Александр Бушков - Пиранья. Бродячее сокровище

Нужныйдом располагался на другой стороне площади, фасадом к ней, – но Мазур даже не посмотрел в его сторону, потому что время уже наступило неурочное. Ощущая некоторое нетерпение – интересно, первый он добрался или кто-то из ребят опередил? – он направился прямиком к двухэтажному отелю, построенному из того же бурого кирпича. Потемневшая вывеска на сей раз не могла поставить в тупик даже Мазура, знавшего по-испански лишь пяток самых известных слов. Во-первых, ему подробно рассказали об этом именно отеле, а, во-вторых, не нужно быть завзятым полиглотом, чтобы сообразить, что означает надпись «Hotel Eldorado». Тоже мне, бином Ньютона…

По обе стороны входной двери – невысокое крылечко, обе стеклянные половинки двери расписаны потемневшими цветами и узорами – горели неяркие желтые шары на древних витых кронштейнах. Мазур повернул ручку и вошел в обширный вестибюль, тускло освещенный, с потертым ковром под ногами и массивными, неподъемными креслами, обтянутыми потускневшей материей. Тихо, и пылью пахнет.

В дальнем конце вестибюля на старомодной конторке горела настольная лампа с сиреневым стеклянным абажуром, по первому впечатлению, ровесница военного монумента, а за ней в ленивой позе восседал индивидуум немногим моложе и лампы, и монумента, взиравший на Мазура с философским спокойствием счастливца, измерявшего время не часами и даже не веками, а, пожалуй что, геологическими периодами. Полное впечатление, что человек с таким лицом и не подозревает о существовании столь мизерных отрезков, как минуты и часы. Было в старике нечто от изначальной и вечной египетской пирамиды.

Он так и не шелохнулся, пока Мазур преодолевал обширный полутемный вестибюль. Лишь когда вошедший, непринужденно опершись локтями на широкую стойку, выжидательно пожал плечами, старик вяло произнес пару фраз по-испански.

– Нон абла эспаньоль[3], – пустил в ход Мазур одну из немногочисленных домашних заготовок. – Может быть, вы говорите по-английски?

– Конечно, сеньор, – сказал старик на том же наречии. – Как я догадываюсь, вы хотите снять номер?

Перед лицом такой проницательности Мазур даже не попытался уверять, будто ищет, где можно подковать лошадь или купить прогулочную яхту. И кивнул, стараясь придать себе столь же философский вид никуда не спешащего человека.

– Надолго?

– Для начала – дня на три, – сказал Мазур.

– Ваш багаж прибудет?

Мазур мотнул головой и, не вдаваясь в долгие объяснения, продемонстрировал тощий рюкзак.

– Шестьдесят долларов, – сообщил старикан. – Тысяча извинений, сеньор, но у нас полагается платить вперед...

Цена, как тут же сообразил прошедший горнило вдумчивых инструктажей Мазур, была безбожно задранной, но спорить не приходилось. Наверняка высокая плата была чем-то вроде своеобразной страховки – всякого можно ждать от вышедших из джунглей бродяг: чего доброго, по пьянке апартамент спалит или засунет под кровать полкило контрабандного кокаина, так что хозяин потом на взятки полиции разорится...

А посему Мазур без всякой торговли достал рулончик «гринбеков», освободил его от резинки, отсчитал четыре десятки и четыре пятерки, придвинул деньги к старикану. Тот без всякого проворства, без тени алчности лениво смахнул их в выдвинутый со скрипом ящик стола, осведомился:

– Надеюсь, документы у сеньора в порядке?

– И паспорт, и виза, – Мазур сделал ленивое движение рукой к внутреннему карману. – Желаете взглянуть?

Старик поднял ладонь:

– К чему мне, сеньор, я же не полицейский... Если документы в порядке – буэно[4]. У нас цивилизованная страна, и полиция не любит людей без документов. У вас же самого будут неприятности, если что не так... Места у нас своеобразные, и народец попадается тоже... своеобразный. Слышали, что вчера случилось на американской базе?

– Слышал что-то краем уха, – сказал Мазур. Ухмыльнулся: – Ну, уж тут-то я решительно ни при чем...

– И слава богу, сеньор, и слава богу, – протянул старик. – От таких вещей нужно держаться подальше. Утром в ту сторону прошла колонна с солдатами, летают вертолеты, по джунглям рыщут и гринго, и наша жандармерия, в такое время документы должны быть в полном прядке... – он придвинул к себе толстую растрепанную книгу и ловко раскрыл ее в нужном месте. – Как мне вас зарегистрировать, сеньор? – И нацелился на чистую графу старомодной авторучкой. Мазур не без внутреннего злорадства сказал:

– Меня зовут Джон Стьюгенботтхед.

Ремесло содержателя гостиницы, если заниматься им достаточно долго, непременно воспитывает в человеке терпение и выдержку. Старикан остался непроницаемым, но явственно вздохнул. Переспросил кротко:

– Простите, как ваша фамилия?

– Стьюгенботтхед, – сказал Мазур, ухмыляясь про себя.

Однако он недооценил старикана. Тот разделался с проблемой молниеносно – попросту придвинул Мазуру толстенный гроссбух и попросил, не моргнув глазом:

– Напишите уж сами, а то я человек необразованный, темный, могу исковеркать вашу благородную фамилию, и сеньор, быть может, будет задет... Поставьте число, потом фамилию, потом распишитесь, и на этом с формальностями будет покончено...

Мазур бросил на страницу, заполненную лишь наполовину, пытливый взгляд. Согласно проставленным датам, сегодня, до его появления, в отеле зарегистрировались три постояльца. Быть может, все трое и были его добрыми друзьями. Или двое. Или один. Или – никто. Он представления не имел, под какими именами выступают остальные пятеро. Никто из шестерки не знал, какие имена и подданство получили другие – так надежнее, правила игры...

Он поставил дату, вывел фамилию и неразборчиво расписался. Придвинул книгу хозяину. Тот, небрежно ее захлопнув, осведомился:

– Путешествовать изволите?

Ему наверняка было скучно торчать тут в полном одиночестве. К тому же интерес мог быть и профессиональным – мы, знаете ли, не вчера родились, и прекрасно знаем, что повсюду на свете гостиничный персонал оказывает специфические услуги соответствующим органам. Что ж, австралиец с непроизносимой фамилией вовсе не был угрюмым, нелюдимым, наоборот, рубаха-парень, болтун и весельчак, готовый чесать язык с любым встречным-поперечным и скрывать ему абсолютно нечего...

Старательно поддерживая свой сценический образ, Мазур поудобнее облокотился на стойку и с ухмылкой сказал:

– Вы, должно быть, имеете в виду, не турист ли я? Да что вы, сеньор, ничего подобного. Вот уж не думал, что парень вроде меня похож на туриста – с одним-то жалким рюкзачком и полупустым карманом? Я моряк, знаете ли. Из Австралии. Слыхали?

– Ну, как же. Когда-то учил в школе. У вас там кенгуру и бумеранги... Значит, сеньор – моряк? Это, должно быть, так романтично? Я в детстве хотел сбежать из дома и устроиться юнгой на корабль... Не получилось. Романтично, должно быть...

Издевался или говорил серьезно? Хрен поймешь... Мазур терпеливо продолжал:

– Помилуйте, сеньор, какая там романтика? Лет сто назад – быть может, хотя крепко сомневаюсь... Работы много, а денег мало. Вот я и решил сменить профессию. В порту мне встретился один сеньор, и у него была совершенно точная карта богатого клада, закопанного в те времена, когда ваши прадеды здесь воевали за независимость...

Старик произнес мягко, чуть свысока:

– Молодой человек, таких карт обычно в тысячу раз больше, чем кладов...

– Вот и я очень быстро пришел к тем же выводам, – сказал Мазур, – и вовремя, сдается мне, пошел на попятный, так что не успел потерять ни денег, ни жизни. Махнул на все рукой и потихонечку убрался из этого самого кладоискательского лагеря. Предлагал то же самое сделать другим, но они не послушались. Ну, это их проблемы. Нет там никакого клада. А вот в чащобе бродят не только ягуары, а и герильеро. Прихватит полиция, оправдывайся потом... Короче, я решил возвращаться в порт. Документы в порядке, подыщу хорошее судно – и снова в море. Это надежнее, чем гоняться за несуществующими кладами... У вас в горе не найдется работы для парня вроде меня? Я бы с удовольствием подработал где-нибудь пару месяцев.

– Даже не представляю, где у нас может найти себе применение моряк... А что вы еще умеете, сеньор?

Мазур старательно задумался:

– Ну... Машины вожу неплохо. Знаю моторы. Силенкой бог не обидел, смею думать. – О своем умении неплохо стрелять он упоминать не стал – такоевряд ли сойдет за достоинство, скорее насторожит...

Старик непритворно озаботился:

– Не знаю даже, что вам и сказать с ходу, сеньор... Жизнь у нас простая и незатейливая, рабочих хватает, местным уроженцам негде руки приложить. Такое уж местечко. Вот в двадцатые годы, когда был каучуковый бум... Вы не слышали про каучуковый бум? О-о... Через наш городок проходила дорога на север, в Урупарибу, а уж там-то был настоящий размах... Дворцы из привозного мрамора, оперный театр, скопированный с какого-то знаменитого европейского, и там пели европейские звезды... А потом бум прошел. Насэто задело гораздо меньше, а вот Урупарибу превратился в город-призрак – со всеми его мраморными дворцами, фонтанами и прочей роскошью. Люди разъехались, город совершенно обезлюдел, разрушается помаленьку, все заросло кустарником и опутано лианами... Вы знаете, я порасспрашиваю. Вдруг да понадобится кому-то толковый водитель или механик. Нашилюди, признаться, с моторами возиться не любят, а иногда без этого не обойдешься...