Александр Бушков - Охота на пиранью

– Сесть! – рявкнул над ухом голос.

Неуклюже изогнувшись, Мазур сумел опуститься наземь, не встав на колени и не упав. Чьи-то руки легли на плечи, несильно пригибая к земле, и тут же ногу дернули – это расшнуровывали кроссовки, которые тут же содрали вместе с носками.

– Ольга! – громко позвал Мазур.

Думал, врежут. Нет, не стали. Ольга отозвалась откуда-то поблизости:

– Я-а!

– Как жизнь?

– Они меня разули.

– Наркоманы, – сказал Мазур. – Носки нюхать собрались, – он говорил громко и бодро, подбадривая ее. – Они тут...

Замолчал, получив ощутимый подзатыльник. Прислушался к окружающему, изо всех сил напрягая слух – в ушах еще вязнул грохот двигателя.

Он мог и ошибаться, но не похоже, чтобы их привезли на б о л ь ш о й аэродром, в какое-то шумное место, где много техники и людей. Очень уж покойная тишина вокруг – слышно, как переговариваются несколько человек, как негромко стукнул какой-то предмет – вероятнее всего, положенный на землю автомат. И все. Ни одна машина не проехала, ни один авиадвигатель не шумит.

Зато вскоре послышались другие звуки, свойственные скорее деревне, чем военной базе любого размера – стук тележных колес и размеренный лошадиный топот. Ошибиться Мазур никак не мог. Это была телега, и она ехала прямо к ним. Скрип, топот... И громкое: «Пр-р-р!» Пахнуло лошадиным запахом. Новый, незнакомый голос с интересом спросил:

– Как поохотились, ребятки?

– На высший класс, – рядом с Мазуром произнес капитан. – Еще одна парочка, и мужик тебе не какой-нибудь интеллигент, а отставной майор. Это плюс?

– Может, Толенька, и плюс. Там посмотрим, – голос был не особенно приятный, елейно-ехидный. – Девочку не трогали?

– Да вы что, Кузьмич...

– Ну смотри, Толик, смотри. Ты уж не подводи старика, а то мне за тебя холку свою собственную подставлять неохота, своя, не у дяденьки...

– Кузьмич, в натуре...

– Верю, милый. Только отчего это у нее на чистой тельняшечке грязная пятерня отпечатана? Вы бы хоть ручки блудливые мыли поутру... Кто? – в голосе, определенно принадлежавшем пожилому человеку, прорезался металл. – Ну что, я вас уговаривать буду?

– Ну, я потрогал чуток...

– Мишенька, сокол мой, – металл вновь сменился елеем. – А объясни-ка ты этому обезьяну заморской породы орангутан, что если хозяин сказал «этак», то и быть должно этак, но уж никак не «так»...

Х-хэк! Судя по звукам, кому-то влепили увесистую плюху, может, даже не голой рукой. Кто-то рухнул, застонал-заскулил, сдерживая вопли, давясь.

– Нар-роды... – грустно произнес Кузьмич над самым ухом Мазура. – Сколько вам ни объясняй, что гнилой Запад силен дисциплиной, все по расейскому обычаю гнете... Толенька, ты его убери с глаз моих, пока я не осерчал окончательно, в кандидаты его не назначил...

Слышно было, как ушибленного торопливо уволакивают.

– А поехали, пожалуй что, – произнес Кузьмич. – Усадите-ка дорогих гостей на повозку со всем вежливым бережением...

Мазура подняли, повели вперед. Почти сразу же он ткнулся животом во что-то похожее на шлагбаум. И догадался – край телеги.

– Ну, лезь, – подтолкнули его. – Чего корячишься?

Мазур, не шелохнувшись, бросил:

– Колпак снимите.

Колпак и не подумали снять – но несколько рук подхватили его, дернули вверх и не особенно грубо опустили на сено, под которым угадывались доски. Короткое ойканье Ольги – и Мазур почувствовал ее рядом. Кто-то причмокнул, вожжи хлопнули по лошадиному боку, и повозка тронулась, чуть подпрыгивая на невысоких ухабах.

Судя по дыханию и случайным прикосновениям, кроме Мазура с Ольгой на телеге сидели еще двое-трое мужчин. От них пахло хорошим одеколоном, ненашенской туалетной водой и послабее – неповторимым, въевшимся в подсознание за долгие годы ароматом ружейной смазки. Колеса определенно на резиновом ходу – очень уж мягко идет повозка.

Все молчали, только возница порой покрикивал на лошадь порядка ради. Когда прошло минут десять, Мазур решился:

– Кузьмич, а Кузьмич!

– Чего тебе, голубь? – почти сразу же отозвался над самым ухом уже знакомый голос – спокойный, чуточку усталый.

– Колпак бы снял.

– А что, невтерпеж?

– А кому понравится?

– Охо-хо... Колпак, конечно, можно и снять, дело нехитрое. Только ты уж, голубь, давай без глупостей. Побежишь еще, а ребятки по тебе и пальнут сгоряча, бегущий – мишень азартная... Жену молодую вдовушкой оставишь посреди тайги. Да и куда тебе бежать, сам подумай... Ты глаза зажмурь, чтобы с отвычки светом не резануло.

Мазур зажмурился. Грубая ткань поползла вверх по его лицу. Упоительной волной ударил свежий воздух. Втягивая его полной грудью, словно редкое лакомство, Мазур медленно-медленно приоткрывал веки – но все же свет ослепил, пришлось заново зажмуриться. Понемногу растаяли мельтешившие перед глазами радужные пятна, и он смог разглядеть нежданных попутчиков.

Их оказалось целых четверо. Лица возницы он не видел – одну широченную спину. Кузьмич и в самом деле был пожилой, лет шестидесяти, а из-за длинных усов и окладистой бороды казался еще старше. С морщинистого лица смотрели с извечным мужицким лукавством ярко-синие, как бирюзовые шарики, глаза. Физиономия невероятно благообразная – отчего-то сразу верилось, что и нож под ребро этот старичок божий загонит словно бы нехотя, изображая всеми морщинами печаль и тягостную необходимость поскорее покончить со столь неприятным делом. Врагов с такими физиономиями нужно убивать непременно в первую очередь, оставляя остальных на потом...

Остальные были – два ражих молодца лет под тридцать, один с вполне современными усиками, другой – чисто выбритый. С первого взгляда ясно, что это не более чем шестерки, а главный тут – старикан, опасный, как гремучая змея.

Но самое удивительное – одежда. Все трое одеты так, словно вынырнули из года этак девятьсот шестнадцатого – или приехали прямиком со съемок сибирского боевика прошлых лет вроде «Угрюм-реки» или «Тени исчезают в полдень». Длинные рубахи навыпуск, крученые пояски, долгополые поддевки, заправленные в начищенные сапоги шаровары, черные картузы с лаковыми козырьками. Кузьмич еще при черной жилетке с часовой цепочкой поперек живота. Не бутафорские наряды из крашеного ситчика, а настоящая, добротно сшитая из хорошей ткани одежда старинного фасона. Однако под полой у Кузьмича, под мышкой чернеет вполне современная кобура, весьма смахивающая на неподдельную «Бианчи», модель Х-88, и из нее торчит внушительная пистолетная рукоятка, судя по эмблеме на щечках и головке курка – «Кольт-коммандер». Это не зацепка, нынче в частных руках масса импортных стволов – у молодого бритого, в синей рубашке в белый горошек, на коленях лежит, кстати, вполне отечественный АКСУ...

– Вот они мы, голубь, – сказал Кузьмич. – Какие есть. Что, не нравимся?

– Не особенно, – признался Мазур. – И с жены капюшон снимите, коли уж такие добрые...

– А чего же? Мишаня, сними. И почему это мы тебе, голубь, не нравимся? – благодушно спросил Кузьмич.

– Не привык я, старче божий, таким вот макаром в гости ездить...

– А это уж кому как повезет, по гостю и честь...

– Загадочки любишь? – спросил Мазур.

– Куда уж мне, скудоумному...

Мазур откровенно озирался. Повозка катила по неширокой таежной дороге, вокруг вздымались высоченные кедры – темно-коричневые морщинистые стволы, густые кроны. Если начерно подсчитать примерную крейсерскую скорость вертолета и нынешнее положение солнца, выходило, что их уволокли куда-то на восток – с небольшим отклонением к северу, градусов на десять. Километров на сто в глубь тайги. Прокачать в уме карту? Нет, потом, в спокойной обстановке, если таковая выдастся...

Он перекатился влево и сел, свесив ноги с высокой телеги. Усатый молодец так и прилип к нему напряженным взглядом сторожевой овчарки.

Вообще-то, если творчески прикинуть, Мазур даже со скованными за спиной руками мог завалить всех четверых пусть и на движущейся повозке. Если у них нет за спиной определенной спецподготовки – шансов у него процентов восемьдесят. Одно-единственное уточнение: для полного успеха валить их следует всерьез. Насмерть, без всяких полумер. А вот с этим как раз и не следует торопиться. Дело даже не в Ольге, повисшей гирей на ногах. Пока есть еще серьезная вероятность, что это идет проверка, не следует увлекаться штамповкой жмуриков. За излишнюю торопливость свободно можно нахватать массу штрафных очков, у него наверняка есть дублеры на предстоящую операцию – а Мазуру и в самом деле что-то захотелось покрасоваться в контр-адмиральских погонах...

– Ну, и что все это значит? – сердито спросила Ольга, уставившись на благообразного старичка – молодец, тоже вычислила старшего. Мазуру нравилось, как она держалась – а ведь не могла не сообразить, что дело нечисто...

– Да что ж это может значить, голубка... – поиграл морщинами Кузьмич. – Неожиданности жизни, вот тебе и весь сказ. Хозяин у нас, милая, гостеприимный. Скучно ведь в тайге без интересных гостей, сама понимаешь. Невзначай и озвереть можно, не заметишь, как шерстью зарастешь. Вот и приглашает со всей душой, а мы люди маленькие, и дело наше подневольное, рады стараться...