Виктор Кнут - Удар молнии

— Я говорила этому Магоматову, — ломала руки Татьяна, — чтобы они оставили меня и девчонок в покое, чтобы все спрашивали с тебя. Я даже просила, чтобы они тебя куда-нибудь увезли, чтобы тебя прибили. Но они только смеются и грозятся, что с твоими долгами будем расплачиваться мы. Страшно сказать, но Салман предупредил меня, что за эти долги он возьмет Ларису в наложницы. А если я обращусь в милицию, то нас всех перережут, и никто не найдет даже следа. Я не могу больше жить на вулкане, у меня давно язва желудка. Мне нужен защитник, опора, мужик, наконец, потому что ты, импотент, ни на что не способен уже больше трех лет. А я молодая! Я еще молодая!

Все сводилось к тому, что на мое место готовится заступить Валера. Он будет носить в дом деньги, он будет регулярно трахать Татьяну, он как следует шуганет зарвавшихся осетинов. Его любят девчонки, он крепко стоит на ногах в этой жизни. Как дуб («Дуб и есть», — думал я.). Найдется, на что опереться.

Все это напоминало мне сцены из жизни «Вороньей слободки». Те же злые разборки на коммунальной кухне, тот же счастливый соперник, к которому от меня уходит жена. Я сам — Васисуалий Лоханкин. Скоро меня распнут на полу и начнут мочалить о меня розги…

— Ты будешь жить в другом месте, — зачитывала мне приговор Татьяна. — Здесь твое присутствие терпеть никто не намерен. Ни мы, ни соседи. Для всех ты давно уже как геморрой, и дверь в квартиру тебе больше никто не откроет. А ключи ты давно потерял. Так вот, у Валеры есть будка на огороде около Пулкова. С печкой, с кроватью, с необходимой посудой. Поживешь там, поохраняешь картошку. Оттуда будешь ездить на работу в свои парники — это даже ближе, чем от нашего дома. Я по-прежнему буду получать за тебя зарплату, и на эти деньги мы станем снабжать тебя фуражом.

«”Фуражом”, - отметил я. — Словно лошадь. Удачное она подобрала словечко».

Татьяна замолчала. Валера беспокойно ерзал на стуле. Они ждали моей реакции.

— Ладно, — безразлично проскрипел я. — Ясогласен. Буду жить в будке. Купите, пожалуйста, мне похмелиться.

— Щас принесу, — плеснул елеем на мои раны довольный таким скорым исходом дела Валера. — Щас похмелишься. Ты только не думай, Славка… Никто не собирается тебя выгонять. Поживешь на природе до осени, отдохнешь, поправишь здоровье. А потом мы тебя заберем, когда здесь все утрясется. Ведь из квартиры тебя никто не выписывает, ты же не бомж. Таня даже не собирается с тобой разводиться.

— Принеси похмелиться. — Перед глазами плыли огненные круги. Все, что говорил мне сейчас Валера, обращалось в моем воспаленном мозгу в какофонию булькающих, словно кипящая смола, звуков. — Принеси-и-и же, пожалуйста!

Мой счастливый соперник резво поднялся со стула, смахнув на пол Ларисин купальник, и устремился вон.

— Щас, щас будет тебе бутылка!..

— А девочки знают? — спросил я у Татьяны, когда он вышел из комнаты.

— Да. Лариса довольна, она от тебя очень устала. Полина, если честно, колеблется. Ей тебя жалко. Она еще не понимает, что так будет лучше. Мы сначала хотели отправить тебя в больницу, но… Ты же сам понимаешь: вернешься через сорок пять суток — там дольше не держат, — и все начнется по новой.

— Да, по новой… — пробормотал я и, закрыв глаза, стал размышлять о том, долго ли пробегает за водкой Валера. И долго ли мне еще суждено неуклюже топтаться по этой бренной земле. Огородная будка с печкой и необходимой посудой весьма похожа на дно, которого я наконец достиг. На то, чтобы всплыть на поверхность с этого дна, у меня уже не осталось силенок. Так что, перспектива одна. Перспектива, которая ясна для меня, как день.

Скоро я сдохну! Я уже вышел на финишную прямую. Впереди уже замаячила костлявая старуха с косой. С каждой секундой она подступает ко хмне все ближе. Она все растет и растет. Еще чуть-чуть и она заполнит собой весь горизонт. До встречи с ней у меня осталось совсем мало времени.

Я лежал на диване, мечтал об обещанной мне бутылке; о том, что уже совсем скоро я перейду в мир иной — неизвестный мне мир, где у меня, возможно, появится шанс на новую жизнь. А Костлявая уже собрала чемоданы и выдвинулась в поход. Она спешила ко мне. Она не могла опоздать. Она очень хотела лично пригласить меня в гости.

Рано утром, очухавшись после выпитой накануне бутылки, которую мне подарил Валера, я обнаружил, что Татьяна, уже не таясь, перебралась к нему на ночь. Я скрючился у себя на раскладушке и четыре часа глухо вздыхал и тихо страдал от ревности, пока меня не побеспокоила младшая дочка.

— Иди завтракать, пап. Уже десять часов, — сообщила она, приоткрыв дверь в нашу с Татьяной тесную спаленку.

Я не стал бриться, я не стал чистить зубы, я отказался от бутербродов с плавленым сыром. Я осилил только две чашки горячего чая, наблюдая за тем, как моя экс-супруга суетится по комнате, собирая в рюкзак мои шмотки.

Лариса засунула в целлофановый пакет купальник и пляжное полотенце, пискнула:

— Я пошла. — И направилась к двери.

— Попрощайся хоть с папой, — оторвалась от моих пожитков Татьяна.

— До свидания, Леонидыч. Удачи тебе. — На лице ни тени эмоций. Я для нее — пустое место.

— Спасибо, дочка. Не поминай меня лихом.

Вот так все просто и буднично. Словно я отправляюсь не в ссылку, а на пару недель в санаторий по профсоюзной путевке. Правда, ссылка моя не в Сибирь, а всего лишь за пятнадцать километров от дома. Но вряд ли мне удастся преодолеть эти несчастные километры и вернуться назад. К дочкам. К Татьяне… Все! Я отрезанный ломоть! Сегодня генеральная репетиция моих похорон…

До Пулкова мы доехали на дряхлом Валерином «опеле». Он за рулем. Рядом Татьяна. Я на заднем сиденье в обнимку с бутылкой пива и своим рюкзаком. К самой будке «опель» подобраться не смог, и метров сто от машины мы шли по узкой меже.

Валера отомкнул массивный висячий замок и торжественно протянул мне ключ.

— Держи, — сказал он. — Найди место, где его будешь прятать. С собой не бери. Потеряешь.

В будке я обнаружил большую печку-плиту, сложенную из кирпича, запас угля в коробке от телевизора «Радуга», полутораспальную тахту, старый кухонный столик с керосиновой лампой и стопкой тарелок и, что самое радостное, несколько перетянутых бечевками пачек потрепанных книг.

— Читай на здоровье. — Валера заметил, что я с интересом разглядываю эту маленькую библиотеку. — Сковородка… кастрюли… топор… За водой здесь ходить совсем близко. — В качестве чичероне он чувствовал себя очень уверенно, а когда Татьяна вышла из будки на улицу, даже подпустил в экскурсию немного экзотики: — Раньше я возил сюда девок. Эх, чего только эта кроватка не повидала, какие только скачки на ней не устраивали. Однажды я развлекался здесь сразу с тремя, и одна из них была толстой…

Мне это было не интересно, и я вышел на улицу. Татьяна обследовала соседние огороды.

— А здесь есть смородина и крыжовник, — крикнула она мне. — Будешь есть витамины. Боже, как хорошо! Совсем как на даче. Славик, я даже тебе завидую.

Вранье. Мне сейчас мог завидовать разве что сумасшедший.

— Завтра суббота, — продолжала Татьяна. — Здесь будет полно народа, не соскучишься. Не забудь только, что к пяти часам тебе на работу.

Валера принес воды, растопил печку. Татьяна развесила на гвоздях, вбитых в стены, мое заношенное тряпье, принесла из машины трехлитровую "банку с куриным супом.

— Хлеб… колбаса… огурцы… котлеты… сахар… чай… макароны… — перечисляла она. — Кажется, ничего не забыли. Славик, по-большому ходи подальше, вон в те кусты… Ой, какая собачка!

Около будки, виляя крысиным хвостом, стоял коренастый стаффордширский терьер. Без ошейника и без признаков хозяев в обозримом пространстве.

— Маленький, ты один? Ты заблудился? Ты потерялся? — Татьяна выскочила на улицу, но подойти к собаке боялась. — Наверное, ты хочешь кушать?

Я молча достал из миски котлету и протянул ее стаффордширу. Еще котлету… Еще… Кусок колбасы…

— Видишь, Славка, теперь тебе будет здесь веселее. — Валера наблюдал за тем, как мой «фураж» исчезает в ненасытном чреве собаки. — Остается придумать ему название.

Он хотел сказать «кличку». Что же, придумаю. Теперь для этого у меня много времени.

— Поезжайте, — попросил я. — Чего вам здесь делать?

Стаффордшир отправился обследовать будку.

— Смотри, чтобы он тебя не загрыз. — Татьяна подошла ко мне и провела ладонью по моей трехдневной щетине. — Небритый. Побрейся завтра перед работой. И обязательно позвони мне оттуда. Мы приедем к тебе в понедельник.

— Все, уезжайте… — Я отодвинул ее от себя.

— Не обижайся, Славка. — Валера протянул мне на прощание руку. — Не держи зла. Мы же хотим как лучше.

Он обнял Татьяну за плечи, и они не спеша пошли по направлению к «Опелю». Межа была слишком узкой. Татьяна высвободилась, пропустила Валеру вперед. Возле машины она обернулась и помахала рукой.