любая из разведок любой страны. Группа влиятельных криминалов. И, наконец, российские национал-олигархи…

Так что тезис об использовании Досье как справочника для поиска заказчиков и «целей» для киллера и даже группы киллеров — туфта. Резон в этом, конечно, есть, мотивировка у Герцога крепкая, — вот только использовать Досье так — это все равно, что гвозди компьютером забивать. Или, употребляя старинную метафору, — топить печку ассигнациями. Причем крупными купюрами. С портретом этого самого Стивена Гровера Кливленда, двадцать второго и двадцать четвертого президента США. А Гунн — вовсе не дурак. Значит…

— Решай, Додо. Хотя — выбирать тебе не из чего. Ты меня хорошо знаешь.

Знаю… «Цель — это цель. И ничего больше».

— Хорошо. Я отдам Досье. Но сначала отправим Круза.

— Куда?

— Ко мне домой.

— А где дискеты?

— Это я скажу тебе после.

— Ну что ж, поехали. Только не быстро. И — без фокусов. За двадцать сотых секунды я успеваю выстрелить даже не дважды…

Торможу, не доезжая до дома. Набираю из машины номер. Трубку берет Алла.

— Алка, привет, не называй меня.

— Да?

— Толик дома?

— Ага.

— Выйдите вместе, только быстро.

— Ага. Поняла. Оборачиваюсь к Гунну:

— Я вытащу Круза?

— Валяй.

Ни на какие хитрости я пускаться не собираюсь. Ибо понимаю, что за двадцать сотых секунды он успеет выстрелить и четырежды.

Появляется Алка. Одна.

— А Толик?

— Да здеся .я! — Толик подходит к машине сзади, в руке — увесистая «фомка».

— Чего, пьяный, что ли? А я подумал, грешным делом, приключилось чего, вот, через подвал вылез и «дуру» прихватил…

— Говори меньше, подхватывай!

— Да у него это, вроде ступни нету…

— Обеих ног. Протезы.

— А-а…

— Слушай, Толик… Позвонишь по телефону, но из автомата, — называю номер одними губами, — спросишь Крутова, скажешь, чтобы прислал для этого парня охрану. И — врачей.

— Да зачем врачей, мы с Алкой его сами отходим, опыт — слава Богу.

— Скажешь, наркотическое отправление. Все. Алка, подхватывай!

— Слушай, Олег…

— Номер запомнил?

— Да.

— Ну и с Богом.

— А ты…

— Видишь, приятель в машине…

— Тоже это… наркоман?

— Хуже…

Возвращаюсь в авто, слыша вслед недоуменное Толиково: «А чего хуже-то бывает?..»

…В квартиру Сашки Регента поднимаемся по лестнице. Гунн разумно рассудил: лифт слишком замкнутое пространство для нас двоих. Если он и успеет выстрелить, я успею прыгнуть… До этажа доехали бы два остывающих «жмурика» с признаками насильственной смерти.

Гунн держится на достаточном расстоянии.

«Цель — это цель. И — ничего больше…»

Но уж это — кому как…

Открываю дверь, прохожу в квартиру. Тело Регента там же, на кровати, прикрытое простыней. Труп крепыша — в углу.

— Кто-то здесь играл в войну, — спокойно констатирует Гунн. Внимательно смотрит на компьютер:

— Так где дискеты?

Открываю шкаф-секретер и широким жестом хозяина сокровищ провожу вдоль четырех заполненных дискетами рядов.

— Здесь.

Искать нужные, не зная ключа-кода, Гунн может всю оставшуюся жизнь. У Регента получилось бы быстрее. Много быстрее. Вот только его нет. К тому же гений и злодейство — две вещи несовместные…

— Показывай.

Гунн стоит в дальнем конце комнаты. Руки — в карманах, на рукоятках пистолетов.

— Одно «но», Герцог. Моя жизнь тоже чего-то стоит. По крайней мере для меня. Нужны гарантии.

— Гарантия у меня одна — честное слово.

— И ему можно верить?

— Да. Я такой же, как и ты, — произносит Гунн, глядя мне прямо в глаза.

«Только другой». — думаю я.

Вытаскиваю из ряда дискет три нужные. Вставляю в дисковод — тот, что для лазерных дисков-накопителей. Набираю ключевое слово: «Гудвин».

Проходит с полминуты, и на экране появляется название файлов. Информация распределена по видам деятельности: «Политика», «Бизнес», «Армия», «Разведка»…

Есть даже «Спорт». Другое обслуживание — по регионам стран СНГ.

— Для входа в файлы нужны специальные коды? — спрашивает Гунн.

— Нет.

— Я буду называть, а ты — показывай. Выборочно.

— Ага.

Гунна можно понять: он боится, что ему подсунут «куклу». То есть я мог переписать отдельные части информации на другие дискеты. Мог бы. Если бы имел время.

Работаем мы минут двадцать. Я скинул пиджак, и все равно жарко. Рубашка липнет к спине…

Какие люди, в каких чинах!..

Гунн ближе не подходит. Ну да, он никогда не жаловался на зрение…

— Что в остальных двух?

— Тоже информация. Частью научно-исследовательская. Частью — на людей…

— Показывай.

Меняю дискету.

Пальцы бегают по клавишам.

Спина — мокрая.

— Третью, — командует Гунн.

Показываю. — Все. Сейчас. Если я ошибся — мне конец.

Удар в спину горяч и остр, словно раскаленный штык. Падаю лицом на стол, чувствую, как сознание меркнет, и в мозгу мерцает только одно слово: «Жалко…»

Гунн наблюдает, как на рубашке Дронова, слева, расползается красное пятно.

Опускает кольт.

— Ты ошибся, Додо. Этот патрон был не крайним. Он был последним.

Обтирает платком рукоятку, подходит к трупу крепыша, вкладывает револьвер ему в руку.

Подходит к стулу, на котором застыл Дронов.

— Сегодня не твой день, Додо. А скорее всего, и не твой век.

Аккуратно берет две дискеты, тянется за третьей — достать из дисковода…

От удара под колено падает на пол. Вскакивает, словно мячик, бросается на вставшего со стула Олега. Встречный удар Дронова, жесткий, кулаком в лицо, попросту отбрасывает Гунна в конец комнаты. С размаху он падает затылком на батарею отопления, и тело его безжизненно сползает на пол. Стекленеющие зрачки безразлично отражают свет.

Дронов подходит, прикрывает мертвецу веки.

— Если сейчас не мой век, то не твой — и подавно.

Боль в спине жуткая. Пуля засела где-то между ребер, а тридцать восьмой калибр — это тебе не изюминка.

Выхолощенный патрон осечки не дал. Но шкуру мне попортил. Больше всего я боялся двух вещей: Гунн выстрелит в голову, эта пуля череп просто не пробьет, и тогда он добавит из чего-то более существенного. Например, из «вальтера» или «тишака». Вторая — что он сразу применит пистолет. По непонятной мне причине Гунн всегда терпеть не мог именно револьверы.